Читать книгу "Железные люди - Наталья Мелёхина"

Река Комёла, узкая и неглубокая, находилась в семи километрах от дома. В ней водилась очень вкусная, пусть и мелкая рыба. Когда-то внуки забирались в тележку, дед садился за руль дрынки, и, напевая хором «Крокодил не ловится, не растет кокос», веселая компания отправлялась на реку. Теперь дед только провожал дрынку тоскливым взглядом и ждал улов дома. За каждую рыбёшку он щедро хвалил ребятишек и сам лично чистил окуней, сорожек и щучек.

Чтобы не сидеть без дела, нынешним летом дядя Гриша целиком и полностью предался еще одной своей страсти – он с юности обожал цветы. Дядя Гриша стал капитаном цветочной флотилии, правда, капитаном неопытным и неумелым и оттого нетерпеливым и вспыльчивым. То ему казалось, что цветы растут слишком медленно, то бутоны набухали какие-то слабые, безжизненные…

Дядю Гришу ругала жена Татьяна: «Нисколько терпенья нет у тебя! Тебе бы утром воткнул зерно в землю, а к вечеру урожай снимай! Не бывает так, Гриша! Жди и терпи – все расцветет!» Он понимал, что Татьяна права: он-то принялся за садоводство только в этом году, а Татьяна выращивала цветы всю свою жизнь. «Дед, это не цветы медленно растут, это ты быстро ждешь», – шутили внуки.

У семьи Лепихиных двухэтажная громадина дома казалась островом посреди цветочного океана. Космея, календула, петунья, виола, флоксы, пионы, лилии, ранункулюсы… Ждали солнечного сигнала готовые «выстрелить» бутоны, полыхали буйным фейерверком зрелые соцветия, и печально клонились к земле «постаревшие» цветочные «головы», но даже в ореоле осыпающихся лепестков они все еще сохраняли шарм тихого увядания.

Всю весну супруги разбивали клумбы, причем каждый на свой манер. У Татьяны цветы росли по принципу, который дядя Гриша называл «взбей-харавей»: хаотично и беспорядочно переплетались желтые лилии и алые рудебекии. В бешеном вихре смешивались васильки и ноготки. Посреди виол проклевывались маргаритки, и всюду рассыпались обычные луговые ромашки. Их Татьяна не позволяла выдергивать, даже если ромашки «поселились» не на своем месте – посреди капусты или в свекле, в рассаде астр или среди пионов. Цветочные грядки у нее порой имели причудливую форму – не то овалы, не то слегка скругленные прямоугольники, живописно обложенные по краям булыжниками из ближайшего ручья.

Дядя Гриша делал жене выговоры:

– Да что у тебя всё эдак бестолково? Никакого порядка!

У него самого все клумбы были идеально круглыми, как по циркулю. Иногда прямоугольными, словно по линейке. И цветы на грядках стояли, как матросы во время построения на палубе, – прямые, подтянутые, аккуратные, каждый сорт на своем месте.

Гордостью дяди Гриши стала огромная круглая клумба, поделенная на шесть равных секторов. В каждом секторе свой вид цветочных войск: белые и лиловые петуньи, агератум мексиканский, циннии, тигридии, эхинацея и хризантемы. Память капитана цветочной флотилии неумолимо слабела, поэтому дядя Гриша придумывал цветам собственные имена. Например, хризантемы за разветвленные листики он называл «оленьи рога». Эхинацею – «матрешки». Перед закатом эхинацея прижимала лепестки к стеблю, будто собирала их в юбку, и потому напоминала дяде Грише самую пузатую из кукол – Матрёну-прародительницу.

По форме круглая клумба отдаленно походила на штурвал. В центре «штурвала» распустились «звездочки» – цветы-переселенцы с юга. Пока позволяло здоровье, каждый год дядя Гриша уезжал из Паутинки в южный городок Хадыженск – проведать свою малую родину, навестить живущих там сестер. «Перелётный у нас дед! К осени – на юг, к лету – на север», – смеялись внуки и сыновья.

