Читать книгу "Российский анархизм в XX веке - Дмитрий Рублев"

Критике была подвергнута позиция, связанная с ожиданием экономического истощения воюющих государств как фактора перехода к миру. Так, Волин указывал, что обе стороны, особенно Германия, эффективно решают хозяйственные проблемы, используя методы государственного регулирования производства, распределения ресурсов и организации потребления. В силу этого экономический кризис может наступить после окончания мировой войны, как следствие сокращения объемов военно-промышленного комплекса. Предпосылками революции, полагал он, являются развитие революционного сознания трудящихся и рост антивоенных настроений, а ее средством – массовые социальные движения.

Говоря о перспективах социальной революции, анархисты предполагали, что одним из последствий войны станет разочарование трудящихся в социал-демократических партиях, дискредитированных сотрудничеством с правящими кругами. В результате наступит «отрезвление масс от навеянного им буржуазией и социал-демократией государственнического гипноза» и «перемещение народного сознания в сторону антигосударственности». Редакция «Рабочего знамени» предполагала, что последствием войны станет «начало массовой борьбы против Государства и Капитала, начало массовой борьбы за Анархию».

Однако в вопросе о характере социальной революции можно обнаружить определенные разногласия. Среди анархистов преобладала точка зрения о немедленном воплощении в жизнь анархо-коммунистической общественной модели. Так, Музиль утверждал, что уже в ходе ближайшей революции необходимы «разрушение всех учреждений, составляющих настоящий буржуазный порядок», а также «создание самостоятельной и вольной организации освобожденных масс на место разрушенного государственного строя». Одна из сотрудниц «Набата» конкретизировала эту позицию, предполагая, что социальная революция завершится созданием «Трудового Союза (Конфедерации) Народов Европы на основах анархического коммунизма, […] к которой постепенно примкнули бы подобные же Конфедерации других континентов, чтобы слиться в одну общую Трудовую Конфедерацию Человечества без границ между народностями». В том же духе высказывалась редакция «Рабочего знамени»: «Анархия – наша цель, Революция – наш лозунг. С этим единственным лозунгом должны мы идти в народные массы, его должны мы нести и в войска».

Свой анализ перспектив социальной революции предложил и В. Волин, полагавший, что неизбежным последствием ее победы в нескольких или одной из воюющих стран станет революционная война против империалистических государств. «Прежде всего, и скорее – революция, а затем или заодно с тем – революционная освободительная война против всех видов насилия и против всех его носителей, русских, немецких и иных», – писал он. Волин фактически предугадал, в самых общих чертах, ход событий в 1917–1918 гг. в России и Германии. Оценивая ситуацию осени 1915 г. и проводя аналогию с событиями русско-японской войны, он указывал на поражения, как обстоятельства, благоприятные для развития социального недовольства, а как следствие – и массового революционного движения. «Россия в настоящее время терпит, по-видимому, окончательное и решительное поражение, и […] в связи с таковым, внутри страны растет недовольство, начинается брожение, напоминающее по своему характеру, „смутное время“ 1904-[19]05 годов. Пусть ужас охватывает при мысли о той цене, какую платит русский народ истории за счастье быть еще раз побитым в войне… Поражения и их последствия могут, должны дать новый толчок русской революции… И на этот раз, если только революция начнется, она будет иметь серьезные шансы на успех». Возможность аналогичного развития событий он рассматривал и в отношении Англии и Франции, полагая, что все же победа Германии вызовет рост милитаристских и империалистических тенденций в ее внутренней и внешней политике. В силу этого, после поражения России и начала революции, исторически необходимым становится военное поражение Германской империи, ведущее, в свою очередь, к революционному взрыву на ее территории.

Описывая в этом контексте перспективы революционных процессов, Волин выражал надежды, что затем империалистическая война превратится в социально-освободительную и антиимпериалистическую, вызвав революционную волну во всех воюющих странах. Россия, таким образом, рассматривалась как потенциальный очаг мировой анархической революции. Анархисты, полагал Волин, в этой войне должны были придерживаться своих традиционных лозунгов и целей, стремясь к наиболее полному воплощению в жизнь идеалов анархического коммунизма: «революция и борьба революционного народа со всеми видами господства и насилия, вплоть до возможного максимума достижений».

Вместе с тем события Первой мировой войны заставили ряд анархистских публицистов изменить взгляд на перспективу социальных преобразований. Неспособность рабочих организаций предотвратить мировую войну, бессилие революционного синдикализма делали актуальными изменения в постановке целей, стратегии и тактике этого движения. Так, Гогелия и Ге пришли к отрицанию организационной роли профсоюзов в формировании анархо-коммунистических отношений. Поскольку профсоюз вырастает из реалий классового капиталистического строя, он должен прекратить свое существование в процессе социальной революции. Функции организаторов производства на коммунистических началах должны принадлежать новым структурам, которые возникнут уже в период революционных перемен. «Синдикат, прежде всего орган борьбы с капиталистическим строем в рамках капиталистического же строя; синдикат […] есть порождение капитализма; это два явления, связанные между собою как причина и следствие, – исчезает причина, должно исчезнуть и следствие», – писал Гогелия. За массовыми революционно-синдикалистскими профсоюзами он оставлял лишь роль среды для пропаганды анархистских идей, «в которой неустанная сознательная пропаганда вырабатывает сознательных борцов за лучшее будущее». Отмечая вырождение анархистского руководства ВКТ в профсоюзную бюрократию, Гогелия пришел к выводу о несовместимости занятия руководящих постов в синдикатах с взглядами анархиста. Он полагал, что анархисты должны оставаться лишь рядовыми активистами.

Ге заявил, что синдикат вообще не может играть роли организации для борьбы с капиталистическим строем, поскольку он ведет борьбу «лишь с отдельными предпринимателями в узких рамках своей профессии». Отрицал он и ведущую роль рабочего класса в социальной революции, которая совершается не рабочими, «а более широкой категорией – народом». В итоге Ге пришел к выводу, что борьба с капиталистическим строем есть борьба политическая и поэтому «синдикатами вестись не может, ибо синдикаты – организация не политическая, а экономическая». И. Гроссман, не отрицая выводов о роли синдикатов, сделанных Гогелией, выступал за создание в профсоюзах «активной оппозиции», на основе которой должны быть созданы анархические синдикаты.

Позиция этих авторов, получивших наименование «критических синдикалистов», вызвала острую критику со стороны «Голоса труда», от имени которого выступили Фишелев и Волин. Именно Лев Фишелев в статье «О революционном синдикализме» обосновал необходимость полного слияния анархистского движения с революционно-синдикалистскими профсоюзами, рассматривая последние как магистральное направление деятельности анархистов. «В то время как старая школа настойчиво отграничивает анархизм от революционного синдикализма (понимая последний термин не только как мировоззрение, но и как формулу рабочего движения), мы, анархо-синдикалисты, видим в революционно-синдикалистском движении или, точнее говоря, в организованном экономическом движении, отвергающем парламентскую технику и принявшем в качестве основания своей тактики прямое действие, – ту единственную силу, которая одна может осуществить социальную революцию в более или менее ярко выраженном анархическом, антигосударственном направлении», – писал Фишелев. Он утверждал, что «рычагом социального переворота являются революционные, автономные и беспартийные организации на экономической основе», революционный синдикализм же является единственной стратегией борьбы, которая может привести к установлению анархического коммунизма. Вместе с тем Фишелев считал, что синдикат, как организация, объединяющая пролетариат, должна оставаться формально беспартийной.