Читать книгу "Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт"

Ожидая ответа, я получил тревожный звонок. Дистрибьютор обуви на Восточном побережье сообщал, что «Оницука» вышла на него с предложением стать их новым дистрибьютором в США. Я попросил его все повторить, но медленнее. Он повторил. Он сказал, что не собирался рассердить меня. Но он не пытался вывести меня из трудного положения или же уладить дело. Он просто хотел знать статус моего соглашения с «Оницукой».

Я начал дрожать. Сердце мое колотилось. Спустя несколько месяцев после подписания нового контракта «Оницука» затеяла заговор, чтобы разорвать его? Были ли они напуганы тем, что я затянул с получением весенней партии? Или Китами просто решил, что ему нет дела до меня?

Единственной надеждой для меня была мысль, что, может, этот дистрибьютор на Восточном побережье лжет. Или ошибся. Может, он неправильно понял «Оницуку». Может, это языковая проблема.

Я написал Фуджимото. Сказал, что надеюсь, он продолжает получать удовольствие от езды на велосипеде, который он купил на мои деньги (тонкий намек). Я попросил его разузнать все, что он сможет.

Он тут же написал ответ. Дистрибьютор говорил правду. «Оницука» рассматривает возможность полного разрыва с «Блю Риббон», и Китами вступил в контакт с несколькими дистрибьюторами в Соединенных Штатах. Никакого твердого плана разорвать контракт нет, добавил Фуджимото, но ведется проверка кандидатов и охота на них.

Я попытался сосредоточиться на хорошем. Твердого плана нет. Это означало, что надежда еще оставалась. Я еще мог восстановить веру «Оницуки» в меня, изменить намерения Китами. Я просто должен буду напомнить Китами, что представляет собой «Блю Риббон» и кем являюсь я сам. Что означало его приглашение в Соединенные Штаты для дружеского визита.

Кроссовки, которые изменят мир

«Угадай, кто придет на обед», — сказал Вуделл.

Он вкатил на своем кресле ко мне в офис и передал телекс. Китами принял приглашение. Он приезжает в Портленд на несколько дней. Затем он намерен совершить большое турне по Соединенным Штатам по причинам, раскрыть которые он уклонился. «Едет встречаться с другими потенциальными дистрибьюторами», — сказал я Вуделлю. Тот кивнул.

На дворе был март 1971 года. Мы поклялись все сделать для того, чтобы Китами провел у нас лучшее время своей жизни, чтобы, вернувшись, он проникся любовью к Америке, Орегону, «Блю Риббон» — и ко мне. Когда мы этого добьемся, он не сможет вести бизнес с кем-либо еще. Поэтому мы решили, что визит Китами должен завершиться на высокой ноте, с гала-ужином в доме нашего призового актива — Бауэрмана.

Организуя нашу боевую операцию, направленную на то, чтобы очаровать Китами, я, естественно, призвал в наши ряды и Пенни. Мы вместе встретили рейс Китами, вместе вывезли его на орегонское морское побережье, разместили его в коттедже ее родителей, где мы в свое время провели нашу свадебную ночь.

У Китами был сопровождающий, типа носильщика его чемоданов, личного помощника и секретаря, которого звали Хираку Ивано. Он еще был ребенком, наивным, невинным, возрастом едва за двадцать, и Пенни пришлось кормить его с руки, прежде чем мы пустились в путь по шоссе Сансет (Sunset Highway — западная часть шоссе 26 в Орегоне. — Прим. пер.).

Мы из кожи лезли, чтобы создать для наших гостей идиллическую обстановку выходных на тихоокеанском северо-западе. Мы сидели с ними на крыльце, дыша морским воздухом. Мы долго прогуливались с ними на берегу. Кормили их первосортным лососем и наполняли бокал за бокалом доброго французского вина. Мы пытались сосредоточить основную часть нашего внимания на Китами, мы с Пенни обнаружили, что легче общаться с Ивано, который был начитан и казался бесхитростным. Китами же казался человеком, у которого лукавства было через край.

