Читать книгу "Весна для репортера - Максим Замшев"

Никого не было. Никто нас не караулил. Мы постояли немного. Потом Лариса, не оборачиваясь, пошла к Пречистенке. Остановилась и подняла руку, чтоб поймать машину. Я догнал ее:

– Хочешь уехать?

– Тебя хочу увезти.

– Я…

– Возражения не принимаются. Я тебя послушала уже сегодня. Больше не собираюсь.

– Но…

– Никаких но. – Она нагнулась к открывшемуся окну остановившихся рядом с нами замызганных «Жигулей». – В Перово за семьсот? – А потом бросила мне деловито: – Садись.

Доехали мы на удивление быстро.

Вот знакомая, обитая войлоком дверь.

В квартире покой, порядок. Я разделся. Прошел в гостиную. Неужели я здесь в последний раз?

Внутренняя дрожь никак не унималась.

– Примешь ванну?

– С удовольствием.

– Посиди пока тут. Я тебя позову.

– А где предки?

– Их не будет сегодня. Уехали к тете Вере в деревню.

– Напомни, а тетя Вера – это кто?

– Папина сестра. Обидно, что тебе наплевать на меня. Я столько раз тебе рассказывала, как в детстве подолгу жила у нее летом…

– А… Я теперь припоминаю. Как-то не сопоставил.

Лариса действительно не раз утомляла меня подробностями своих деревенских каникул. И тетя Вера там фигурировала. Точно.

Я сел на диван. Глазами стал искать пульт от телевизора, но не нашел. Закрыл глаза. Возникло омерзительное лицо бритого…

– Халат на вешалке, – сказала Лариса.

* * *

В ванной я долго рассматривал себя в зеркале. Лицо оплыло, веки набрякли, а глаза словно принадлежали другому человеку. Боль и страх – вот что сейчас искажало мои черты. Это зрелище так впечатлило меня, что я стал растягивать губы в улыбке, поворачиваться в профиль, подмигивать сам себе, показывать язык, только чтоб это незнакомое лицо сбежало.

Вроде бы получилось.

Ванна наполнилась почти до краев, и я выключил кран. Тишина заставляла прислушиваться к себе. Что-то в ней было непроницаемое и искусственное, уничтожающее все звуки. Вспомнилась другая тишина, под Киевом, после моего расставания с Дмитрием, когда я спускался с холма и мечтал поскорее добраться до автомобиля. Почему ты дал мне пустую флэшку, Дмитрий Головченко?

Я дотянулся до душа, взял его, сделал воду максимально холодной и направил себе на грудь и лицо. Помогло только отчасти. Мысли не обретали стройности, зато разыгрался зверский аппетит. Это и немудрено. Я же с утра ничего не ел. Интересно, Лариса догадается что-нибудь приготовить для меня? В хозяйственных делах она обычно полагалась на маму, поэтому особых надежд на этот счет я не питал. Но не пустой же у них холодильник?!

Каково сейчас отцу? Он наверняка ищет меня, а мой мобильник недоступен. Я веду себя как скот по отношению к нему. И не только к нему. Но сил выйти на связь с миром у меня пока что нет. Пусть те, кому я так необходим, подождут. Они сами виноваты. Я так долго был никому не нужен…

Мне нельзя пить. Чтобы хоть в чем-то разобраться, надо проявить волю и хладнокровие. Не обижаться, не расстраиваться, не глупить, не искать сочувствия. Я к этому готов. Но чуть-чуть попозже. Пока еще время игры. Игра – мое нынешнее убежище. Я играю с Ларисой в ее героя, а с миром – в прятки. Раз, два, три, четыре, пять… Кто не спрятался, я не виноват… Хотя какой я герой! Я трус. Так драпал сегодня от этих даунов… Наверное, Лара разочарована во мне, только не подает виду. Или жалеет меня? Женщин не разберешь. А мир? Мир найдет меня, если захочет. Мир всесилен. Не стоит обольщаться, что от него можно укрыться. Ведь я врунишка. И мой обман вот-вот откроется. Хотя обманули по большому счету меня…

От духоты сердце забилось тяжелее и чаще. Пора вылезать. Я еще немного постоял под душем, промыл голову, потом долго и тщательно вытирался, словно тянул время. Зеркало сильно запотело, и мне не удалось посмотреть на себя. Я пропал в нем.

Я заглянул в кухню, но Ларису там не застал. На плите что-то разогревалось в кастрюлях. Крышка на одной из них, дребезжа, подрагивала.

– Ты где? – крикнул я.

– В комнате. Подойди ко мне на минуту. Кое-что покажу.

Лариса сидела в крутящемся кресле за столом, уставившись в экран ноутбука.

– Что там такое? – спросил я у нее, почти не сомневаясь в том, что она мне ответит.

– Ты нереальная знаменитость. Только взгляни…

Я подошел к ней сзади, нагнулся. На мониторе пестрели новостные ссылки, связанные со мной и моими деяниями.

– Слушай, я так есть хочу… Они никуда не денутся, новости эти… Там, похоже, из кастрюльки вот-вот что-то убежит.

– Сейчас пойду гляну. А ты пока почитай вот хотя бы это.

Она открыла форум «Гром и молния», очень популярный в последнее время среди русских националистов.

– Иди пока, на стол накрывай.

– Хорошо. Я позову тебя.

Так все между нами складно, уютно. Жаль, я не люблю ее…

Пользователь под ником «Непримиримый» разоблачал меня действительно с небывалым усердием. Почему-то он представлялся мне бородатым, в продолговатых очках, болтливым и чуточку шепелявым. По его мнению, я – знамя пятой колоны, символ предателей России, олицетворение продажности журналистов. «Непримиримый» накручивал обвинения одно за другим. В особо непристойных выражениях проклинались отечественная элита и ее зажравшиеся сосунки. Тут, конечно же, содержался неприкрытый намек на то, что я сын известного политика. Для меня не было секретом, что спонсорами сайта являются силы, к которым мой папа не только принадлежал, но и обладал в них заметным влиянием. Отцу наверняка придется оправдываться. Какие доводы он станет приводить? Неужели он примет на веру эту чудовищную ложь о моей помощи киевской хунте? Хотя тех, кто ее сочинил, не заподозришь в непрофессионализме. Вон ведь Лариса ничуть не сомневается. Она, бесспорно, не политолог, но и не дура. Нынешние люди – заложники информации. Информация – их среда. Они в нее не то чтобы безоговорочно верят (внутри каждый допускает, что СМИ могут врать), но существуют с ней, сживаются, не могут избавиться, даже если хотят. Те, кто продуцирует информационный контент, умело пользуются этим для влияния на умы и внедрения в них тех или иных установок. Я не один год наблюдал подобные технологии и на радио, и на телевидении. Но никогда не предполагал, что они коснутся меня самого. Мой хулитель «Непримиримый» разошелся до такой степени, что сравнил Дмитрия Головченко с сербским героем Ратко Младичем, а каждого порядочного русского призывал плюнуть мне в лицо при встрече. Ну что же! Давешние головорезы уже чуть было не воплотили это в жизнь. Мне стало тошно, обидно за себя, за отца, но эти чувства ни на йоту не поколебали мою уверенность в том, что пока мне рано что-то предпринимать. Надо все взвесить и не поддаться эмоциям.