Читать книгу "Акулы из стали. Туман - Эдуард Овечкин"

– Так точно! И даже состарили его до нужной кондиции! Комар носа не подточит!

– Да ладно, – заулыбался командир, – за ночь? Журнал ГЭУ? Втроём?

– А нет же невыполнимых задач для человека, который сам не должен их выполнять. Народная мудрость! – вставил Антоныч.

Командир откинулся в кресле, сложил руки на животе и мечтательно закатил глаза:

– Вот это ты, Антоныч, умеешь фантазию мою распалить!

Приехал штаб флота, объявили тревогу, раскидали проверяющих по отсекам и боевым частям и начали прощупывать нас на предмет профессионального мастерства и порядка в быту. Мы с Антонычем сидим в центральном с крайне тревожными лицами и делаем вид, что ужасно заняты. И скажу я вам, что у военных это искусство делать вид, что ты ужасно занят в то время, когда ты не занят ничем, возведено в ранг абсолюта. Шлифуется и оттачивается годами, и нет пределов в совершенствовании этого самого полезного на службе навыка!

– Слушай, Эдуард, а вот что, интересно, будет, если трюмный журнал заставят без помарок вести? Вот что тогда Борисыч делать станет?

– Думаю я, Антоныч, что он его тогда вообще вести не станет.

– А давай-ка проверим. На-ка тебе трюмный журнал Борисыча и положи его себе под жопу!

– Антоныч, так-то это подстава! Борисыч злой и сильный!

– Отставить обсуждать приказания! Сказал – ложи, значит ложи!

Ну положил, конечно, куда деваться-то? Прибегает Борисыч минут через десять. Я булки сразу расслабил, чтоб края журнала из-под жопы не выглядывали – Борисыч-то хоть и справедлив, но суров.

– Антоныч, где мой журнал трюмный? Тебе давал вчера на подпись!

– Андрюха, ты чо? Я тебе вчера его и отдал взад!

– Да ладно?

– Я те говорю! Отдал!

Борисыч зависает на секунду и чешет в затылке:

– Эд, журнала моего не видал?

Я поворачиваюсь как можно больше затылком к Антонычу и начинаю кривляться лицом, показывая вниз глазами, носом и ртом:

– Не, Андрюха, не видел!

Андрюха думает ещё секунду:

– Да и хуй с ним! Нет журнала – одно замечание, есть журнал – восемь! А чо ты кривляешься-то?

– Ах он кривляется, сука! Бунт затеял, поганец, в трюмных войсках! – негодует Антоныч. – Куда побежал? Вон твой журнал, под жопой у Эдика, забери!

– В пизду! – кричит Борисыч из-за переборки. – Сейчас вам папа покажет, как надо проверки без документации проходить!

И прошёл, а как вы думали? Три стандартных замечания получил: «В трюме седьмого – говно; пятки раздвижных упоров не начищены с достаточной степенью; топор на щите плохо наточен». Так и пришёл на разбор с топором в руке.

– Тащ офицер, – несколько напрягся начальник штаба флота, – а зачем у вас топор?

– Наточил, тащ контр-адмирал!

– Э…

– Устранил замечание! Принёс предъявить по горячим следам!

– Блядь, ты себя в зеркало-то видел с топором в руках? Напугал дедушку, вахлак! Что там у него ещё за замечания? Начнём с него, остальные-то хоть без топоров пришли!

– В трюме седьмого – говно, тащ контр-адмирал!

– Это само собой, это же трюм седьмого! Много?

– Много!

– Просто много или пиздец как много?

– Просто много!

– А, ну это – нормально! Поехали дальше. Что там у нас?

По журналу ГЭУ замечаний не было.

– Ну, молодцы! – сказал потом командир. – Не то что совсем молодцы, сами же накосячили, но выкрутились, за что и хвалю!

Вообще документация на флоте – это важно. Не знаю, для кого, но что важно – точно знаю. Чем больше бумаг, тем выше непотопляемость, так сарказмили по этому поводу моряки, которые в море ходили и воспринимали эту запротоколируемость каждого своего шага как неизбежное зло, с которым хочешь не хочешь, а приходилось мириться.

Синий шарик

Вова сидел на пирсе, понурив плечи, курил и пел. Клубочки сизого дыма, подгоняемые ужасно фальшивыми нотами, испуганно шарахались к пилотке, которая неизвестно каким чудом висела на Вовином затылке, нагло поправ законы всемирного тяготения, и быстро-быстро таяли под лучами весеннего солнца. Видимо, спешили поскорее покинуть сей мир, чтоб не быть свидетелями и слушателями фальшивых завываний.

Удивительным был не сам факт пения Вовы (что тоже удивительно), а то, что именно он пел:

– Синий ша-а-арик, ты не ве-е-е-ейся над мойейю-у-у-уу га-ла-вой…

Мы с Игорем только вышли из сопок и, разморенные неожиданно ранним солнцем, шли заступать на дежурство по своему крейсеру, неся шинели в руках, шапки в сумках и слёзы в глазах. Сумки мы носили с собой всегда, после того, как я однажды спросил у трюмного Борисыча:

– Борисыч, а зачем ты всё время с сумкой пустой ходишь туда-сюда? Смысл?

– Ну как. А вдруг я украду что-нибудь на корабле, мне же надо будет это в чём-то нести?

– Глубокая мысль.

– Логика, царица наук, мать её! Учитесь, дети, пока бесплатно!

До сих пор так и не могу ходить без сумки на плечах или рюкзака за спиной, хотя так ничего и не украл ни разу. Вот не гад Борисыч этот?

Шли мы в приподнятом настроении. Игорь только что закончил создавать компьютерную программу с графической оболочкой по обучению алгоритму пользования ДУКом, а так как я во время созидательного процесса подносил ему чай, выполнял его непосредственные должностные обязанности командира дивизиона живучести и был единственным тестировщиком программы, то тоже считал себя соавтором этого чуда инженерной мысли, помноженного на невероятные возможности 486 процессора.

Вот вы создавали когда-нибудь что-нибудь с неявными утилитарными перспективами, но, тем не менее, очевидно крутое и непосредственно относящееся к техническому прогрессу человечества? Если создавали, то понимаете, что гордость всё равно переполняет вашу грудную клетку некоторое время, и вот именно с такими переполненными грудными клетками мы и шли, обсуждая, как будем дальше двигать технический прогресс (в какую сторону и как далеко), а тут поющий Вова. Сама картина поющего Вовы может повергнуть в уныние даже далай-ламу, чтоб вы понимали, а тут ещё песня такая тоскливая.

– Вова, – спросил Игорь, – что случилось-то?

– Всё пропало, ребята, – вздохнул Вова клубом дыма.

– Всё пропало уже давно. Но это же не повод петь грустные песни на фоне красы и гордости Северного флота, а также лучшего корабля по ракетной подготовке!

– Всё пропало, ребята! – гнул свою линию Вова. – Я оказался воплощением хаоса и тлена и, похоже, довёл нашу воинскую часть до расформирования и несмываемого позора!