Читать книгу "Как дети добиваются успеха - Пол Таф"

В 2000-м и 2001 годах Лапшун был клубным чемпионом Marshall, и на гигантской деревянной панели на стене, где перечислены все клубные чемпионы с 1917 года, его имя выгравировано сразу на двух бронзовых табличках подряд. В шахматных партиях, в особенности в клубе Marshall, часто сходятся совершенно непохожие партнеры: мрачная девочка-подросток в «готическом прикиде» – против бородатого, очкастого «ботаника»-математика; стареющий, облаченный в твид оригинал из Гринич-Виллидж – против миниатюрного парнишки-китайца; но пара Блэк-Лапшун была одной из самых странных.

Лапшун, который приближался в то время к 40 годам, был не только в три раза старше Джеймса, но и по меньшей мере на сотню фунтов тяжелее. Большую часть 4-часовой партии Лапшун провел, хмурясь и глядя на доску, откинувшись назад в своем кресле и поглаживая густые, в стиле советского ретро усы, складывая крупные мясистые руки поверх объемного живота.

Джеймс сидел, наклонившись вперед, опершись подбородком на ладони; казалось, он вот-вот исчезнет внутри своей большой не по росту серой толстовки и мешковатых джинсов. Он периодически окидывал взглядом комнату, а затем возвращался к доске, взмахивая длинными, темными ресницами. Джеймсу вообще трудно сидеть спокойно, и во время партий он часто вскакивает и ходит по комнате, заглядывая на чужие доски, к немалому раздражению его учителей и тренеров.

В какой-то момент партии с Лапшуном Джеймс прошагал до самого второго этажа, где сидели и беседовали мы со Шпигель. Она прикрикнула на него и велела вернуться к столу, пригрозив, что если он не будет сидеть на месте до конца игры, она позвонит его отцу.

В тот день рейтинг Лапшуна составлял 2546 баллов, а рейтинг Джеймса – 2068. Джеймс во всех отношениях не был ровней своему сопернику… за исключением самой шахматной доски. Уже на 6-м ходу Джеймс удивил Лапшуна хитрой тактикой, а к 30-му ходу стало ясно – во всяком случае, экспертам и гроссмейстерам, наблюдавшим за игрой, – что Джеймс находится в лидирующей позиции.

Он выстроил душащую линию защиты в середине доски, отрезая Лапшуну одну возможность хода за другой, запирая его в дискомфортном статичном состоянии, где почти каждый ход, который делал Лапшун, должен был заставить его лишиться фигуры или позиционного преимущества. На 59-м ходу Лапшун сдался.

После матча на верхнем этаже Джеймс разбирал свою игру со Шпигель, и Лапшун проявил необыкновенную любезность, согласившись проанализировать игру вместе с ними. Время от времени он вставлял свои мрачные, фаталистические наблюдения, которые каким-то образом еще больше усиливали его тяжелый восточноевропейский акцент: «Это безнадежно, – говорил он, тыкая пальцем в доску. А потом, спустя несколько ходов, удрученно покачал головой: – Ну вот, со мной и покончено».

Джеймс продемонстрировал, ход за ходом, как он блокировал для Лапшуна все возможности спастись от парализующих ловушек, расставленных для него, и Шпигель была весьма впечатлена. Джеймс не просто победил международного мастера; он переигрывал его с самого старта и до самого финиша. Это была, как она сказала ему, «исключительно глубокая шахматная игра».

Благодаря победе над Лапшуном и нескольким последующим сильным играм рейтинг Джеймса взлетел выше 2150 баллов. Его ближайшей целью было достигнуть 2200, это критически важная отметка для шахматистов. Когда твой рейтинг достигает 2200 баллов, ты получаешь сертификат шахматной федерации США как национальный мастер.

