Читать книгу "Отражение - Вадим Панов"

Обуза знал, в чем заключается главное умение спутника, но никогда не видел, как Барадьер клонирует себя. Или дублирует. Или делится. В общем… Страшная смерть проклятого палача наделила его потомков умением создавать четыре копии, абсолютно идентичных оригиналу во всем, включая одежду и оружие. Наемник оперся рукой о машину, прочитал заклинание, закрыл глаза и шумно выдохнул:

– Первый!

В следующий миг его фигура расплылась, словно была соткана из плотного тумана, затрепетала на легчайшем ветру, затем вновь сконденсировалась, но уже не в одного, а в двух Барадьеров – рядом с первым встал двойник.

– Нравится? – поинтересовался оригинал, вытирая со лба пот.

– Трудно? – спросил букинист.

– Неприятно, – с усмешкой ответил наемник. – Ощущение такое, будто четвертуют.

– Извини.

– Расслабься, ушастый, я делаю это за деньги.

– Я не ушастый!

– Второй!

И вновь – дрожащая на ветру фигура, хриплый вздох, болезненный стон, а затем – еще одна копия, хладнокровно взирающая на тяжело дышащего наемника. Второй дубль дался Барадьеру заметно тяжелее, и Виссарион от души пожалел беднягу, которому предстояло пережить еще две болезненные процедуры.

– Третий!

Обуза отвернулся.

– Четвертый!

И в тот миг, когда последний двойник обрел плоть, по внедорожнику резанула автоматная очередь. Выстрелы получились почти бесшумными – головорезы Девяткина использовали мощные глушители, – но стекла у внедорожника вылетели, а один из двойников молча прижал руку к отстреленному уху. Само ухо упало на асфальт и развеялось легким дымком.

– Ложись! – крикнул Барадьер и повалил нерасторопного Обузу на землю, спасая от следующей очереди.

– Они стреляют! – взвизгнул букинист.

– Странно, да? – округлил глаза наемник. – Кстати, будешь должен за ремонт машины.

Следующая очередь пробила оба колеса по левому борту, и внедорожник стал медленно прижиматься к земле. Двойники стремительно перемахнули через ближайший забор и растворились. Но Виссарион, говоря откровенно, этого не заметил.

– Времени мало, – прошипел Барадьер, тряся Обузу за шиворот. – У этих придурков глушители на автоматах, но рано или поздно соседи увидят трупы…

– Какие трупы? – удивился Виссарион. – Копии же исчезают.

– Вот эти трупы!

Барадьер выхватил пистолеты – их у него оказалось два, – выскочил из-за машины и принялся стрелять с двух рук, совершенно игнорируя или же попросту наплевав на вооруженных врагов. А те… Головорезы Девяткина не ожидали такой дерзости от запертого за внедорожником противника и не успели укрыться. Или же Барадьер стрелял настолько хорошо, что у них не было шансов – не важно. Важно то, что наемник завалил двух врагов, одного с правой руки, другого – с левой, и бросился вперед, призывая Виссариона последовать его примеру.

– За мной!

Обуза побежал и уже на ходу мысленно согласился с наемником: два валяющихся на улице мужика в черных комбинезонах наверняка привлекут внимание соседей.

– Задаешься вопросом: что я тут делаю? – на бегу поинтересовался Барадьер.

– Да, – не стал отрицать Виссарион, одной рукой придерживая шляпу, а другой сжимая портфель.

– Ответ есть?

– Нет.

– Так всегда бывает, – сообщил наемник, прижимаясь к забору Бергера слева от калитки. – Побеждаешь ты в драке или проигрываешь, рано или поздно появляется вопрос: какого черта я рискую?

Он резко распахнул калитку и тут же вновь укрылся за бетонным забором. По асфальту защелкали пули.

– Нервы у них шалят.

– Нам бы внутрь, – напомнил Обуза.

– Успеем.

– Мы чего-то ждем?

– Моих двойников, идиот, – рассмеялся наемник.

И в подтверждение его слов внутри дома началась стрельба.

– Пора! – решил Барадьер, но шагнуть не успел: Девяткин бросил гранату.

Что было дальше, Виссарион помнил плохо.

Запаниковавший из-за прорыва двойников Девяткин бросил гранату, она завертелась на асфальте, обещая скорую смерть, но быстрый Барадьер наподдал ей ногой хорошим футбольным ударом, и граната взорвалась за оградой дома напротив, обрушив оконные стекла и разнеся какие-то хвойники. Удивиться, огорчиться или растеряться Обуза не успел – наемник помчался внутрь, и Виссарион последовал за ним, механически фиксируя обрывочные эпизоды происходящего.

Барадьер стоит в холле и стреляет.

Другой Барадьер выскакивает из кухни, там есть черный ход. Другой Барадьер в крови, но не обращает на раны внимания, потому что другой Барадьер – копия. Он потерял оружие и взял на кухне нож.

Кто-то кричит.

Со второго этажа падает человек в черном. Кричал он.

Барадьер продолжает стрелять вверх, целясь в того, кто засел на лестничной площадке.

Копия дерется с человеком в черном комбинезоне. На ножах. У них нет другого оружия. Человек в черном комбинезоне режет копии горло. Копия исчезает.

Барадьер резко поворачивается и стреляет.

У человека в черном комбинезоне на лбу распускается красный цветок.

Сверху прилетает автоматная очередь, и Барадьер теряет пистолет из левой руки.

– Остались только мы! – кричит сверху невидимый мужчина.

Выстрелов больше нет, и Барадьер бежит наверх. Виссарион поднимается следом и видит катающихся по площадке второго этажа мужчин. Они рычат. Они сражаются, потому что им заплатили. Они увлечены друг другом и не обращают внимания на букиниста. Виссарион открывает одну дверь и видит спальню, открывает вторую и оказывается в студии.

Галя почти умерла.

Она позирует, сидя на кубе, но бледна настолько, что ее прозрачности позавидовала бы даже медуза. От Гали остались одни глаза – яркие, огромные, испуганные… Виссарион смотрит в ее глаза и понимает, что остались считаные секунды.

Галя почти умерла.

А Бергер лихорадочно дописывает картину. Воняет горячими красками. Кисть летает по холсту, стремительно заканчивая образ прелестной девушки, хозяйки роскошного и неприступного замка, застывшего на берегу теплого моря.

Замок заливают солнечные лучи.

– Остановись! – кричит Обуза.

Бергер не отвечает.

Галя почти умерла.

– Остановись!

Рядом с Обузой появляется Барадьер, оценивает ситуацию и молча поднимает пистолет.

Снизу слышен топот тяжелых ботинок.

Барадьер стреляет. Виссарион подбегает в девушке, хватает ее за руку и тянет, отчаянно тянет в День, не отрываясь, глядя в ее огромные, прекрасные глаза. Тянет, потому что искренне считает, что так будет лучше.