Читать книгу "Так не бывает - Макс Фрай"

Эй, ну что там, что там? – спрашивает лист. – Я же ничего не вижу!

Сейчас! – говорят жалюзи и сворачиваются. За окном темно, в свете настольной лампы отражение в окне четкое и яркое.

А ничего так, – говорит лист. – Симпатично. А он всегда так дымится, когда превращается? Вам не страшно вообще?

Мы привыкли, – говорит флейц.

Башня кривая, – ворчит линейка. – Надо было меня брать, то же мне, художник.

Чучело, – ласково говорит гугль и показывает картинку. – Эта башня последние двести лет кривая, сваи просели. Хорошие сваи, лиственничные, хотите, расскажу, как их вбивают в ил?

Всезнайка, – ворчит линейка и отворачивается насечкой к стене.

Не горюй, – утешает ее монтажный нож. – Он потом паспарту резать будет, много будет резать, и все по тебе. Не горюй.

Ну, молодец, вспомнил, – говорит джезва. – Твое счастье, что ты еще и плиту забыл включить.

В кладовке стоят женские босоножки. У них оборван ремешок, их не взяли, и они молчат. Только смотрят на чистое пятно в пыли на полу. Чемодан уехал, и поговорить босоножкам не с кем. Может, все-таки он когда-нибудь отнесет их в ремонт, полгода обещает, может все-таки отнесет.

Мария Станкевич

Ночь пограничника

Несмотря на то, что поселения разрастаются и меняют свои физические очертания, настоящие границы всегда остаются на своих местах. Как и пограничники.

После переезда Аня заметно воспрянула духом. Гоняла мокрой тряпкой пыль из углов, распаковывала бесконечные коробки и коробочки, играла в пятнашки, расставляя их содержимое по полкам. Снова начала улыбаться.

– Представляешь, – говорила за ужином, – каких-то шестьдесят лет назад это был край города. Подумать только: наш дом был последним! А сейчас, считай, что в центре живем. Правда здорово?

Артем улыбался ей в ответ. Конечно, здорово, когда жена приходит в себя. И возвращается к нему.

Он тогда и не заметил, как это произошло. Как-то вскользь, потихоньку. Вот она еще встречает его на пороге объятьями, но уже очень быстро от них отстраняется. Не сразу поймешь, правда? Обнимает же. Вот они еще спят в одной постели, но все чаще он засыпает обнимая подушку, а не ее. А проснувшись, долго бродит по дому в одиночестве, пока она не встанет – часа в три пополудни. И еще час будет сидеть на балконе с чашкой кофе, сигаретами и отсутствующим взглядом. Вот еще разговаривают, но она больше молчит. Вот еще гуляют перед сном, но словно по разным улицам. Вот еще, и еще, и еще…

– Граница проходила по забору – видел забор? Скажи, занятный? Так странно представлять, сейчас там магазин, а за ним дорога и дома, и еще много-много домов, и магазинов, и всего подряд. А что было? Пустыри? Лес?

Ругал себя. Он и переезд-то ускорил, чтобы хоть как-то ее расшевелить. Никто их не гнал с той квартиры, и сама квартира была неплохая, хотя и чуть дальше от центра, и можно было бы подождать, подкопить, поискать варианты. Но нет, не мог уже жить в этом уютном безмолвии. Говоришь – не слышит. Прикасаешься – отстраняется. Спрашиваешь – не отвечает. Злишься – уходит. Вроде рядом, а нет ее. И что происходит – непонятно.

И вот, оттаяла. Начала улыбаться. Обнимать сама. Заговорила. Временами еще как: вон трещит про дом, у него уже в ушах позвякивает. Как раньше. Так здорово.

Месяц после переезда Артем еле дышал, словно дикого зверька боялся спугнуть новое (старое, такое родное) Анино настроение. Теперь почти не боится, вернулась хорошая. Почти совсем вернулась.

А всего-то и надо было – переехать. Кто бы мог подумать вообще? Может, тот дом что-то вроде радиоактивного был? Ходили такие слухи по городу про некоторые старые постройки.

– А ты заметил, что они тут по вечерам во дворе тусуются? Как в детстве: бабушки на лавочках, мужики в домино играют, вот это все. Заметил? Дети гуляют! Ты давно видел, чтобы во дворах дети гуляли?

Квартиру нашли быстро, и десятка вариантов не перебрали. То есть как… перебирал он, ей было все равно. Ходила, конечно, с ним на просмотры, но смотрела больше не на потолки и стены, а в свой планшет дурацкий. Проходила по квартире, кивала равнодушно и усаживалась на первый попавшийся стул, оставляя Артему открывать краны, проверять слышимость и задавать все необходимые вопросы. Ничего-то ей не надо, все-то ей нормально.

А к этому дому пришли и заинтересовалась вдруг. Попросила риелтора подождать, обошла весь двор, потрогала деревья, покачалась на качелях, долго стояла и нюхала многочисленные цветы в палисадниках.

– Смотри, – сказала, – какой забор занятный. Мне тут нравится.

Большую часть года врата закрыты, и пройти через них можно лишь по великой нужде. Лишь недолгое время, в течение нескольких ночей, что лежат меж двух праздников, граница становится открытой для всех, имеющих желание к переходу.

К зиме все вообще устаканилось. Аня не только к Артему вернулась, но и к миру: познакомилась с соседями, с удовольствием принимала участие в домовых делах. Даже вошла в совет жильцов и исправно ходила на собрания, решала там какие-то вопросы о ремонтах, оплатах, посадках, субботниках и прочей общежитейской суете.

Однажды купила несколько банок краски и несколько дней разрисовывала подъезд наивными орнаментами. Соседи, проходя мимо испачканной Ани, восхищенно цокали языками. Через неделю второй и третий подъезды пришли к ней с просьбой сделать то же самое и у них. Жильцы даже гостям хвастались: вот какая у нас Анечка теперь живет, смотрите, какая мастерица. Артем случайно подслушал и долго гордился Аней (и немного собой – как же удачно он придумал этот переезд, как хорошо, что согласился на эту квартиру).

Вся эта домовая активность отъедала время у работы и быта, но Артем воспринимал это спокойно. У него один за другим выстреливали проекты, денег хватало и на выплаты за квартиру, и на доставку еду, если Аня была занята, и на всякие причуды, вроде краски для подъезда. Анин крохотный фриланс и раньше погоды особо не делал. Зато всем хорошо.

На новый год никуда не поехали. Аня настояла, хотя и друзья звали на турбазу, и у родителей давно не были, и даже на маленькую поездку куда-нибудь в тепло хватило бы. Артем не стал спорить, набегался за год и вполне был готов к тишине и уюту. Купили большую елку, Аня полдня украшала дом, а потом еще полдня развешивала оставшийся дождик по подъезду и деревьям во дворе. Не одна, соседи тоже натащили всякой новогодней мелочи, кто что мог.

Украшенный двор выглядел хаотично, сумбурно и очень мило. Сразу видно: хорошие люди в доме живут, дружные, веселые, а что со вкусом не очень, так нам нравится, а до остальных и дела нет.

– Я тебе говорила, что тут и старый Новый год отмечают? – Аня только что пришла со двора, где носилась с соседскими детьми – веселая, раскрасневшаяся, со сбитым дыханием. Артем валялся на диване, подъедая остатки салатов. Настроение было ленивое, расслабленное. До конца каникул еще много дней, можно себе позволить немного растительной жизни.