Читать книгу "Овечка в волчьей шкуре - Татьяна Полякова"

— Что ж… Андрей Шульгин и братья Арсеньевы находились вучилище в одно и то же время. Шульгин внезапно исчезает в Белоруссии, а ястановлюсь его женой. Значит, где-то пути Шульгина вновь пересеклись с одним избратьев, и тот решил, что бывший сокурсник неплохое прикрытие… Если исходить изтого, что Андрей честный человек, значит, мой муж — Странник.

— И что теперь? — очень серьезно спросил Вадим.

— В каком смысле? — удивилась я. Он закинул ногуна ногу, глядя на меня весьма сердито, а потом усмехнулся.

— Я понимаю твое желание тянуть время, но проделыватьэто до бесконечности невозможно. У моего начальства уже истощилось терпение. Тыживешь здесь достаточно долго, с тобой возятся как с малым ребенком, и тебе ужедавно пора вспомнить, если ты, конечно, не хочешь оказаться в тюрьме сперспективой пожизненного заключения.

— Думаю, до этого не дойдет, — почесав переносицу,заметила я. — Думаю, я скончаюсь тут же от сердечного приступа.

— Да? — Он попытался, чтобы «да» прозвучалоиронично, но вышло раздраженно.

— Да. — Я кивнула. — Видишь ли, пожизненныйсрок или любой другой, решает суд. Очень сомневаюсь, что кто-то, например ты,всерьез желает, чтобы я предстала перед судом.

— И после этого ты хочешь убедить меня в том, чтоничего не помнишь? — Он поднялся с кресла и, перегнувшись через стол,заглянул мне в глаза.

— Память — странная штука, — пожала яплечами. — Иногда воспоминания приходят в самый неожиданный момент.

— Это что, угроза? — засмеялся Вадим, и я в ответтоже засмеялась.

— Ты в самом деле думаешь, что я могу кому-то угрожать?

После этого разговора наши отношения заметно ухудшились.Теперь целыми днями я сидела в комнате в полном одиночестве, Вадим заходил нанесколько минут, обычно утром, с вопросом: «Как ты себя чувствуешь?» Охраны вдоме прибавилось, пищу мне теперь приносил охранник, а дверь запиралась наключ. Впрочем, эти предосторожности носили скорее демонстрационный характер,вряд ли кто-то всерьез верил, что я смогу покинуть дом, я-то уж точно неверила.

Прошло три дня. Утром Вадим вошел без стука и с порогасказал:

— У тебя максимум неделя.

— На то, чтобы вспомнить? — хмыкнула я.

— Именно. Лучше тебе поторопиться и не испытывать чужоетерпение.

Я попросила книг, мне отказали, телевизор отсутствовал, ивыходило, что моя комната — та же камера-одиночка, правда, с прекрасным видомиз окна, а это дорогого стоит. Видом я и наслаждалась, сидя в кресле иразмышляя. Может, они считали, что одиночество и безделье для меня наказание, авот я особых неудобств не испытывала, мне было над чем подумать.

Неделя прошла, Вадим не появлялся, и все словно забыли обультиматуме. В тот вечер я легла поздно, а заснула почти сразу же, и мне вновьприснился сон: лестница, комната наверху, но в этот раз я смогла как следуетразглядеть холл и резные перила. Я видела мельчайшие детали, испытывая странноеудовлетворение, как будто это было очень важно для меня. Поднялась по лестнице,вошла в комнату, огляделась, не включая света, и вздрогнула… Кто-то положилруку мне на плечо. Я проснулась и тут же зажмурилась, мне светили фонариком влицо.

— Вставай, — сказал Вадим.

— А что за нужда в фонаре? — удивилась я. — Унас что, свет выключили?

— У тебя три минуты на то, чтобы одеться.

Я оделась быстрее, трое вооруженных мужчин, не считаяВадима, бдительно следили за этой процедурой. Затем на меня надели наручники.

— Не хочешь объяснить, что происходит? — все-такизадала я вопрос.

— Я просил не испытывать чужое терпение, но ты не вняласовету.

— И что теперь?

— Скоро узнаешь.

Возле дома нас ждал микроавтобус, шторы на окнах опущены,охрана расположилась по обеим сторонам от меня, Вадим сел напротив. Очень можетбыть, что меня пристрелят в каком-нибудь безлюдном месте, но если честно, я вэто не верила.

Тяжелые ворота раздвинулись, и микроавтобус выехал наасфальтированную дорогу, в лобовое стекло я видела, как свет фар рассекаеттемноту ночи. Вадим наблюдал за мной из-под полуопущенных ресниц, симулируя легкуюдрему, меня это позабавило, и, решив не оставаться в долгу, я устроиласьпоудобнее, закрыла глаза и в самом деле вскоре уснула.

Машина резко затормозила, а я, открыв глаза, соннопосмотрела вокруг. По-прежнему было темно, ехали мы полчаса, не больше, а гденаходимся в настоящий момент, не разглядеть.

— Приехали? — зевнув, спросила я Вадима, он неответил. Боковая дверь микроавтобуса распахнулась, показался мужчина вкамуфляже и маске, внимательно посмотрел на всех по очереди и удовлетвореннокивнул. После этого мы покинули микроавтобус.

При свете прожектора я смогла увидеть деревянный одноэтажныйдом под шиферной крышей, какие-то хозяйственные постройки, забор, прямо за нимначинался лес. За моей спиной ворота, песчаная дорога вилась между высоченныхсосен, впрочем, видела я это несколько секунд, ворота закрыли, и теперьлюбоваться я могла двором с микроавтобусом в центре, резным крыльцом и колодцемсправа, ближе к забору. Вне всякого сомнения, это загородный дом, а чтобпристрелить человека, совершенно необязательно тащить его в обжитое место.

Один из охранников легонько толкнул меня в плечо и сказал:

— Пошли.

Мы поднялись на крыльцо, а мне вдруг пришло в голову, чтопроисходящее отдает дешевым боевиком.

Дом внутри казался больше, чем снаружи, меня провели узкимкоридором в комнату без окон, охранник кивнул на кровать в углу, но наручникине снял. Как видно, режим содержания решено было ужесточить.

В комнате, кроме железной кровати, застеленной армейскимодеялом, в одном углу находился умывальник, в другом унитаз за ширмой.Обстановка, близкая к спартанской. Дверь за мной закрылась, и ключ дваждыповернулся в замке.

В этой самой комнате я провела что-то около двух суток,точнее определить затрудняюсь, меня четырежды кормили, надо полагать, утром ивечером. В двери было проделано узкое окошко, с той стороны запиравшееся нащеколду. Оно открывалось, я протягивала руки, наручники защелкивались назапястьях, и я получала свою миску с едой. С моей точки зрения, все это былострашно глупо, но высказываться я не спешила.

Вадим появился только однажды, вошел, огляделся, сообразив,что сесть ему негде, нахмурился, точно это обстоятельство явилось для негосюрпризом, и, кашлянув, сказал:

— Привет.