Читать книгу "Черноводье - Валентин Решетько"

Взошло солнце. Утренние лучи высветили реденький туманчик, поднявшийся над поньжей. Девочка все сидела и терпеливо ждала помощи. Вдруг, где-то далеко в тайге, она услышала слабый выстрел. Агаша радостно вскочила на ноги, вытянув шею, ждала следующего выстрела. Выстрела все не было; девочка тяжело вздохнула и, привалившись спиной к выворотню, подумала:

«Подожду еще, пусть ближе подойдут. Че зря патроны жечь!»

Она ответила только на второй или третий выстрел. Вскоре из леса на край болота выскочила черно-белая лайка. За ней показался отец, Иван Саранов, и мать. Увидев дымок от костра, отец что-то сказал матери и показал рукой в сторону выворотня. Агаша радостно встрепенулась, чисто по-детски хотела спрятаться от родителей, но потом, не выдержав, закричала и, схватив ружье, побежала навстречу к своим спасителям.

Первым встретил Агашу черно-белый кобель. Радостно повизгивая, собака крутилась возле девчонки, стараясь лизнуть ее в лицо. С такой же радостью девчонка обняла собаку.

Подошли отец с матерью. Агаша отпустила собаку и прижалась к матери. Анисья погладила дочь по черным жестким волосам и буднично спросила:

– Испугалась, поди?

– Не-е! – замотала головой охотница и смущенно добавила: – Дышать было трудно! Душно…

– Всегда так бывает! – подтвердил слова дочери отец и раскурил трубку. Следом за отцом раскурила трубку и мать…

Не переставая, полыхали молнии, ярко высвечивая маленькую вросшую в землю карамушку и одиноко сидящую, согбенную фигуру человека. Анисье не спалось:

– Где тут уснешь, вон как полыхает! Наделает пожару, – беспокоится Анисья и тут же успокаивается. – Однако, дождь скоро пойдет. Затушит!.. – Приподняв голову, старуха прислушивается к глухому шуму за речкой, который с каждой минутой становится все ближе и ближе. Удары грома тоже приближались, казалось, что небо раскалывается прямо над головой.

«Шибко, плохой лето, шибко! – огорченно думает старая тунгуска. – Народу скоко, уй! Зверя распугают, птицу распугают! Совсем плохо!»

На топчане в избушке металась без сна Агафья.

– Душно. Дышать трудно…

На васюганскую тайгу рухнула водяная стена.

Ночная гроза старательно поработала на лесосеке. Окопанные накануне деревья вповалку лежали на земле. Остался только старый кедр. Наклонившись, он упрямо цеплялся обожженными корнями за землю. Из ямы у подножия кедра шел слабый дымок, который не смог залить проливной дождь. Земля набухла от сырости; бригадники зло чертыхались, поскальзываясь на мокрых сучьях и кореньях.

Со сложным чувством смотрел бригадир на поверженные деревья, рядами уложенные по деляне грозовым ветром, а на душе было неспокойно. Подавляя в себе непонятное беспокойство, Лаврентий повернулся к людям; найдя глазами зятя, сказал:

– Бери, Иван, тех, кто постарше и кто помладше. Одни пусть сучки обрубают, другие – в кучи стаскивают и сжигают! Поняли?

– Че тут не понять! – усмехнулся Иван, перехватывая в руках ловчее топор.

– Ноги берегите! – предостерег обрубщиков бригадир.

– Дядя Лаврентий, а дядя Лаврентий! – Федька теребил бригадира за рубаху. – Я пойду, кедру дожгу. Че он стоит!

Лаврентий посмотрел на одинокий кедр, потом на мальчишку:

– Вали! – односложно ответил бригадир.

На деляне закипела работа. Слышались резкие щелчки от ударов топора по упругим сучьям лежавших на земле деревьев. Звенели пилы, их звонкий ноющий звук постепенно глох, увязая в древесной мякоти. Подростки и женщины потащили первые охапки мохнатых еловых лап, морщась от жесткой и колючей хвои. Задымились первые кучи. Огонь набирал силу. Корчились от нестерпимого жара сучья, полетели вверх искры.

Федька, с упорством муравья, в одиночку возился около кедра. Спрыгнув в яму и задыхаясь от горького дыма чадивших корней, он старательно мочалил топором центральный корень, глубоко вонзившийся в землю. В тесной яме было трудно развернуться с топором; неловко размахивая, он старательно тюкал, пытаясь попасть в один и тот же руб; топор то и дело соскальзывал, врубаясь то в глину, то в жесткий корень. Дым разъедал глаза: Федька кашлял, вытирая ладошкой слезившиеся глаза, и тюкал, тюкал…

Проходивший мимо Кужелев заглянул в яму:

– Федька, кончай дурью маяться! Угореть захотел? Разожги костер, и пусть горит!

Мальчишка поднял голову.

– Щас вылезу! Маленько уже осталось! – Еще некоторое время слышалось тюканье топора, затем оно смолкло, и из ямы показался почерневший от дыма мальчишка. Он деловито набрал смолья, сбросил его в яму и разжег там костер. По стволу дерева поплыл густой смолистый дым, затем показалось багровое пламя.

Лаврентий окликнул Борщева:

– Осип! Пойдем подготовим место для штабеля: вся деляна кряжами завалена! – Лаврентий оценивающе оглядел лесоповал и негромко пробурчал: – Много еще понадобится бревен, ох и много, язви их…

Борщев, невысокий мужик с редкой русой бородкой и голубыми, почти синими, глазами, разогнулся и врубил топор в ствол дерева, которое очищал от сучьев.

Бригадир посмотрел на Борщева и, усмехнувшись, сказал:

– Помню, дед мой, Савелий Игнатьевич, учил за такие дела. По уху, правда не бил, но подзатыльники получал крепкие! Врежет затрещину и приговаривает: «Испортить вещь ума много не надо…»

– Дак че я сделал?! – Осип удивленно смотрел на бригадира.

– Да так! – махнул рукой Лаврентий. – Просто дедову науку вспомнил! – Жамов светло улыбнулся и закончил: – Во время сушки бревно от заруба лопается, понял? – И, согнав с лица улыбку, сказал: – Ладно, пошли!

Осип смущенно хмыкнул, выдернул топор, врубленный в ствол дерева, и пошел следом за бригадиром. На мужике были новые, еще не разношенные сапоги. Идти было неловко, кожаная жесткая подошва скользила на мокрых кореньях. Осип скользил на них, запинался, матерясь вполголоса.

Лаврентий оглянулся:

– Чего вырядился? – спросил он Осипа.

Борщев посмотрел на бригадира и зло ответил:

– Это, паря, у меня последний кулацкий достаток на ногах! Оставь их на стане, сопрут и глазом не моргнут! – Он яростно плюнул себе под ноги. – Вот жизня, мать ее за ногу! Двадцать годов добро наживал – все разом обчистили и самого, как кутенка, за порог выкинули. Спасибо, хоть сапоги оставили. Постеснялись, наверное, с ноги стянуть! – Осип язвительно хохотнул: – С тех пор я их с ног не сымаю – берегу!

– Неудобно же по тайге ходить!

– Ниче, на корнях обомну!

Мужики расчистили площадку на краю деляны, вырубили слеги и уложили их на землю. Лаврентий попробовал ногой, как лежат слеги, и довольно проговорил:

– Теперь можно и штабель укладывать.

Борщев полез в карман за кисетом:

– Давай, бригадир, перекурим это дело!