Читать книгу "Говорящая с призраками. Дитя Ноктурны - Нина Линдт"

Она закрыла глаза, и душа сама пустилась в полет, словно только и ждала позволения. Сначала Настя неслась в каком-то прохладном и приятном тумане, ничего не видела и не слышала. Только наслаждалась полетом. А потом резко вынырнула из него, как из облака, и увидела под собой обожженные остовы лесов.

В течение долгих изматывающих часов она поднимала из земли робкие ростки новых деревьев, помогала пробиваться траве и цветам, возвращала птиц и животных. Ей удалось восстановить только маленький кусочек леса, прежде чем в изнеможении опуститься на выращенный мох и закрыть глаза.

Когда Настя очнулась, оказалась у себя. Не было сил двигаться и говорить. Плакать тоже не было сил. Но с сожалением она поняла, что кое-что осталось неизменным даже после изнуряющей работы.

Легче не стало.

Фантомная боль. В медицине есть такое понятие. Когда тебе ампутируют конечность, мозг не может смириться с потерей. И конечность болит, хотя ее нет. Это боль-обман, боль-эхо, рождаемое в голове. После смерти демона Настя испытывала такую боль. Солнечное сплетение не могло смириться с ампутацией. Тяга, что существовала между ними, связь, рассеченная его смертью, продолжала существовать в ней. И это было очень больно. Не было наркотика, лекарства, заговора, способных унять эту боль. Иногда хотелось кричать и выть. Плакала ночами, потому что видела его во сне. Боль уходила, когда она во сне проводила пальцем по контуру губ демона, запоминала взгляд и улыбку. Она просила его вернуться. И просыпалась от боли. Ей понадобится время, очень много времени, вечность, чтобы забыть его.

— Я никогда не думала, что любить так больно, — сказала однажды Настя во время паузы в кафе.

Пепе она ничего особо не рассказывала, но знала, что он читает на ее лице эмоции так же, как угадывает их у посетителей. Она знала, что он давно ждет этого разговора, чтобы поддержать ее, но до сих пор начинала плакать при одной мысли о Самаэле. Теперь она нашла в себе силы.

Пепе прочистил горло, снял очки, протер их и снова надел. Его стариковские руки, испещренные венами, морщинками и пятнами, действовали уверенно. Затем он поднял на Настю почти бесцветные от времени глаза.

— Любить по-настоящему. Это больно. И не важно, счастливая любовь или несчастная. Даже если бы твой возлюбленный был рядом, все равно было бы больно.

— Но не так.

— Иначе, конечно. Но боль в настоящей любви переплетена со счастьем. Она как терновый венец на челе абсолютного прощения. С ней надо научиться жить.

— Дышать я научилась. Но жить… Это не жизнь, Пепе. Это просто жалкое существование ампутированной конечности. Я больше не целое, я ополовинена. Знаю, что должна быть цельной без него, но не могу, потому что…

— Потому что он никогда не будет целым без тебя.

— Мы труп, разрубленный надвое. Вот и все. Есть такие встречи в жизни, которые навсегда.

— Видишь ли, Настя, каждый из нас свободен. Мы думаем, что мы связаны. Но мы свободны и одиноки. Великий подвиг заключается в том, чтобы объединить две свободы, а не заключить в одну камеру двух узников. Когда вы свободны, когда между вами — небесный ветер, тогда вы можете выбирать, быть ли вместе. И это решение будет свободным для каждого из вас. Ты не заставишь его вернуться.

— Я знаю. Я свободна. Я мертва и свободна. Я выбрала это сама.

— Теперь дождись, что выберет он.

Настя вздохнула. Разговор имел смысл, страдай она от безответной любви. Но она страдает не от любви, а от потери любимого. Она отпустила его, желает ему счастья, хочет свободы для него. Но залатать пустоту внутри себя гораздо тяжелее. И практически невозможно, когда на месте этой пустоты был демон.

Раньше, когда она слышала выражение «сердце кровью обливается», она думала, что такое невозможно. Это глупое выражение: сердце качает кровь, оно не может ею обливаться. Но, видимо, иначе передать ту боль, то огромное отчаяние, что ложится на сердце, вспарывает его железными и ядовитыми шипами, источая ощущение необратимости происшедшего горя, невозможно.

А мир тем временем восстанавливался после незавершившегося Апокалипсиса. Люди стремились извлечь уроки из пережитых в краткое время эпидемий и катастроф, агенты возвратились на свои прежние посты. Пока еще неясно было, что будет дальше. В гибель графа Виттури не верилось не только Насте. Агентства пока не распались окончательно.

Она сама решила побыть некоторое время в Барселоне. Появляться в том состоянии, в котором она была, перед семьей было невозможно.

У всех них были ключи от агентства, и когда она открыла уже знакомую дверь, то заплакала, понимая, что Лика уже не угостит чаем, а Цезарь не попросит зайти в кабинет для очередной лекции. Без них агентство казалось таким пустым. Шаги раздавались гулко, словно в пустоте.

Она нашла на кухне остатки приготовленного Ликой печенья и напилась соленого чаю, давясь слезами. Потом приняла душ и съездила за вещами: жить с Юкой и Мартином она бы не смогла. Выходя из квартиры ребят, она остановилась и позвала домового. Он не появился, но сумка качнулась и стала тяжелее в ее руках.

Она прожила в агентстве несколько тихих дней, работая над восстановлением мира, все остальное время просто существуя. Домовой и правда переехал: помещение уже не казалось таким пустым и брошенным, то и дело раздавались чьи-то шаги и поскребывания. Она не боялась. Она так устала, что даже страха не испытывала. А когда она плакала ночами, домовой сидел рядом, смотрел сочувственно круглыми желтыми глазами и нежно слизывал слезы с щек.

Итсаску и Серж были единственными, кто постоянно навещал ее в эти дни, тормошил, заставлял гулять и тренироваться. В ней все еще бродила сила Матери, хоть ее интенсивность схлынула после сражения. Настя ждала, когда Мать вернет себе ее всю. И оставит ее окончательно опустошенной. Интуиция подсказывала, что долго она после этого не проживет. Слишком привыкло тело к постоянному току энергии.

Локи и Рита уезжали в Ирландию. Они заехали в агентство попрощаться. Пришел и Диего, невесть где пропадавший все это время. Рита, обнимая Настю, не могла сдержать слез.

— Все будет хорошо, земная, — врала она, перебирая Настины волосы. Настя кивала, слушала ее хрипловатый голос, обнимала крепко, как сестру. Ведь Рита тоже страдала от гибели графа Виттури. Она любила его. Но в то же время у королевы ведьм был Локи.

Рита знала, что вряд ли увидит Настю живой по возвращении. Девушка уже была измучена горем и совсем бы растаяла, если бы не постоянный надзор Итсаску. Вампирша подкладывала ей на тарелку стряпню Сержа и следила, чтобы Настя все съела. Просто удивительно, какое сердце скрывается порой под броней равнодушия и сарказма. Если бы не Итсаску с Сержем, разве Настя выдержала бы так долго?

Рита покачала головой. Вампирша сражается напрасно. Без той связи, что была между графом Виттури и Настей, ни один из них в отдельности долго не продержался бы. Итсаску лишь оттягивает ее конец.