Читать книгу "Ярослав Умный. Конунг Руси - Михаил Ланцов"

– Да.

– Нет.

– Да.

– Ты серьезно?

– Серьезно.

– Да зачем тебе мечи? Их все равно никто в бою не использует.

– Ты заблуждаешься. Хочешь поспорить?

– То, что ты со своим мечом ловко управляешься, – я знаю. Но ты ведь мечи хочешь дать воинам. Им-то они зачем? Им копье да топор сподручнее.

– Давай покажу… – произнес Ярослав и предложил Малу немного поупражняться.

Мал взял круглый, плоский щит, к которому привык, и палку, имитирующую копье. Конунг – овальный, выгнутый щит дружинника и короткую палку, для имитации гладиуса. И они закружились.

Кузнец пытался опрокинуть нашего героя ударом ноги в щит. Наскоком. Или еще как. Не выходило. Пытался поразить легким копьем. Но довольно высокий овальный щит позволял парировать выпады копья легкими движениями. Легко и непринужденно. Сам же Ярослав просто издевался над Малом своим «огрызком». То в плечо его уколет, то в ногу. То ногу так и вообще вроде как подрежет. Копье давало дистанцию. Но легкое копье давало небольшую дистанцию, и Ярослав, пользуясь правильной стойкой, легко ее прорывал, вынуждая кузнеца отступать.

Потом тот психанул и взял кривую палку, которой можно было имитировать топор. Но и тут ничего не вышло. Ярославу стало даже легче, так как удары по ногам прекратились. А высокая кромка овального щита позволяла легко блокировать топор, принимая удары его древком. Сам же конунг продолжал своего оппонента троллить уколами из-за щита, с которыми тот ничего не мог сделать. Он ведь не знал – сверху или снизу пойдет удар до самого момента, ведь рука Ярослава с палкой, имитирующей гладиус, была укрыта за щитом. Поэтому отражал эти выпады лишь изредка.

– Твоя взяла! – бросив в сердцах палку и щит, воскликнул Мал.

– Неужто устал?

– Злой ты.

– Я злой? Ты же говорил, что воину сподручнее с копьем или топором. Вот я и показал – не всегда. В чем же я злой? Так-то да, я с тобой полностью соглашусь – с копьем биться дело годное. Особенно в строю. Но топор… он не лучше правильно примененного меча.

– И где же меч так применяют?

– Сейчас? Нигде. Так дрались ромейские легионеры в прошлом. И именно таким образом они перерезали бесчисленные толпы германцев да кельтов. И щит, кстати, тоже их. Только ныне тактика эта забыта и заброшена. А зря.

– Ну… не знаю… – покачал головой Мал.

– Я знаю. Поверь, тяжелая римская пехота – это такой аргумент, против которого никто не поспорит.

– И где ты ее возьмешь-то?

– Так мы ее и выращиваем. Али не понял?

– Выращиваем? Римскую пехоту? Тут? Ты верно шутишь! Где Рим, а где мы?!

– Рим – это не только город. Рим – это дух. В тех краях уже от Рима старого ничего не осталось. Он истлел. Пал под ударами распрей. Обрушился. А на его руинах живут ныне германцы и их союзники.

– А как же ромейцы?

– А что в тех ромейцах от величия Древнего Рима? – с горькой, печальной усмешкой спросил Ярослав. – Они также живут на руинах былого величия. Современные ромеи – они совсем иные. Они… давно уже не ромеи. Ни по духу, ни по вере, ни по делам, ни по нравам. Это греки, это армяне, это славяне, это какие угодно народы, только не ромеи. Старые ромеи, что завоевали полмира, они держались Перуна и Макоши, а не распятого бога. Правда, они звали их иначе, но так и что? У них в жизни, в бою и в смерти были другие взгляды и желания… эти же… это их жалкое подобие, погрязшее в интригах и религиозном мракобесии.

– Что же ты хочешь? Если все это умерло… былого не вернуть.

– Ошибаешься, друг мой. Вернуть. Очень даже вернуть. Мы с тобой вместе уже практически воскресили тот кусочек древнего величия, что некогда наводил ужас на земли многие месяцы окрест. Мы с тобой. Осталось немного. Еще чуть-чуть, и этот младенец народится. Сразу ВОТ с такими зубками. И мне нужно, чтобы ты мне помог в этом.

– Помог? – серьезно спросил Мал, глядя Ярославу в глаза. – А не выпустим ли мы древнее чудище? Вряд ли Боги его прибрали просто так.

– Кто знает? – пожал плечами конунг. – Может, и выпустим. Но это будет наше чудище. И сражаться оно будет за нас. В конце концов мы должны будем как-то защищаться от хазар и викингов. Почему не так? Да и не Боги его прибрали. Люди. Сами люди. Которые погрязли в распрях и алчности.

– А после того, как защитимся? – остро взглянув на Ярослава, спросил Мал. – Ты ведь, мню, и далее заглядываешь.

– Заглядываю.

– И что будет там?

– Шанс. Большой шанс.

– Для тебя?

– Для всех нас.

– Хм… – хмыкнул кузнец и после довольно долгой паузы кивнул, вроде как соглашаясь.

После чего они вернулись к беседе. А Ярослав хотел обсудить с ним еще много вопросов. Наш герой хотел проговорить с главным кузнецом Гнезда и выделку новых конных пик, длинных, клееных, чтобы можно было издали доставать хазар в сшибке. И старых римских арбалетов. Тех, что простые, как мычание, состоящие из обычного тугого лука, привязанного к ложе с примитивным спусковым механизмом. Довольно большим луком. Но в III–V веках Западная Римская империя таким оружием нередко вооружала федератов, и те им вполне успешно пользовались. И прочее, прочее, прочее. Так что ушел Ярослав от кузнеца, когда уже смеркалось, оставив массу бумажек с записями и зарисовками…

После этой беседы Мал изменился. Ближайшим вечером он долго не мог заснуть, терзаемый мыслями. Конунг ему уже обрисовал масштабы мира. Описал некогда грандиозное величие Древнего Рима, по сравнению с которым они были жалкими песчинками. Про те улицы… те храмы… те стены… те дома… те – старые, возведенные многие столетия назад. Причем приукрасив все. Сам Мал однажды ходил в Константинополь по юности. По дурости. Чуть не погиб. Но впечатлений от города набрался. И сумел осознать ту доносимую конунгом идею о том, что Константинополь в эти годы – лишь жалкая тень того, старого Рима периода расцвета. И она его впечатлила. Сегодня впечатлила…

Кузнецу было очень не по себе. Он раньше слушал рассказы Ярослава, и ему казалось все это таким далеким… таким сказочным… таким ненастоящим. Простыми байками. А теперь, внезапно, Мал осознал себя в самой гуще удивительных событий. Хуже того – их творцом. Понятно, что все это давно погасшее величие пытался пробудить Ярослав, но именно в эту ночь кузнецу показалось, что если конунг – голова, то он – руки этого великого дела. Он лежал, не в силах заснуть, и грезил. В его голове вихрями вились мысли сопричастности с чем-то грандиозным, практически божественным. Ведь это его топорами рубили бревна на крепость, его лопатами копали ров для нее же, его пресс-форма формировала кирпичи, его кольчугами вооружали дружинников… А что будет дальше? А что будет потом? У Мала аж дух захватывало.

Наверное, так же себя чувствовали шахматисты в Нью-Васюках, растревоженные словами Остапа Бендера. За одним исключением. Ярослав не врал в главном. Может быть, чуть-чуть приукрашивал, но не врал. Впрочем, людям это было и неважно… в такую ложь многие бы поверили…