Читать книгу "Самозванец - Теодор Мундт"

– Дай-ка вспомнить… Да, да, так и было. Мне доложили, что студент Гаусвальд собирается отпраздновать рождение графини Ритберг бессовестной серенадой, и главным образом потому, что она не отвечала ему на многие письма. Я приказал предостеречь его и сообщить, что моя кузина недавно понесла тяжелую утрату и траур должен защитить ее от всяких бессовестных выходок. Тем не менее негодяй перелез через стену и привел в исполнение свой дерзкий замысел.

– Ваша светлость, – ответил Лахнер, – Гаусвальду не было передано это предупреждение, и он был в полной уверенности, что справляет рождение Неттхен, как его заставили поверить. Мало того, ему сказали, что вашей светлости и ее сиятельства нет в данный момент во дворце. Я могу принести присягу в том, что это так и было!

Лахнер волновался все больше и больше. Князь молча слушал.

– Ваша светлость, – продолжал гренадер, – я до сих пор Римера не обвинял в измене вам, а только в недостойной проделке, следствием которой четыре старательных студента понесли тяжелое наказание. Правда, в течение того времени, которое мы провели на военной службе, мы научились уважать и любить солдатскую жизнь, но оставаться всю жизнь простым рядовым, не иметь ни права, ни возможности выслужиться – это нам немножко не по сердцу, и мы должны получить нравственное удовлетворение за все то горе, которое перетерпели мы и наши родители.

– С тобой и твоими товарищами поступят по справедливости, – ответил князь. – Если дело обстоит действительно так, как ты рассказываешь, то вам всем будет дано самое блестящее удовлетворение. Но в данный момент ничего сделать нельзя. И особенно потому, что ты все еще должен продолжать разыгрывать свою роль барона Кауница. Тем временем будет начато следствие, и если выяснится, что тут был не злой умысел или желание учинить дебош, а просто невинная юношеская проделка, то вы можете смело надеяться, что вам сразу будет зачтена предыдущая служба. Ну-с, а теперь отправляйся домой и оставайся верным своей роли. Я не желаю, чтобы ты и впредь продолжал давать разные необычайные доказательства благородства и аристократичности своей натуры. Я уже совершенно убежден в этом и отнюдь не желаю, чтобы тебя поймали и изобличили твое самозванство. До свиданья, мой друг!

Лахнер церемонно поклонился князю и ушел.

XII. Анекдот, чреватый последствиями

Вернувшись домой, Лахнер уселся поудобнее в кресло, чтобы на досуге как следует обдумать план вторжения в дом графини Пигницер.

Конечно, не занимай он теперь такого щекотливого общественного положения, все дело было бы гораздо легче устроить. Он подговорил бы верных товарищей, днем забрался бы в дом под видом посыльного, рассмотрел бы, что нужно, а вечером сумел бы влезть через окно и разыскать требуемое, и если бы даже его поймали, то он мог бы отговориться тем, что дело было затеяно без всякого злого умысла, просто на пари под пьяную руку. Правда, за это он поплатился бы дисциплинарным взысканием, но только и всего!

Однако, представляя собой особу майора Кауница, он не мог пускаться в столь экстравагантные приключения. Следовательно, предстояло придумать что-нибудь другое.

За этими размышлениями его застал Зигмунд, явившийся с докладом, что кто-то желает видеть его. Лахнер вышел в приемную и увидал там Вестмайера.

– Высокородный господин майор, – подобострастно заговорил одетый в штатское платье Вестмайер, – снизойдите к моей слезной просьбе, вступитесь за обиженного!

– Но что же я могу сделать?

– Помилуйте, господин майор, вам только словечко сказать вашему высокому родственнику, его светлости князю Кауницу, и добродетель восторжествует, а порок понесет примерное наказание.

– В чем дело? Говорите!

– Дело-то очень щекотливое, господин майор, – сказал Вестмайер, оглядываясь на выглядывавшего из передней и ухмылявшегося Зигмунда.

