Читать книгу "Тайна царского фаворита - Елена Хорватова"

Я уж не говорю о том, что молодое поколение мужчин учат только убивать, убивать и еще раз убивать, не зная жалости, не обращая внимания на чужие стоны и кровь, и считать убийство личной доблестью.

А потом, когда приходит мир и солдаты становятся не нужны своим правителям, множество сильных мужчин, умеющих лишь нести людям смерть, не находят в себе сил остановиться и продолжают убивать и убивать… Но для общества они уже не герои, а преступники и исчадие ада!

Порой, когда таких людей становится слишком много, целые нации словно сходят с ума, и жизнь человеческая оказывается дешевле полушки, и кровь льется рекой, и гибнут великие царства, народы которых уничтожают сами себя… Не дай бог России дожить до подобных времен!

С трудом избавившись от этих апокалипсических видений, я решила подумать о житейском, о том, что нас всех волновало. Может быть, мистические явления в Привольном – дело рук обезумевшего поручика Степанчикова? Хотя бы даже черный всадник… Почему бы страдающему шизофренией юноше не вообразить себя кавалером восемнадцатого столетия, скажем светлейшим князем Потемкиным-Таврическим или благородным разбойником Ринальдо Ринальдино из дешевых базарных книжонок?

Войдя в образ, поручик мог нарядиться в плащ и старинную треуголку, вскочить на коня и понестись бог знает куда, пугая всех встречных… Мало ли что придет в голову сумасшедшему?

Но вот только эта демоническая раскраска на морде коня – пылающие круги вокруг глаз, сияющая грива… С тех пор как в России стали переводить книги Конан Дойла, даже ленивый знает – для того, чтобы придать животному устрашающе-демонический вид, следует использовать краску с фосфором, а потом выпустить раскрашенное чудовище в ночное время, когда состав начнет светиться.

В принципе человек, знакомый с криминальными романами, может покрасить фосфоресцирующей краской не только собаку Баскервилей, но и коня, корову, кошку, канарейку, кого угодно. И вот вам готовенькое сатанинское отродье, извергающее в ночи адский огонь. Практично и недорого. Только вряд ли указывает на психическую неуравновешенность преступника, напротив, свидетельствует о хитром, изворотливом уме.

Нет, с поспешными выводами относительно причастности Степанчикова к нашим театрализованным кошмарам торопиться не стоит.

Я было решила, что у меня выдалась пара свободных часов, и прикидывала, где бы еще покопать землю в поисках сокровищ и как обеспечить при этом собственную защиту во избежание новых нападений, когда няня отвлекла меня от практических мыслей, громогласно объявив:

– Господа офицеры пожаловали! Прикажете в гостиную проводить или сразу уж в столовой принять? Самовар еще не остыл. Я, кстати, и пирожочков напекла с грибками. Есть чем гостей попотчевать…

На пороге стояли Кривицкий и Степанчиков. При виде несчастного юноши, утерявшего, по словам доктора, здравый смысл, сердце мое испуганно вздрогнуло. Оставалось лишь уповать, что сегодня нечто неадекватное не придет ему в голову.

– Елена Сергеевна, мы взяли на себя смелость зайти в Привольное, проведать Анну Афанасьевну и штабс-капитана. Говорят, они прихворнули и вы даже приглашали к ним доктора, – пролепетал извиняющимся тоном Кривицкий, больше, чем когда-либо похожий на падшего ангела. – Не прогоните? Вы сегодня с нами почти и не побыли, а Анна Афанасьевна и вовсе не приходила в Гиреево. Жестоко лишать нас вашего общества.

Как ни странно, поручик Кривицкий совершенно растерял свой обычный самоуверенно-наглый тон, прикрываемый наигранным романтизмом. Более того, голос его звучал нервно, словно он и вправду опасался, что его прогонят, как паршивого кота, швырнув вдогонку сапогом.

– Ну что вы, господа, входите, – выдавила я из себя, стараясь быть любезной и гостеприимной. – Я вам очень рада. Уверена, и Анне Афанасьевне ваш визит доставит большое удовольствие. Прошу к столу. Полагаю, от чая со свежими пирогами вы не откажетесь?

Искренне надеюсь, что мои слова звучали со светской непринужденностью. Во всяком случае лицу я попыталась придать более бесхитростное и дружелюбное выражение, чем когда-либо. Раз уж находишься в одной компании с предполагаемым убийцей и сумасшедшим, лучше их лишний раз не раздражать. Что бы ни говорил мне агент Стукалин, господин Кривицкий продолжал оставаться у меня на подозрении, да и со Степанчиковым в свете открывшихся обстоятельств нужна определенная опаска.

Господа офицеры уселись у стола, и Кривицкий, к которому постепенно возвращалась самоуверенность, принялся в своей обычной манере болтать о том о сем, пересыпая речь радикальными замечаниями политического характера. Степанчиков тоже пытался вставить в разговор словечко-другое, но приятель весьма бесцеремонно затыкал ему рот.

– Елена Сергеевна, Борис мне слова сказать не дает! Это возмутительно! – по-мальчишески надулся Степанчиков. – Удивляюсь, Кривицкий, что ты вообще меня взял с собой в гости.

– Можешь приписать это своему личному обаянию и способности уговаривать. Но рот лучше не открывай, дружок, коли сказать нечего. Елена Сергеевна – дама образованная, истинная эмансипе, и ей твоя чепуха вовсе не интересна. Только глупенькая медицинская сестричка, мир ее праху, могла с восторгом слушать весь твой вздор.

Поручик Степанчиков, и без того выглядевший довольно уныло, совсем обмяк под строгим взглядом приятеля. Меня, честно говоря, покоробила подобная бесцеремонность Кривицкого. Не хватало еще, чтобы юношу, нервы которого и так расстроены войной, обижали у меня на глазах. Даже если поведение его, по выражению доктора, бывает несколько неадекватно, это не повод подвергать несчастного Степанчикова насмешкам.

В моем сердце поднялась горячая волна сочувствия, заставившая уделить бедняге побольше внимания.

Растаявший в лучах моего душевного тепла, поручик тут же, как павлин, распушил все перья и, к моему удивлению, принялся флиртовать.

Ну что ж, я, конечно, постарше юных офицериков, но, видимо, не настолько, чтобы во мне перестали видеть объект, достойный мужского внимания. Конечно, рано или поздно и я начну казаться молодым людям милой тетушкой, вроде госпожи Здравомысловой, но с этим я вовсе не тороплюсь.

Анна, сославшись на нездоровье, так и не вышла из своей комнаты, а Валентин все же спустился к гостям и посидел со всеми за столом. Тугая повязка на ребрах лишила его прежней подвижности. Он мог либо поворачиваться всем корпусом, либо обращал к собеседнику только лицо, оставаясь в прежнем положении, поэтому казался похожим на египетского фараона с древних фресок – голова в профиль, а грудь в анфас.

Не знаю почему, но мне показалось, что болезненное состояние штабс-капитана порадовало Кривицкого. С чего бы это, если поручик вовсе ни при чем? Интуиция порой задает такие задачки, что приходится мобилизовать всю свою логику для того, чтобы хоть как-нибудь их объяснить…

Впрочем, как неоднократно утверждал агент Стукалин, я вообще склонна подозревать Кривицкого во всех смертных грехах, может быть, поэтому внутренний голос и старался подбросить мне новую пишу для размышлений.