Читать книгу "Принцип жизни полковника Гурова - Алексей Макеев"

– Это что еще за козел? – сердито буркнул Станислав.

– Его вы, я думаю, уже не раз видели по телику… – нахмурился Орлов. – Он из тех, кто в Думе проталкивает «ювеналку», всякие поблажки для гомосеков, кто добивается отмены закона, запрещающего торговлю детьми, которая процветала под видом иностранного усыновления… И был бы он там в единственном числе! Там таких сук хватает. Они и покрывали все паскудные делишки Цуга и его подельников. Говоря конкретно по Мокрову, могу сказать, что оба Хлямпиковых в СИЗО. Старшему светит лет десять, младшему – восемь, Топоркину-младшему – шесть. Но это еще под вопросом! Топоркин-старший из прокуратуры уволен, но проходит как свидетель. Юноха-младший тоже пока в свидетелях.

– А Шаминский? – прищурился Гуров.

– Шаминский отправился следом за Пауком. Ему светило пожизненное, поэтому он покончил с собой в камере следственного изолятора. Каким-то образом смог достать себе иглу от одноразового шприца, ввел ее в вену руки и прямо ртом вдул туда воздух. Когда охрана прибежала, он был уже готов. Эмболия сосудов, и коронарных, и головного мозга.

В кабинете ненадолго повисла тишина. Побарабанив пальцами, Орлов неожиданно предложил:

– Если хотите, могу кое-что рассказать о главном фигуранте, о Цуге-Пауке. Случайно нашел человека, который знал его чуть ли не с детства. И вот он рассказал, что родился тот в начале пятидесятых, причем при весьма загадочных обстоятельствах…

Как явствовало из этого повествования, женщина, родившая Цуга, жила в глухом селе среди болот и была простой колхозницей. Жила одиноко – ее муж погиб на работе, детей у них не было. Как-то штормовой осенней ночью к ней в дом пробрался неизвестный, который совершил над ней насилие. Кто это был – установить так и не удалось.

Вскоре женщина поняла, что беременна. Хотела избавиться от ребенка и пошла к местной знахарке. Но та, лишь увидев ее на пороге, отчего-то очень испугалась и выпроводила из своего дома. А тут – то авралы на ферме, то начались полевые работы, и когда эта женщина поехала к врачам, оказалось, что все сроки уже упущены, и ей пришлось рожать. Когда в роддоме она впервые увидела ребенка, то пришла в ужас и хотела от него отказаться. Но врачи уговорили его оставить.

Пока Боря Цуг рос, его матери пришлось сменить несколько мест жительства. Свое родное село она покинула тем же летом по двум причинам. Во-первых, в те годы родить невесть от кого считалось большим позором. Во-вторых, к ней прилипло прозвище «топякова ухажерка». Увидев ребенка своей односельчанки, местные предположили, что родила она его от «топяка» – некоего мифического человекообразного существа, якобы живущего в болотных топях. Ее стали сторониться и чураться как прокаженной.

Поэтому при первой же возможности она перебралась в другой район. Но и там жизнь не заладилась. Соседские дети не хотели дружить со странным мальчиком – большеголовым, большеротым, с тонкими, как солома, руками и ногами и пугающе странным взглядом. Третий переезд был, когда Боря уже учился в пятом классе. Рос он угрюмым и нелюдимым, не имел ни друзей, ни просто товарищей. Но вот учился он очень даже хорошо. Знания схватывал, что называется, на лету. Поэтому после школы смог без проблем поступить в экономический вуз, причем столичный.

А потом началась его карьера, которая выглядела стремительной. Многие из тех, кто его знал, не раз отмечали, что, если бы не отталкивающая внешность Цуга, не его злобный, желчный характер, он достиг бы куда большего. Но он и сам в запредельные выси не рвался.

– А что же его мать? Он ей хоть как-то помогал? – спросил Станислав.

Как оказалось – нет. Он о ней забыл, лишь переступив порог. Никогда не отвечал на ее письма. Да скорее всего никогда их и не читал. Еще будучи студентом, он никогда не просил прислать ему денег. Но и ей, когда стал большим начальником, не посылал ни копейки. В тот день, когда Борис поехал поступать в институт, она навсегда перестала для него существовать. На людях он себя позиционировал человеком скромным и аскетичным. Достигнув поста зама министра, удовольствовался и этим, не претендуя на большее, и изображал из себя незаменимого трудоголика, готового трудиться круглосуточно…

Но, видимо, уже в те времена он жил двойной жизнью. Уже тогда он располагал огромными деньгами, заработанными на всяких махинациях. А когда в середине восьмидесятых Цуг поехал в США для «обмена опытом», то домой вернулся во многом иным. Именно в США в нем открылись способности подавлять чужую волю на расстоянии. Видимо, с ним там хорошо поработали спецы соответствующего профиля из сатанистских сект. Все они, кстати, связаны с американскими спецслужбами.

– Но семьи у него не было… Этот его знакомый не сказал, почему? – поинтересовался Стас.

– Мне на днях сообщили кое-какие данные патолого-анатомического исследования тела гражданина Цуга, пятьдесят третьего года рождения. Так вот… Строение его внутренних органов заметно отличается от «устройства» обычного человека. Деталей я не знаю, но у него тяжелейший двусторонний крипторхизм. А с таким диагнозом семью никак не заведешь. Хотя, говорят, с женщинами он общался. Вроде бы даже какая-то от него собиралась родить. Что еще? Проверили состав крови. В ней повышенное содержание меди. В эритроцитах одновременно содержатся и гемоглобин, и гемоцианин – дыхательный белок, содержащий медь.

– Вот это да! Представляю, какой теперь поднимется шум в научных кругах! – удивленно воскликнул Гуров.

– Не поднимется, Лева, не поднимется, – снисходительно улыбнулся Орлов. – Мне эти данные сообщили по секрету. Так что, имейте в виду, вам тоже на этот счет распространяться не стоит. Сам труп и все материалы исследования прямо из журавского морга забрали какие-то товарищи в черных костюмах и черных очках. Куда увезли – хрен его знает. Все засекречено.

– Ну, японский городовой! Вот и не верь в «теорию заговора»! – хохотнул Крячко. – А причину-то смерти Паука определили?

– Кровоизлияние в мозг… – пожал плечами генерал. – Он и смолоду особо крепким здоровьем не отличался, а к старости и вовсе имел кучу болезней, в том числе и сосудистых. Поэтому даже не самого сильного удара затылком об пол было достаточно, чтобы произошел разрыв мозговых артерий. Краем уха слышал, что ФСБ уже в десяти краях и областях раскрыла филиалы паутины Цуга.

– И все это – благодаря нам! На-а-м! – вскинул указательный палец Крячко. – А нам – строгий выговор! Это правильно?

– В какой-то мере! – дипломатично парировал Орлов. – Формально, хоть и с лучшими намерениями, но закон вы нарушили. А это – наказуемо!

– Надо помнить, в какой стране мы живем! – Лев одарил пристальным взглядом своего друга-начальника. – У нас – позволю себе повториться! – для того чтобы защитить закон, иной раз приходится в той или иной мере его нарушать. И никуда от этого не деться!

Закончив разговор, опера вышли из генеральского кабинета, оставив его хозяина в философско-задумчивом настроении. Когда они вернулись к себе, к ним кто-то постучал, и в кабинет заглянул помощник дежурного по Главку.