Юстас стал национальным мастером в октябре, за месяц до того как Джеймс разгромил Лапшуна. В сущности, Юстас стал самым юным афроамериканцем, получившим статус национального мастера, за всю историю американских шахмат. Какое-то время было похоже, что Джеймс, который был на 5 месяцев младше Юстаса, побьет рекорд своего приятеля с легкостью. Но потом стало казаться, что рейтинг Джеймса достиг своего потолка; на самом деле, он даже снизился почти до 2100 баллов в январе, а потом еще пару месяцев плясал вокруг этой цифры.

К тому времени как Джеймс сел в автобус, чтобы ехать на апрельский турнир в Коламбусе, он уже потерял надежду побить рекорд Юстаса, и его рейтинг стабилизировался на уровне 2156 баллов.

7. Мастерство

В Коламбусе Джеймс не разбирал свои партии со Шпигель; вместо этого он анализировал их с Матаном Приллелтенски, 23-летним амбициозным шахматистом из Майами, который в тот год работал ассистентом тренера в команде IS 318, одновременно учась в магистратуре по курсу специального образования.

Интерес Приллелтенски к специальному образованию был порожден его собственным диагнозом – синдромом дефицита внимания и гиперактивности – СДВГ, который ему поставили, когда он был ребенком. Он испытывал значительные трудности в начальной и средней школе, будучи неспособен сосредоточиться в классе или на своей домашней работе дольше, чем на несколько минут.

А потом он открыл для себя шахматы. Это был, как он рассказывал мне, первый случай, когда он сумел на чем-то сфокусироваться. Шахматы, которые требуют многих часов терпеливого изучения, казались малоподходящим занятием для человека, которому диагностировали дефицит внимания, но Приллелтенски сказал, что это комбинация не настолько странная, как кажется.

«Многие люди, у которых есть проблемы с вниманием, жаждут острых ощущений и серьезной стимуляции, – объяснял он. – Им необходимо погружаться в какое-то всепоглощающее занятие». В сущности, для Приллелтенски шахматы были идеальным противоядием к СДВГ; когда он садился за шахматную доску, его симптомы практически исчезали.

Приллелтенски стал серьезным игроком уже в старших классах школы, достигнув рейтинга в 2000 баллов сразу после своего 18-летия. В колледже он продолжал играть и даже выиграл пару турниров, но прогрессировал не слишком активно, и к моменту окончания университета в 2010 году его рейтинг застрял в районе 2100. Он хотел улучшить свой результат, но было похоже, что его шахматные усилия ни к чему не ведут.

Потом в январе 2010 года он принял участие в турнире в городе Палатка, штат Флорида; он был уже на пути к победе во всем турнире, когда проиграл важную партию. Поражение сокрушило его, и когда после матча он анализировал эту партию со своим оппонентом, учащимся старшей школы, он осознал, что этот другой парень играл не особенно хорошо – Приллелтенски нанес себе поражение сам. Это было ужасное чувство, говорил он мне позже. Он устал быть шахматным игроком, в котором не было ничего выдающегося.

На пути домой, в Майами, Приллелтенски прочел собрание интервью с гроссмейстерами, где был в том числе и диалог с Джонатаном Роусоном, шотландским гроссмейстером, который писал о важности эмоций и психологии в шахматном успехе.

Комментарии Роусона, казалось, прямо говорили о невзгодах Приллелтенски – а также эхом повторяли теорию Анджелы Дакворт о ключевой разнице между мотивацией и волевым актом. «Когда речь идет об амбициях, – писал Роусон, – важно проводить различие между тем, чтобы «хотеть» что-то и «выбирать» это». Думайте про себя, что хотите стать чемпионом мира, объяснял Роусон, и вам неизбежно «не хватит пороху», чтобы достаточно упорно ради этого трудиться. Вы не только не станете чемпионом мира, но и получите неприятный опыт неисполнения желанной цели, со всеми сопутствующими разочарованиями и сожалениями. Однако если вы сделаете выбор в пользу того, чтобы стать чемпионом мира (как сделал Каспаров в совсем юном возрасте), тогда вы «обнародуете свой выбор через свое поведение и решимость. Каждый ваш поступок говорит – вот кто я такой».