Всякий раз дядя Гриша привозил с Кавказа тамошних растений – цветы, кусты, деревца. Они плохо приживались в суровом вологодском краю, несмотря на самую тщательную заботу, и все же дяде Грише удалось развести в Паутинке цветочки, которые вся семья единогласно, не сговариваясь, окрестила «звездочками». Их настоящего названия не знал и сам дядя Гриша. В Хадыженске эти цветы почитались за сорняк, но дядя Гриша сумел рассмотреть в них особую красоту.

На пушистом стебле с листьями наподобие еловых лапок раскрывались пятиконечные соцветия, а вокруг словно вспыхивал ореол сияния, холодного, небесно-голубого. «Звездочки» рождали в сердцах наследников дяди Гриши тревогу, звали в путь. После созерцания небесно-голубых «огоньков» снились потомкам горцев скалы и ледяные реки, запах яблоневого сада у хаты «южной» бабушки Любы, пыльные улочки страдающего от жары городка, шум рынка, перестук поездов, соленые брызги с Черного моря. Голубые цветы, похожие на ледяные кристаллы, они словно служили намеком на то, что все люди в этом мире не более чем переселенцы, только не с юга на север, а из жизни в смерть.

Про все остальные растения «кавказской национальности», кроме «звездочек», тетка Таня говорила так: «Гастарбайтеры: то оттают, то замерзнут». Глядя на голубые нездешние цветы, она втайне тревожилась и за мужа, и за сыновей – страстных охотников, подверженных все той же отцовской непреодолимой тяге к перемене мест. Сама Татьяна ни разу не покидала родную Паутинку надолго. И на родину мужа, на юг, ездить не любила. «Мне там не климат», – объясняла она. И верно, в Хадыженске она начинала беспричинно болеть, словно теряя силы в разлуке с родной землей.

А вот дядя Гриша где только не побывал за свою жизнь! Во время службы на подлодке аж до берегов Кубы забросила его судьба во время Карибского кризиса. Довелось ему в молодости погулять и во многих портах Европы. Но недостижимой мечтой дяди Гриши и теперь оставалась Австралия. «Глянуть бы тамошних животных: вомбаты! Это ж представьте себе – вомбаты! Как же они выглядят-то? Хоть бы поймать одного. А кенгуру? Вживую бы увидеть, и лучше, чтоб с кенгуренком в сумке. Да хоть бы посмотреть, какие они из себя, австралийские пустыни. А болота? А крокодилы? Жаль, не по крестьянским доходам туда билеты», – делился дядя Гриша мечтой с младшими внуками, в любое время готовыми слушать дедовы рассказы о заморских диковинах.

Как бы ни уставали супруги-цветоводы за день от домашних хлопот, вечером они все равно ковыляли к своим зеленеющим питомцам. Они поливали и пололи, рыхлили и прореживали. На помощь к родителям спешили дети – даже самый младший внук Тимка носил воду для поливки в крошечной игрушечной леечке. Земля отвечала взаимностью: дом захлебывался в цветочных волнах. Особенно много внимания требовали «переселенцы с юга» – нежные, южные.

Однажды утром, возвращаясь с прополки картофельного поля, едва передвигая ноги от утомления после борьбы с сорняками, дядя Гриша не утерпел. Решил взглянуть, как переносят солнечную атаку цветы-«матросы» на его любимой клумбе-«штурвале». Поторопился, запнулся и упал в борозде между капустной да морковной грядками. Растянулся в полный рост, охнул, сразу подняться не смог, сил не хватало, и не было никого рядом, чтобы позвать на помощь. Сначала дядя Гриша разозлился на свою поспешность, а заодно и на домашних: не следят за стариком отцом! А потом как глянул снизу вверх из борозды на свою клумбу, так и дух замер: настолько красивыми показались ему «южные переселенцы».

«Звездочки» по центру «штурвала» слегка волновались под легким ветерком. Они сияли холодным «звездным» огнем, и при взгляде снизу создавалось впечатление, будто действительно смотришь в небо. И дядя Гриша повернулся на живот, подпер голову руками и, так лежа в борозде и любуясь «звездочками», передумал подниматься с земли, тем более что силы все еще не вернулись к нему.