Читать книгу "Призрачный омут - Адриана Мэзер"

– Стой. – Вытираю лицо рукавом. – Если есть что-то важное, говори.

– Кажется, не самое удачное время обсуждать то, что я выяснил, – хмурится он.

– О нет, уверяю тебя, момент идеальный, – упрямо заверяю я, хлюпая носом.

Бровь Элайджи вопросительно изгибается. Вижу, как он колеблется, ждет пару секунд и наконец вздыхает:

– Я узнал о Брюсе Исмее.

– Ого, круто, – говорю, отчаянно вытирая глаза.

– Саманта, ты уверена…

– Да, – выпаливаю, не давая ему закончить фразу.

Я сажусь на кровать, заваленную книгами и карточками по «Титанику».

– Читала, – я прочищаю горло, – что после крушения пресса разрывала Исмея на части за то, что он спасся с корабля, но это все.

Элайджа кивает:

– Его решение вызвало споры и гнев общества. Капитан Смит погиб вместе с кораблем, хотя этот рейс был для него последним плаванием перед выходом на пенсию. Томас Эндрюс, главный конструктор, тоже остался на судне. Позже выяснилось, что в планах чертежей Томаса Эндрюса предполагалось наличие дополнительных спасательных шлюпок, но владельцы убрали их «за ненадобностью». Из-за этого люди по-разному смотрели на решение Исмея сесть в шлюпку и спастись; многие не смогли простить эту трусость.

– Все считали, что он должен был пожертвовать собой?

– Были уверены, что он обязан нести ответственность за свой корабль, а не занимать место, которое могло спасти кого-нибудь еще. Он навсегда запятнал свое имя этим поступком, – говорит Элайджа.

– Думаешь, он мог стать тем, кто стер воспоминания о том, что корабль затонул? – спрашиваю я, складывая в ровную стопку карточки с пассажирами «Титаника», большая часть которых отмечена надписью: «Тело не найдено».

– Такая возможность есть.

Обнимаю колени руками.

– Кроме этого, важно помнить об утопленнике, который явился тебе в ресторане, – замечает Элайджа, – и о Коллекционере, о котором предостерегала Редд.

– Элайджа, ты подслушиваешь все наши разговоры?

Призрак колеблется перед тем, как ответить:

– Когда это касается важных тем, то уделяю все свое внимание.

Внезапно вспоминаю слова миссис Браун о любви и времени.

– А как насчет нашего учителя истории, мистера Уордуэлла? Нашел что-нибудь, указывающее на его участие?

– Уордуэлл собрал грандиозную коллекцию материалов на тему «Титаника». Его дом напоминает библиотеку. Понадобится немало времени, чтобы все просмотреть и проверить.

– Он их собирал, когда был директором музея?

– Разумеется. Прибавь к этому десять лет преподавания истории. Он же всю жизнь этим интересуется. Но ничего, связывающего его с магией или заклятьями, я не нашел.

– Дальше у нас Молли Маллин и Ада. Нашел что-нибудь о них?

– Пока нет. Я продолжу поиски.

Только Элайджа не исчезает, как обычно делает, когда разговор приходит к логическому завершению, а продолжает стоять у окна. Поднимаю на него глаза и на мгновение вижу того самого Элайджу, которому когда-то могла рассказать что угодно.

– Папа хочет вернуться в Нью-Йорк.

– Переехать? – Он качает головой. – Даже представить не могу. Твое место здесь.

Дыхание перехватывает, я киваю. Да, мое место здесь.

– В Салеме я впервые в жизни стала собой. И боюсь, что, вернувшись в Нью-Йорк, стану другой, понимаешь? Потеряю частицу себя. У тебя когда-нибудь было такое ощущение?

На долю секунды он кажется разбитым:

– Было.

– С Эбигейл?

– И с родителями, когда они были живы.

Я понимаю, что пора прекратить этот разговор, вернуться к обсуждению Исмея или Уордуэлла. После всего, что произошло, снова привязываться к Элайдже – отвратительная идея. Но сейчас мне плевать.

– Вы с родителями были близки?

– Очень. – Он выглядывает в окно. – Моя мать была таким безусловным воплощением счастья и радости, что все вокруг нее становилось ярче. Мы часто говорили: если бы у нее не было тела, она сияла бы в небесах подобно солнцу и освещала весь мир.

– А отец?

– Серьезный. Молчаливый. Я часто удивлялся тому, что мама оказалась единственной, кто умел его рассмешить. Мы с Эбигейл пытались, и отец любил нас, но только когда он смотрел на маму, лицо его менялось.

Я жду продолжения, но Элайджа молчит.

– Мне пора, – наконец говорит он. – Но я вернусь, прежде чем ты заснешь.

Он исчезает. Прикрываю глаза и ложусь на бок. Только сегодня. Это был разовый порыв. Больше никаких разговоров о личном, иначе все станет только хуже.

Глава 35

Мир сошел с ума?

Отпиваю кофе и откусываю маленький кусочек от оладьи, украшенной взбитыми сливками и грецким орехом. Я упрямо смотрю в тарелку. Не могу даже поднять взгляд на папу или Джексона. Миссис Мэривезер пытается завязать беседу, но эти двое ограничиваются лишь вежливыми ответами или бессвязным бормотанием и сразу же замолкают.

Проходит очередная минута молчания. Миссис Мэривезер прикладывает салфетку к уголкам рта.

– Так, хватит. Прекратили дуться! На дворе понедельник, а вы едите прекрасные оладьи с домашними взбитыми сливками, ванилью и корицей. Я не желаю терпеть такое настроение в доме.

Мы поворачиваем к ней головы, но не произносим ни слова. Миссис Мэривезер внимательно изучает наши лица.

– Я пошел. Надо заехать за Ники… – начинает Джексон.

– Это подождет минутку, – резко обрывает его миссис Мэривезер. – Мы практически одна семья. Сейчас между вами явно что-то происходит, и я желаю знать, что именно.

Джексон пожимает плечами, будто он совершенно не в курсе. Мы смотрим на него. Миссис Мэривезер наклоняет голову.

– В чем дело, Джекс? Тебя как подменили. Ни смеха, ни улыбок, осталось лишь помешательство на Ники, девушке, о которой я от тебя не слышала ничего хорошего. Сэм, у тебя под глазами круги, как у панды. И я никогда не видела тебя такой притихшей.

Открываю рот, но не произношу ни звука. Папа кряхтит. Я откладываю вилку в сторону и утыкаюсь взглядом в оладьи на тарелке.

– Мы с Сэм возвращаемся в Нью-Йорк, – объявляет отец.

– Постой, ну-ка помедленней. – Миссис Мэривезер округляет глаза и разводит руки в стороны. – Чарли, вы решили переехать, а ты мне только сейчас об этом говоришь? Все, мир сошел с ума!

Папа морщится, затем упрямо поджимает губы.

– Мы решили это вчера вечером.

Я отодвигаю стул.

– Пора в школу.

– Сэм, – расстроенно окликает меня отец.