Читать книгу "Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц"

Еще в Куала-Лумпуре господин Разалли Хусейн намекнул, что гостиница нам понравится своей великолепной старомодностью и памятью о безвозвратно ушедшем стиле жизни. Приблизительность перевода вызвана тем, что во фразе «Eastern & Oriental Hotel» оба эпитета значат по-русски — «восточный». Но поскольку первое слово обозначает еще и Азию, я думаю, что перевел правильно.

Весь день мы ехали на север, и дождь, начавшись в горах, перестал лишь на краткий час, а потом уже не кончался всю дорогу, перейдя в ливень. Это замедляло наше продвижение, да к тому же по пути сломалась машина, и ее чинили два часа. Поэтому в Пенанг мы прибыли лишь под вечер. Лучше было бы сказать на Пенанг: так называется остров, а город на нем — Джорджтаун, но, разросшись и заняв собой весь остров, город принял его название. Так же называется и штат, часть которого лежит на континенте. Многие люди ездят на остров на работу, пользуясь шоссе на дамбе и паромом. Еще на подъезде Висва спросил о чем-то барышню в форменном платье и платке, пока платил за проезд по федеральной дороге.

— Джентльмены, — он обернулся к нам, — лучше паромом.

Это было чуть длиннее, но мы тогда не придали этому значения. На пароме все было нормально, дождь еле моросил, и вечером дождливого воскресного дня мы вылезли из машины перед длинным невысоким зданием в том стиле, что известен как «колониальный».

Висва умчался, обещав быть с утра: он ночевал в другой гостинице. Хорошо хоть, что мы знали ее название! Не знали мы другого: как тут же связаться с господином Тео Сен Ли, почетным консулом России в Пенанге и владельцем судоходной компании «Хай Тонг Шиппинг».

У нас было с ним общее дело: установка памятной доски с именами русских моряков, погибших на крейсере «Жемчуг» в пенангской бухте в 1914 году. Энтузиасты военно-морской истории нашли все имена павших, а благородные люди сделали доску. Доска ощутимо находилась в моем чемодане.

Господин Тео обещал помочь ее установить, на что у нас имелся всего один день. Энтузиасты в Москве полагали, что на установку приедут представители посольства, может быть, сам посол, секретари, военный атташе и, уж конечно, военно-морской. В парадном белом мундире с кортиком, он возьмет под козырек, и это прекрасно будет смотреться на экране телевизора. Поэтому мы всерьез думали о приглашении местного TV. Был у нас припасен и Андреевский флаг.

Но в посольстве нам вежливо сказали, что присутствия Тео как официального лица достаточно. Тео предупрежден и выразил согласие. Вся беда заключалась в том, что у нас был только его служебный телефон. Да еще и приехали мы в воскресенье и с таким опозданием!

«Азиатский и Восточный отель» являл собою воплощение самых заветных мечтаний читателя английской заморской литературы. Даже лифтом в нем управлял пожилой бой, умело крутивший какой-то штурвальчик и впускавший сахибов в одни двери, а выпускавший из других. По мраморному полу вестибюля бесшумно скользили среди кресел и столиков красного дерева смуглые слуги. У входа в ресторан джентльменам напоминали, что майки, шорты, джинсы и шлепанцы не очень желательны. Что там напоминали! Ясно было, что гостям такой гостиницы такие детали и так известны и, глядя на доску, они лишний раз с удовлетворением отметят, что джентльмен — всегда джентльмен и что тропический климат — еще не основание для нарушений правил хорошего тона. Мы тоже испытали чувство слегка самодовольного удовлетворения: брюки, рубашки с длинными рукавами и даже галстуки хранились в нашем багаже для завтрашней торжественной церемонии. Мы решили пойти в ресторан, чтобы хоть раз ощутить себя белыми людьми в том смысле слова, который имели в виду Р. Киплинг и У. Соммерсет Моэм. Мы их читали в юности.

Насчет Моэма мы попали в десятку. Уже в номере — размером в две среднегабаритные квартиры — я прочел, что отель «Раффлз» в Сингапуре, где Моэм жил и который с симпатией описал, принадлежал той же семейной империи лучших гостиниц, что и наше пенангское пристанище. Империя принадлежала выходцам из Ирана — братьям Тиграну, Авету и Аршаку Саркисам. Нашим руководил Аршак Саркис, душа европейского общества Джорджтауна. Радушный и благородный, мистер Аршак никому не отказывал в деньгах и разорился с концом каучукового бума. (Здешние европейцы занимались в основном каучуком.) И ныне отель принадлежит г-ну Чану, а балом по вечерам правит Альберт Ео, музыкант и совладелец.

Телефон конторы Тео не отвечал. До ужина — еще не переодеваясь — мы решили отыскать контору и оставить записку. Дождь еле моросил.

У входа в гостиницу сидел на велосипедном облучке унылый старый китаец-рикша. По-английски он понимал плохо, но компанию «Хай Тонг» знал и предложил нам свои услуги.

— Цетыле долла, сэр и сэр, — твердил он, поджав мизинец.

Мы соблазнились. Сиденье коляски рассчитано было на одного человека. Мы втиснулись вдвоем, очень неудобно. Водитель набросил на нас коленкоровую полость и поднял верх. К неудобству добавилось полное отсутствие видимости. Рикша подергал педалями, и мы крайне неспешно тронулись, как мне кажется, вокруг все той же площади. Два раза мелькнул свет — я уверен, что из подъезда «Азиатского и Восточного». Мы по очереди высовывали головы из-под навеса, чтобы как-то сориентироваться, и, очевидно, заметив нашу подозрительность, рикша свернул в боковую улицу. Он высадил нас на берегу изрядной лужи, за гладью которой виднелось невысокое, но приличное здание.

— «Хай Тонг», — сказал он, — никто нет, восклесенье.

Никого и не было. Мы обошли лужу, вернувшись к ее

противоположному берегу, где покорно ждал наш водитель, и он снова поднял ладонь с поджатым мизинцем:

— Назад тозе цетыле…

Вроде бы мы подряжались в оба конца, но торг был неуместен. Да и имелись в виду малазийские ринггиты. Назад доехали куда быстрее.

Переодевшись в джентльменский наряд, мы спустились в ресторан и с внешне вялым интересом приняли в руки меню-альбом в коже. Увы! Человека делают белым не только длинные брюки и бледный оттенок лица, делает его таковым наличность. Цены рассчитаны были на каучуковых плантаторов времен бума. Никак не показывая этого, мы расслабленными голосами («Ах, это у вас все европейское… A-а…») спросили у мэтра: нет ли поблизости хорошего китайского ресторана?

— Конечно, господа, — отвечал он любезнейше, — как же-с, квартал отсюда, ресторан «Мэй». Рады вас видеть, господа!

Раскрыв зонты, мы вышли на площадь. Стоило нам сделать десять шагов, как начался ливень.

Что это был за ливень! О таких пишут «лило со всех сторон». Сколько я читал об этом — и, признаюсь, еще больше писал! Со всех сторон не лило — со всех сторон была вода. С тем же успехом мы могли войти в море. Единственное, что подвигало к движению, было то, что больше промокнуть было невозможно, и оставался выбор: мокрые и голодные или мокрые и сытые.

Так мы и пришли в ресторан «Мэй» — отличное заведение с кондиционером. Беда только, что струя охлажденного воздуха била прямо по нам. Тут-то я осознал смысл выражения о своей рубашке, что ближе к телу. Особенно когда она мокрая.