Читать книгу "Капсула для копирайтера - Антон Бильжо"

– Нажимай сильней, я ничего не чувствую, – кряхтел Герман.

Маленькая Ангелина с завязанными глазами навалилась на меч, и лезвие глубоко вошло в живот.

– Теперь муладжара, – сказал Герман, спуская штаны и устанавливая клинок в нужной точке. – Нажимай…

Он вскрикнул.

– Нажимай, не останавливайся.

Когда все закончилось, Пророк накинул на окровавленное тело одежду и разрешил Ангелине развязать глаза.

– Ступай, – сказал он, побиваемый крупной дрожью. – Иди к дороге, встреть «скорую», не оборачивайся.

Ангелина отвернулась и пошла, высоко поднимая колени, заторможенно отводя ветви кустов. Когда маленькое белое создание почти поглотил лес, фигурка остановилась.

– Я люблю тебя, – крикнула Ангелина.

– Я тоже тебя люблю, Катрин, – тихо произнес Герман и достал из рюкзака связку шнуров.

Он разложил ведущие концы по размерам.

О, Великий Отец, я иду к тебе,Узри того, кто упорствует в своем безумии,Узнай меня, Германа.

Толстый DVI погрузился в мягкий живот.

HDMI чуть повыше – в манипуру.

С трудом дотянувшись до муладхары, Герман непослушными липкими пальцами вогнал в нее mini USB.

Такой же провод гвоздем пробил аджну.

Рана анахаты кое-как разверзлась ради толстого FireWire.

Вишудха дала разъем для USB.

Сахасрара, изливающая обильные потоки крови на лицо его, впустила доисторический интерфейс подключения аудиоаппаратуры S/PDIF.

Боль пронизывала с ног до головы, наконец-то соединив части в единое целое. Когда Герман закончил работу, он постарался лечь и расслабиться. Токи текли по жилам шнуров самодельного скафандра «Грани». Вот все, что можно сделать. Он вглядывался в юное улыбающееся небо.

Вскоре где-то глубоко на его дне появилась серебристая точка. Она всплывала, становясь все больше и приобретая очертания совершенного круга. Тарелка стремительно приближалась, брошенная в Германа чьей-то рукой. Увеличившись настолько, что закрыла от него солнце, она дернулась в сторону и приземлилась рядом, с хрустом ломая сучья. Похожая на кожу дельфина мреющая поверхность корабля разделилась на поднимающиеся надкрылки. В ярком белом свечении, шедшем изнутри, возникли два гигантских силуэта. Пророк сразу узнал их – это были лемурийцы Атлант Могучий и Атлант Всевидящий, для человеческого глаза ничем не отличающиеся друг от друга: синие, безволосые, безносые тела, облаченные в плащи тамплиеров. Они приветствовали своего незапамятного брата не жестом или словом, а просто дав ему понять, что рады снова его видеть. В ответ Герман, опять же без слов, объяснил, что находится в новом, человеческом обличье и теперь отвечает за эту расу. Легко, как пушинку, они приподняли его и занесли в белоснежное, пощипывающее лоно ОКК «Зигфрид». Усадив Великолепного на кресло пилота и присоединив ведомые концы кабелей к портам консоли управления, лемурийцы исчезли.

Через стекло Герман бросил последний взгляд на дремучий, немой от удивления лес, закрыл глаза и легко поднял корабль одним вдохновением, как будто всегда умел им управлять.

Вскоре сквозь наслоения похожих на красные и синие многоножки фосфенов показалось нечто конкретное – источник света, окруженный таким прелестным, прохладным медузообразным сиянием. Герман сразу догадался, что это звезда и в то же время он сам, наконец-то видимый им же, похожий на свернувшийся узлом, уютно завернутый сам в себя дремлющий жизненно важный орган. Влажная тонкая чувственная кожа, голубовато-желтоватая, с красноватыми прожилками, была украшена бесценными, паразитирующими на ней кровавыми рубинами. Пахло цветочным медом. Звезда то расширялась в немом печальном вздохе, то сжималась, покачиваясь в невесомости. В центре ее был огромный прекрасный многоцветный зрачок, дремотно полузакрытый мутной пленкой, с опушкой объемных, длинных, подкрученных, идеально разделенных ресниц.

«Я знаю тебя, Святой Грааль», – прошептал Герман, улыбнувшись, и приступил к снижению.

Послесловие

Через девять дней, 21 октября, около семнадцати часов по земному времени, отец Германа, Антон Третьяковский, вышел из своей кельи в питерской коммунальной квартире. Стены тут были обклеены листами с неизвестными буквами какого-то древнего языка. На столе кроме забитой окурками пепельницы, мази Вишневского, бутылки дешевого «Московского» коньяка и трех чашек с остатками чая валялись кипы исписанных такими же символами бумаг. В углу комнаты к пледу, закрывавшему холодную стену, прижалась незастеленная кровать, перед столом стояло старое кресло с порванной обивкой и протертыми подлокотниками. Окно выходило в типичный питерский колодец, что даже нравилось страшему Третьяковскому – не отвлекало.

Это был сухой, как мумия, страшно обросший, согбенный старик, азартно лопотавший то, чего никто не мог понять, но в целом улыбчивый и безобидный. Когда ненавидевшая его соседка, у которой был невоспитанный толстый мальчик, всегда наливавший воду в его мыльницу, постучалась в дверь со словами, что Антону пришла бандероль, старый ученый подумал, что это розыгрыш. Ему уже лет десять никто не писал.

Однако он потушил сигарету «Ява» и вышел.

В большом конверте оказался только сложенный вчетверо лист бумаги для принтеров обычного формата А4, исписанный мелким почерком.

«Дорогой Антон, – говорилось в письме, – пишу тебе, потому что больше не могу никому доверять, а факты, которые я сообщу, необычайно важны.

Милостью Великого Отца, я открыл планету, (!) которую назвал Германус Т. Ее точные координаты: прямое восхождение 06ч45м08.9173 град., склонение минус 16град42м58.017с. Созвездие Большого Пса.

Планета находится недалеко от Сириуса, насколько я могу судить.

Она почти незаселена, пригодна для жилья и обладает всеми необходимыми ресурсами.

Более того, когда я приземлился, у меня возникло ощущение, что я в советской Эстонии. Помнишь, небольшой поселок Вызу, куда мы ездили отдыхать с мамой, когда мне было лет семь? Так вот, представь – тот же небольшой залив, те же сосны, белый песок, даже улицы с домами те же. Ты всегда поражался тому, в каком порядке местные умеют содержать свои участки. Каждый валун-то у них аккуратно обстрижен. Здесь ничего не изменилось! Я даже нашел дом (по Мэре, 11), в котором мы снимали комнаты. Хозяйка еще жива, передавала тебе большой привет. У нее я временно и поселился.

Несмотря на то что жители ведут себя очень обыденно (а это всего от семи до десяти человек, (!) которых я помню), совершенно очевидно, что планета требует изучения. Даже кора на соснах, покрытая таким знакомым лишайником, при ближайшем рассмотрении растворяется! Видимо, сказываются особенности местной атмосферы.

Частички песка тоже имеют иную, более колкую природу.

Поэтому, боюсь, мне придется обозначить окружающие меня предметы другими словами и дать им исчерпывающее описание. На эту работу может уйти довольно много времени. Однако уже к весне я рассчитываю вернуться с книгой, моим первым романом.