Читать книгу "Последний аргумент закона - Андрей Воронин"

— Шутки у тебя дурацкие!

Оказавшись в арке, Пит тихо застонал и обернулся. Смерил взглядом «лэндровер», стоявший во дворе.

— По-моему, теперь он поймет, — сказал Сэм.

— У меня такое чувство, что нам еще придется сюда вернуться, — ответил Пит.

Свое обещание следователь не сдержал. Хоть он и божился, что завезет Забродова к самому дому, но в последний момент извинился, сославшись на срочные дела. Илларион особо и не стремился оставаться с ним в одной компании. Разговор получился тягостный и не совсем предметный.

Илларион почувствовал, что следователь все время ходит вокруг да около, не говоря ничего толкового. Люди в парке хотя бы предлагали деньги, с теми было ясно. Следователь же постоянно намекал на какие-то обстоятельства, которые надо прояснить, уточнить — ссылался на то, что дело было вечером, разглядеть человека в машине Забродову было довольно проблематично, а тем более, его опознать, и что любой мало-мальски опытный адвокат разобьет эту теорию в пух и прах, и предъявить веские объяснения будет чрезвычайно трудно.

Забродов же избрал прямую линию поведения, он уже в который раз повторил с мрачной улыбкой:

— Все, что знал, я уже сказал. Зрительная память у меня отличная, за каждое свое слово я отвечаю. И мне, поверьте, не больше, чем вам, хочется засудить невиновного человека.

— Но вы еще подумайте. Мы и других свидетелей опрашиваем, в общем, работаем. Вы надолго из города не исчезайте.

— Я и не собираюсь. Могу дать, если хотите, подписку.

— Нет, нет, что вы, это ни к чему! Я даже не уверен, понадобятся ли ваши показания, ведь есть и другие, более важные свидетели.

— Вы хотели сказать, более надежные? — вновь мрачно усмехнулся Забродов.

— Можно сказать и так, — констатировал следователь.

По его лицу и по поведению Иллариону было понятно, следователь будет рад, если Забродов вообще исчезнет и растворится, как дымок от сигареты.

Иллариону Забродову после беседы со следователем, которую и допросом назвать было нельзя, довелось возвращаться домой пешком.

Инструктор в который раз поймал себя на том, что отвык ходить по городу пешком. А в самостоятельном передвижении есть своя прелесть. Можно зайти в любой магазин, в любое кафе, можно остановиться, проводить взглядом симпатичную девушку, посмотреть на двух любопытных старух, кормящих голубей черствым батоном, и даже подать милостыню неизвестно откуда появившемуся на дороге попрошайке.

Забродов прекрасно понимал, что это цыган, а не кавказский беженец, чей дом сожжен бандитами или федералами, цыган об этом тактично старался не говорить, но все равно Забродов дал ему монету, положив на грязную ладонь с черными ногтями.

«Я ему дал не потому, что он беженец, а потому, что он неплохой актер, умеющий себя подать», — нашел он оправдание своему поступку.

Улицы выглядели на удивление чистыми и ухоженными. Забродов поймал себя на мысли, что витрины оформляются по-новому чаще, чем он переставляет мебель в своей квартире. Там, где когда-то был гастроном, почему-то появляется кафе, а где маленький книжный магазин — теперь бар. Табачный киоск вдруг начал торговать алкогольными напитками, а вино-водочный магазин превратился в уютный ресторанчик.

Наконец, появилась знакомая арка с двумя майоликовыми амурами.

Забродов взглянул на окна своей квартиры: «Интересно, услышал бы меня пес, если бы я свистнул?»

Илларион специально для этого перешел на другую сторону улицы, и, лихо заложив два пальца в рот, издал пронзительный свист. От него шарахнулись прохожие.

Забродов извинился:

— Пса зову, — объяснил он насмерть перепуганному пенсионеру с длинным зонтиком, снабженным бамбуковой ручкой.

— Какого еще пса? — пожал плечами дедушка и, постукивая зонтиком по асфальту, быстро засеменил прочь.

«Скорее всего, не слышит. А может, спит? Залег в мое кресло, положил голову на лапы, а когда услышит меня на лестнице, тут же переберется на коврик. Но меня он не проведет, приду и сразу проверю. Положу ладонь — если кресло теплое и на нем есть мелкая шерсть, значит, лежал. Наказывать не стану, он и так все поймет».

«Лэндровер» стоял во дворе на своем законном месте.

У подъезда в спортивных штанах с почти генеральскими лампасами, с сигаретой в углу рта топтался отставной полковник, нервно матерясь, и время от времени топая ногой в изношенном шлепанце.

— Добрый день! — поприветствовал соседа с третьего этажа Илларион.

— Какой он на хрен добрый! Опять замок сломался! Забродов не стал разочаровывать соседа:

— Неужели?

— Черт бы их всех подрал!

— Иногда он сам налаживается. Вот видите? — Илларион вытащил свой электронный ключ.

В недрах металлического дверного полотна что-то прожужжало, а затем хрустнуло. Илларион потянул за ручку, дверь открылась.

— Попробуйте еще разок.

На этот раз Илларион воспользовался кодом, и опять дверь покорилась.

— Как вы это делаете?

— Все очень просто.

— Пес ваш, кстати, лаял, разбудил меня. Да так громко, словно на него кто-то напал.

— Серьезно?

— Да-да, — сказал сосед, разглядывая цифры кодового замка.

— Что-то здесь не так. Может, кот под дверью ходил, на чердак пробирался?

Илларион быстро поднялся наверх. Уже на втором этаже в душе появились смутные подозрения. Когда же он поднялся на четвертый и не услышал лай своего добермана, то убедился в своих предположениях.

«Что-то стряслось!»

Он остановился перед дверью. Затем присел на корточки и увидел царапины на цилиндре замка. Одна царапина поблескивала. И тут, втянув воздух, он уловил еле различимый, но до боли знакомый запах сожженного пороха.

Забродов весь подобрался, бесшумно извлек из кармана ключи. Резко открыл дверь, прижался к стене. Его пес с простреленной головой лежал в луже темной крови почти у самого порога. Илларион опять втянул воздух. В квартире порохом не пахло.

«Значит, стреляли с площадки!»

Было ясно, пес мертв. Илларион осмотрел площадку, гильзы нигде не было. Затем аккуратно переступил порог, боясь вступить в темную загустевшую кровь, аккуратно прикрыл дверь. На журнальном столике лежали две пачки долларов, перетянутые цветной резинкой, те самые, которые ему предлагали в парке.

«Уроды!» — подумал Забродов.

И тут телефон ожил.

— Ну, как тебе? — даже не дождавшись вопроса, осведомился звонивший.

Телефон, конечно, слегка искажал голос, но эту интонацию Забродов запомнил хорошо — так говорил незнакомец в парке, стоя с ним на аллейке. Илларион вспомнил его взгляд, брошенный на добермана.