– Хорошо, пройдите сюда! – сказал Лахнер, уводя посетителя к себе в кабинет и запирая за собой дверь.

– Прости, Лахнер, – заговорил там Вестмайер, – что я невольно обманул тебя и не пришел вчера.

– О, ничего! Все равно я не мог бы воспользоваться твоей помощью, и ты только даром прогулялся бы.

– Но все-таки это было нехорошо с моей стороны, хотя, если рассудить дело хорошенько, то… смягчающие вину обстоятельства налицо.

– Ого! Наверное, какое-нибудь приключение?

– Да, и не очень заурядное. Пошел я от тебя в самом радужном настроении и стал раздумывать, куда бы лучше пристроить деньги, которые получил. Я забыл сказать тебе, что дядя, отправляя меня получить по этому старому счету, сказал, что в случае удачи эти деньги я могу взять себе. Я так замечтался, что пошел вовсе не той дорогой и очутился в узеньком переулочке рабочего квартала. Так как вчера был какой-то праздник, то народа было довольно много, да и пьяных тоже немало.

– В нашей доброй старой Вене их всегда, кажется, достаточно!

– Именно! Ну, иду я себе, помахиваю тросточкой и мурлыкаю песенку. Вдруг дорогу мне преграждают трое парней, которые шли мне навстречу, обнявшись и горланя какую-то глупую песню. Идут, смотрят вперед бараньими глазами и сталкивают с тротуара всех встречных. Дошли до меня. Я и говорю им, чтобы они посторонились. Парни спрашивают: «Зачем?» Ну, понятно зачем: чтобы я мог пройти. Они довольно невежливо предлагают мне сойти для этого с тротуара на мостовую. Я еще раз потребовал, чтобы меня пропустили, а когда в ответ на это один из них обругал меня, я легонько ударил его тросточкой по голове. Правда, тросточка сломалась, но зато и обидчик упал, обливаясь кровью…

– Упал? От удара тросточкой по голове? Да какой же толщины была твоя «тросточка»?

– Ну, так пальца в два-три, да только дерево уж очень хрупкое. Ну, слушай дальше! Конечно, остальные двое накинулись на меня. Пришлось драться на кулаках одному против двоих. Один получил прямой удар вытянутой рукой в нос и тоже свалился на землю, а другой, когда я хотел пощекотать его по затылку, увернулся, и я сам чуть не упал от стремительности своего удара. Но так или иначе, а путь был свободен: один на один мне никто не страшен.

– Еще бы, ты настоящий медведь!

– Но не тут-то было. Единственный из троих, которому удалось уцелеть, стал неистово вопить, обращаясь к толпе, которая густым кольцом окружила нас и все увеличивалась. Парень взывал, так сказать, к «национальному самолюбию» жителей квартала, уверял, что это поражение ляжет на него несмываемым пятном, высказывал непреклонное убеждение, что «этот франт» затесался к ним в квартал только для того, чтобы соблазнять жен и дочерей. Надо отдать ему справедливость, говорил он хотя и не очень связно, но зато в высшей степени энергично и убедительно. Я пытался было пробиться и уйти, пока его слова возымеют свое действие, но момент был упущен: толпа, до той поры только разражавшаяся руганью, решила перейти от слов к делу. На меня стали надвигаться дюжие кулаки.

– Положение не из приятных!

– Быстро окинув взором поле битвы, я заметил, что стою около небольшого крылечка с приступочкой. Я одним мигом взобрался на приступочку и прижался спиной к двери. Таким образом я был защищен с тыла, а возвышенная позиция давала мне возможность бить врагов поодиночке. Действительно, пара смельчаков, неосторожно подскочивших ко мне, турманом полетела вниз. Толпа в нерешительности остановилась. Я спокойно перевел дух, рассчитывая, что авось мне удастся продержаться, пока подоспеет патруль.