Читать книгу "Исповедь четырех - Елена Погребижская"

Я не хочу, чтобы в меня кто попало что попало вкладывал.

Когда молодой и глупый человек пишет песни, то это не интересно, а когда старый и глупый, то некоторым кажется, что они умные.

Я не люблю, когда меня уважают, я люблю, когда меня любят. Нет, уважают пусть, но не особенно выказывают.

Я никогда по-человечески не курила, всегда стреляла, самый вкус сигареты мне противен. Я думала, я такой андеграундный персонаж, пусть у меня рядом с кроватью стоит пепельница с бычками — но опять не пошло.

Свобода пришла ко мне в джинсах с вышивкой, с длинными волосами, в хайратнике, с сумкой из мешковины.

К сожалению, 95 процентов людей дураки, я раньше думала, что 70, а на самом деле нет. Но это ничего, кое-кого можно переубедить.

Умка: Вот мой почерк. Там ничего не понятно. Я, правда, показываю вверх ногами…

Из зала: В тебе умер врач.

Умка: Во мне? Умер? Нет. Во мне никто еще не умер.

О том, как Умка преподавала в лицее:

А я ж не могла курить ту траву, которую студенты курят, особенно тогда: время было голодное, бедное. Это сейчас у каждого школьника эта трава на окне растет, а тогда не было.

Компьютерному поколению вообще почерк не нужен. Зачем им почерк?

Из зала: Вы любите природу?

Умка: Да. И она меня тоже, в общем.

Существует вот это дно, воспетое русской литературой, оно есть до сих пор и там есть очень интересные люди, к которым стоит прислушаться, а если не замечать, как они пахнут, то и вообще отлично.

Самое скучное — это смерть. И еще, наверное, ходить на работу. Но я практически не пробовала.

Я не могу сказать, что я старею. Я просто старше становлюсь. Нельзя же про ребенка, которому было два года, а потом стало пять, сказать, что он постарел. Так же про ребенка, которому было тридцать, а теперь — сорок…

Играние музыки способствует вечной жизни.

Вопрос: Если (попсовики) утратят дистанцию, (поклонники) перестанут покупать постеры, календари с их изображениями и вообще исчезнет культ.

Умка: Ну да. Глупо же дрочить на портрет человека, с которым ты только что здоровался за руку, он смотрел тебе в глаза, говорил «ура»… Поэтому я, кстати, не делаю постеров со своей рожей вообще.

«Мне заграница не нужна, меня бесплатно кормит вся страна» (из песни «Про папу»).

Не знаю, насколько большие деньги и большая слава прибавляют человеку счастья.

Когда один знаменитый филолог, у которого я читала доклад, спросил, где я училась, я ответила: «в Литинституте»; он сказал: «Да, самообразование — великая вещь».

Самое противное в мужчинах — это вот это их «мужское», самое противное в женщинах — это их «женское», самое противное в детях — это их «детское».

Умка, тебя что-нибудь закрепощает? (Вопрос зрителя.)

— Бюстгальтер! (Общий взрыв хохота.) Это штука испортила мне полжизни, пока я догадалась, что можно обходиться без нее!

Деньги можно подарить. Деньги можно потерять. Деньги можно прокурить. Деньги можно прокирять, Можно их закинуть в речку, И проездить на такси, А можно просто бросить в печку, Как ведется на Руси.

(стишок 1986 года)

И зачем мужиков заставлять рожать детей? Правда, женщин я тоже не стала бы так мучить.

Я никогда не была такая свинская мать, которой все равно, что там ребенок ест или когда он ложится спать. С этим все было железно.

Вообще рок-н-ролл — это такая вещь, которую в белых перчатках не слушают.

Вопрос: Я не смогу ездить стопом, не люблю невзгоды и лишения.

Умка: Мне кажется, что хуже невзгоды, чем просыпаться в 8 часов по будильнику каждый день, нету.

Привет пошлю я, став старухою. Мужам ученым и мадам: Рюмашку хлебушком занюхаю И дневники свои издали. И долго буду им любезна я. Седая старая карга, Пока висит еще над бездною Моя последняя нога.

~~~

Послесловие

Перечитываю книгу и понимаю, что главы получились неодинакового размера. И это меня здорово огорошило. Родные и близкие стразу стали предлагать варианты выхода из ситуации, мол, тут урежь, а тут допиши хвостик. Ну и ладно, в конце концов, решаю я, вон Оксану Пушкину это не беспокоит. Некоторые литературолюбы потребовали, чтобы фотографии в тексте были расположены как в любимом журнале «Караван историй». «Это вряд ли», — резко выпаливаю я. Сами героини разъехались на зимние каникулы, и кто-то упорно избегает прочитывать текст про себя, а кто-то, наоборот, делал разные намеки, мол, где моя глава, срочно мне сюда ее пришли в готовом виде. Издатели прямо завтра ждут книгу, и лучше, чтобы их опытным рукам нечего было делать в моем чудесном тексте. То есть вот почему я сижу и первый раз читаю всю свою сказку целиком.

Честно говоря, книга мне показалась такой же волшебной, как только что сшитое бальное платье.

Е. Шварц: «Фея взмахивает палочкой, и раздается бальная музыка, мягкая, таинственная, негромкая и ласковая. Из-под земли вырастает манекен, на который надето платье удивительной красоты.

Фея: Когда в нашей волшебной мастерской мы положили последний стежок на это платье, самая главная мастерица заплакала от умиления. Работа остановилась. День объявили праздничным. Такие удачи бывают раз в сто лет. Счастливое платье, благословенное платье, утешительное платье, вечернее платье».