Читать книгу "Теткины детки - Ольга Шумяцкая"

Татьяна сделала резкое движение, как будто хотела вырваться на волю, и Рудик тут же схватил ее за рукав.

— Ну хорошо, ну не волнуйтесь так, может быть, не за миллионера, но за очень богатого зубного врача. У него свой кабинет на Брайтон-Бич на троих с двумя киевлянами. Теперь Дина наконец-то вправит передние зубы. Бедная девочка! На нее же страшно смотреть!

— Простите, Рудик, — вклинилась Татьяна. — А кто такой Левочка?

— Левочка? — Рудик споткнулся на полуслове и слегка удивился. — Внук тети Раи.

— Тети Раи? — Татьяна пыталась выудить из памяти хоть какую-нибудь тетю Раю. Что-то такое там слабо трепыхалось. — Но ведь тетя Рая умерла… в 1978 году. В Москве.

— Тетя Рая жива и прекрасно себя чувствует! — сухо сказал Рудик. — Вы что, не знаете Тартаковских?

— Нет, — сказала Татьяна почему-то шепотом.

— А Зайдманов? А Файнштейнов?

— Нет. — Ей было мучительно стыдно за то, что она не знает Тартаковских, Зайдманов и Файнштейнов. — Я за письмом… от тети Муры…

— Ну, я не знаю… Если вы не знаете Тартаковских! — И Рудик развел руками, как будто на Татьяне после этого заявления можно было ставить большой жирный крест. — Имя! Фамилия! — посуровев, отрывисто бросил он командным тоном.

Татьяна назвала имя и фамилию. Рудик покопался в толстой стопке писем, выудил на свет незаклеенный тетки-Мурин конверт и сунул его Татьяне.

— Вот. Получите. Я, конечно, не почтовое отделение, но все понимаю. Послушайте совета старого бедного Рудика: посылать по почте письма — ни-ни! Вы знаете, одна знакомая Моти Фишера получила по почте письмо, так они… — Рудик выразительно закатил глаза и поднял кверху указательный палец, намекая на кого-то свыше, — так они даже не потрудились его обратно заклеить! Все, буквально все прочли и пожалели каплю клея!

«Что там было читать? — устало подумала Татьяна. — Что у тети Рахили из Реховота разыгрался ишиас?»

— Спасибо! — опять прошептала она, отодвинула нетронутый чай и поволокла тапки в прихожую.

Она выскочила из подъезда, ударом ноги захлопнула железную дверь, запахнула пальто и помчалась так, будто за ней гнались. Третий с Противоположной стороны, вдоль забора, знаете, такой бетонный, как на стройках, только там не стройка, там кладбище, но вам туда не надо, ха-ха-ха, до перекрестка, там осторожней, мальчишки раскатывают, скользко очень, буквально пятьсот метров, минут пятнадцать на автобусной остановке, ноги — в ледяной жиже, голова — на ледяном ветру, пятая остановка ваша… Татьяна бежала, отмахивая рукой, как на соревнованиях по конькобежному спорту, но забор все не появлялся.

— Где тут кладбище? — крикнула Татьяна какой-то невнятной фигуре, затормозив на полном скаку и неловко вывернув ногу. Нога поехала по ледышке, Татьяна ойкнула, вскинула руки, будто пытаясь за что-то схватиться, схватила воздух и плюхнулась со всего маху в снег. Фигура испуганно прыснула в сторону, осторожно, чуть ли не на цыпочках, обошла Татьяну и растворилась в темноте.

— Тебе, девушка, обратно надо, — услышала Татьяна сухой пергаментный голос.

Девушкой ее давно никто не называл. Она подняла голову и увидала над собой старушечье лицо. Лицо висело в воздухе, как луна в небе. Татьяна помотала головой, поморгала и, наконец, широко распахнула глаза, пытаясь увидеть ниточки, на которых держалось это чудо природы. Но ниточек не было. Татьяна зажмурилась.

— Я говорю, тебе, девушка, обратно надо, если на кладбище-то, — снова послышался пергаментный голос.

Татьяна открыла глаза. Старушонка склонилась ниже, и тусклый фонарь вдруг неожиданно ярко облил ее желтым подсолнечным светом. Черный платочек, черный цигейковый воротничок, черное драповое пальтишко, мучнисто-белое лицо с кратерами темных беззубых впадин на том месте, где у обычных людей располагаются щеки. Татьяна засмеялась. Значит, она еще не сошла с ума, замороченная Рудиком с его тетидорами и девочками. Старушонка растерянно посмотрела на нее:

— Нога-то болит?

— Болит! — радостно сказала Татьяна.

— Так ты до кладбища не дойдешь! До кладбища-то знаешь сколько! Во-он! — Старушка махнула рукой в сторону Рудикова дома. — Туда иди, а там через овраг, по тропинке, аккурат к кладбищу и выведет. Только тебя туда не пустят, поздно уже.

— Да мне туда не надо.

— А куда ж тебе надо?

— К метро.

— К метро? — почему-то удивилась старушка. — Так метро — вон оно.

Татьяна прищурилась. На другой стороне улицы сквозь ночную изморозь светилась красная буква «М». «Чертов Рудик! — пронеслось в голове. — Даже объяснить толком не мог, гонял по району, как зайца!»

— Спасибо, бабушка! — Татьяна попыталась встать.

Старушка нагнулась, ловко подхватила Татьяну под мышки и поставила на ноги. Кивнув старушке, Татьяна закусила губу и потащилась к метро, подволакивая ногу и проклиная на чем свет стоит и бестолкового Рудика, и пятнадцать минут в ледяной жиже, и пять остановок на автобусе, и кладбищенский забор, и «вы туда не ходите, вы сюда ходите!», и тетку Муру с ее письмами, и Рину, и всех остальных милых родственников, включая Леонида, который сидит сейчас дома, между прочим, в тепле и, разумеется, без ужина, сидит и ждет, когда она, Татьяна, вернется, поставит на огонь сковородку, нарежет хлеб, вынет тарелки и подаст ему яичницу.

«Почему так долго? — с дежурным недовольством спросит Леонид. — У меня уже все свело от голода!»

«Ты на стол накрыл?» — с дежурным равнодушием ответит Татьяна.

«Тебя ждал», — с дежурной беспомощностью пояснит Леонид.

«На стол, чтоб ты знал, накрывает не тот, кого ждут, а тот, кто ждет», — с дежурной назидательностью скажет Татьяна и пойдет накрывать на стол.

Никаких таких разговоров между ними никогда не происходило и происходить не могло. И никакого дежурного равнодушия или недовольства — вообще ничего дежурного — между ними никогда не стояло. Но сейчас, когда Татьяна брела к метро, волоча тяжелую сумку и больную ногу, когда хваталась за железные перила замерзшей рукой и безуспешно пыталась поустойчивей пристроить ногу на оплывшие ледяные ступеньки, ее измученное воображение именно так представляло возвращение домой.

В метро она плюхнулась на сиденье, вытянула ногу и закрыла глаза. Перед глазами плавали огненные круги. Мучнистое лицо в черном платочке, склонившись над Татьяной, шамкало беззубым ртом и мелко бормотало:

— Обратно тебе, девушка, обратно, туда не ходи, сюда ходи.

— На кладбище! — грозно командовал Рудик, тыкал пальцем куда-то в сторону и укоризненно качал меховой опушкой на голове, мол, что же это вы, девушка, задерживаетесь с таким важным делом. — Сарочка, сообрази!

— А свеженького! — ласково пела Сарочка и протягивала Татьяне граненый стакан с водопроводной водой. — Левочка так любит свеженького. Чудный мальчик, просто чудный!