Читать книгу "Красный хоровод (сборник) - Юрий Галич"

Тактическая ошибка Ренненкампфа в период Лодзинской операции, закончила его боевую карьеру…

Лишенный командования и генерал-адъютантского звания, находясь под следствием, опальный генерал живет в Петрограде.

Я встретился с ним в первый день революции, на митинге в офицерском собрании.

Я снова увидел столь хорошо мне знакомую желтую забайкальскую форму, плотную, коренастую фигуру, усы с подусниками, обрюзгшее, хмурое, недовольное лицо Желтой Опасности:

— Поздравляю! — пролаял знакомый голос, в котором звучала горечь, смешанная, с неприкрытой иронией.

Я видел его в последний раз.

Через год его убили большевики…

И перефразируя историческое двустишие, можно сказать:

Всю жизнь провел в тревоге, Расстрелян в Таганроге…

Красный главком

Был май и варшавская весна была в полном цвету, словно невеста в подвенечном уборе.

Штаб 1-й армии стоял в Яблонне, а четыре корпуса — 1-й сибирский, 1-й туркестанский, 26-й и 1-й кавалерийские занимали позицию, дугообразно охватывая фронт, от Прасныша до Вислы.

Кавалерийский корпус, стоявший на фланге, примыкая к самой реке, занимал небольшой, но достаточно укрепленный участок. Уязвимым местом был тыл — пятнадцать верст речного пространства, разделявшего обе стороны. Ибо Бзура, хорошо известная Бзура, находилась сзади, на левом берегу Вислы. Ветер доносил непрерывный грохот орудий, а по ночам, над Бзурой, полыхало жуткое зарево.

На фронте же 1-й армии было затишье.

Противники глубоко зарылись в землю. Маневренная война с марта месяца уступила место войне позиционной. По временам трещали одиночные выстрелы. Иногда бухали пушки, больше так, для собственного успокоения…

В воздухе чем-то запахло и, в середине июня, начальники корпусных штабов были вызваны, экстренным порядком, в Яблонну.

Штаб армии помещался в замке графа Потоцкого и в целом ряде, утопавших в сирени, дворцовых построек.

Начальником штаба был генерал Одишелидзе, человек не без странностей, а в общем — добродушный, недалекий, отяжелевший грузин. В последствии он занимал должность главнокомандующего грузинской армией и был расстрелян большевиками.

Пригласив в кабинет, Одишелидзе предложил занять места и резким, мало свойственным ему тоном, сказал:

— Господа генералы!.. От имени командующего армией предупреждаю!.. Каждый из вас ответит мне головой!..

После такого вступления, не предвещавшего ничего хорошего, наштарм изобразил положение на фронте. В голосе его дрожали нервные ноты. Каждая фраза сопровождалась ударом кулака по столу:

— Оборонительные работы ведутся из рук вон плохо!.. Проволочные заграждения отсутствуют!.. Нет блиндажей!.. Батареи не маскированы!.. Оборудование позиций ниже всякой критики!.. Безобразие!.. Преступление!..

— Генерал Зиборов, что вы скажете в свое оправдание? — раздраженно выкликнул Одишелидзе.

Наштакор 1-го сибирского корпуса, впоследствии зверски заколотый взбунтовавшимися солдатами, волнуясь и запинаясь, изложил положение на своем фронте.

Наштакор 1-го Туркестанского, генерал Януарий Цихович, маленький лукавый поляк, поблескивая голым черепом и Георгиевским крестом, обрисовал обстановку у туркестанцев:

— Все меры приняты, ваше превосходительство!.. Тридцать рядов заграждений!.. Фугасы, засеки, волчьи ямы!.. Кроме того, имеются особые петли, в которые попадает нога атакующего!.. Позиция оборудована, блестяще!.. За фронт туркестанцев можно быть совершенно спокойным!.. Ручаюсь!..

Одишелидзе несколько отошел.

— Что скажет конница? — обратился наштарм ко мне.

Я развернул план.

Наштарм не позволил мне высказаться:

— Впрочем, что конница может сказать? — со смехом заметил наштарм. — Конница ничего не скажет!.. Известно, чем думает конница!..

Это звучало грубо и даже несколько оскорбительно.

Начальник штаба поспешил тотчас добавить:

— Ну, не обижайтесь, полковник!.. Я пошутил!.. Во всяком случае, господа, это последнее предупреждение!.. Даю вам недельный срок!.. Полковник Каменев, запишите!

Сидевший в стороне, худощавый полковник, с бледным, мрачным лицом и свисающими книзу усами, набросал в «мерзавке» несколько слов.

Аудиенция кончилась…

Генерального штаба полковник Сергей Сергеевич Каменев занимал должность начальника оперативного отделения.

Каменев пользовался репутацией добросовестного и усердного офицера. Особых талантов в нем не усматривалось. Это был типичный «момент», не лучше и не хуже других. Несколько замкнутый, молчаливый, он не выделялся из рядов сослуживцев…

Вспоминаю, как после аудиенции у начальника штаба, Каменев обратился ко мне с несколькими словами, произнесенными интимным, дружеским тоном:

— Наш ишак рвет и мечет!.. Вы ведь хорошо знаете нашего неврастеника?.. Я вам кое-что расскажу!.. Зайдемте ко мне в оперативную!..

В просторной комнате, увешанной картами, работало несколько человек. Каменев провел в кабинет, развернул план и, бегая карандашом по целому лесу красных квадратиков и кружков, произнес:

— Немцы готовят удар!.. Разведка обнаружила переброску значительных сил!.. Вот причина неврастении!.. Вы теперь понимаете?

Действительность оправдала его слова.

Через две недели немцы прорвали фронт 1-й армии на участке Туркестанского корпуса. Того самого корпуса, о неприступности позиций которого так красноречиво повествовал Януарий Цихович. Острый угол прорыва доходил почти до передовых фортов Новогеоргиевска.

В спешном порядке, под угрозой быть отрезанным противником, кавалерийский корпус был принужден бросить насиженную позицию и быстро отойти на восток.

А затем, началась Наревская операция, с тяжелыми арьергардными боями, без патронов и снарядов, без возможности задержать наступление густых немецких колонн. Тяжелый, безрадостный откат вглубь страны, с уступкой Варшавы и всего Передового Театра…

В период Великой войны, полковник Каменев не занимал крупной командной должности. Сергей Сергеевич сидел больше по армейским штабам и, лишь под самый конец войны, в порядке старшинства, принял пехотный полк.

Тем удивительнее та неожиданная карьера, которую сделал впоследствии этот «человек с большими усами и маленькими способностями», как называют его в Москве. Утверждают, что этому он обязан случайности.

Генерал Гофман стучит кулаком по брестскому столу. Троцкий бросает свое «не война и не мир» и, в паническом ужасе, мечется между Брестом и красной столицей. Корпуса Эйхгорна топочут по Украине, другие наступают на Бологое.