Солнечным ранним утром в понедельник я повез Китами обратно в Портленд, на встречу в «Первом национальном банке». Так же как я был полон решимости очаровать Китами во время его поездки, я думал, что он поможет мне очаровать Уоллеса, что он сможет поручиться за «Блю Риббон» и сделает так, что кредиты будет легче получать.

Уайт встретил нас в вестибюле и провел в конференц-зал. Я огляделся. «А где Уоллес?» — спросил я. «А-а, — отвечал Уайт, — он не сможет присоединиться к нам сегодня».

Что? Да в этом заключался весь смысл нашего посещения банка. Я хотел, чтобы Уоллес услышал от Китами звенящую, как медь, похвалу мне и моей компании. Ну, хорошо, подумал я, хороший коп просто должен будет передать эту похвалу плохому копу.

Я произнес несколько вступительных слов, выразил уверенность, что визит Китами укрепит веру «Первого национального» в «Блю Риббон», а затем передал слово Китами, который насупился и сделал то, что гарантированно осложнит мне жизнь. «Почему вы не даете больше денег моему другу?» — спросил он. «Что-о-о?» — переспросил Уайт. «Почему вы отказываетесь кредитовать «Блю Риббон»?» — повысил голос Китами, ударяя кулаком по столу. «Ну, знаете…» — начал было Уайт. Китами его прервал: «Что это за банк такой? Я не понимаю! Может, «Блю Риббон» лучше обойдется без вас?»

Уайт побелел. Я попытался вмешаться. Попытался перефразировать то, что говорил Китами, пытался взвалить всю вину на языковый барьер, но встреча была закончена. Уайт пулей вылетел из комнаты, а я в изумлении уставился на Китами, у которого на лице было написано: «Здорово я все провернул».

Я отвез Китами в Тигард, чтобы показать ему наши новые офисы и представить нашу команду. Я с трудом перебарывал себя, чтобы сохранить самообладание, оставаясь приятным и блокируя все мысли о том, что произошло. Я боялся, что в любую секунду его потеряю. Но когда я усадил Китами в кресло напротив своего стола, потерял самообладание не я, а Китами. «Продажи «Блю Риббон» разочаровывают! — сказал он. — Вы должны были бы показывать куда лучшие результаты».

Полностью обескураженный, я заметил, что объемы наших продаж ежегодно удваивались. «Недостаточно хорошо», — отрезал он. «Некоторые говорят, что они должны увеличиваться в три раза», — добавил он. «Кто эти некоторые?» — спросил я. «Неважно», — ответил он.

Он достал папку из портфеля, раскрыл ее, прочитал что-то в ней и вновь закрыл ее. Повторил, что ему не нравятся наши показатели, сказал, что, по его убеждению, мы мало делаем. Он вновь открыл папку, потом опять закрыл и засунул ее обратно в портфель. Я попытался защитить себя, но он с отвращением махнул рукой. Довольно долгое время мы продолжали спорить, в рамках приличия, но с нервным напряжением.

Спустя час или около того он встал и поинтересовался, где у нас туалет. «В конце коридора», — ответил я.

Как только он скрылся из виду, я вскочил из-за стола. Открыл его портфель, порылся в нем и вытащил папку, похожую на ту, в которую он заглядывал, сверяясь с цифрами. Я тут же запихнул ее под подложку на своем столе, а сам запрыгнул на свое прежнее место и уперся в стол локтями.

Ожидая возвращения Китами, я поймал себя на странной мысли. Я припомнил то время, когда я добровольно вызывался помогать воспитывать и тренировать бойскаутов, когда я занимал место в составе комиссий по присуждению высшего звания «скаута-орла» лучшим ребятам, раздавая значки отличия за проявленную честность и порядочность. Два или три раза в год, по выходным, я проводил аттестацию розовощеких ребят, спрашивая их, насколько они были порядочными и честными, а теперь я ворую документы из чужого портфеля? Я ступил на темный путь. И никто не знает, куда он меня приведет. Но куда бы он ни привел, одного немедленного последствия моих действий мне не избежать. Я должен сам себя дисквалифицировать, отстранив от участия в следующей аттестационной комиссии.