Читать книгу "Неблагоразумная леди - Элинор Смит"

— Зачем вы меня дразните, если не хотите, чтобы я отвечал. Я совсем недавно вступил на путь благопристойного поведения, и мне трудно сопротивляться искушениям. Вы смеетесь надо мной, Пруденс. Все эти платья со смелым вырезом и легкомысленные речи. Если хотите, чтобы я вел себя прилично, не провоцируйте меня.

— Я вас не провоцирую, — с негодованием возразила она.

— Вы только этим и занимаетесь с самого моего приезда. Я приехал полный решимости стать добропорядочным и положительным, чтобы понравиться вам. Я и дня не выдержал бы здесь, если бы не желание понравиться вам. А вы! Вы все время пытаетесь сбить меня с пути истинного и доказываете, какой я негодный человек.

— Ничего подобного!

— Не отрицайте, это так и есть. Иначе вы не злились бы.

— Но откуда мне было знать, почему вы ведете себя так, что я вас не узнаю. Вы же мне ничего не говорили.

— А вы, зная меня лучше, чем я сам, не могли догадаться? Зачем, по-вашему, я примчался в Ридинг и вел себя как последний идиот перед вами и Севильей, весь кипя от ревности, если бы не любил вас?

Пруденс открыла рот, чтобы сказать что-то, затем закрыла и, наконец, выдавила:

— Но почему вы не сказали тогда же?

— Вы дали мне понять, что я вам не нужен. Я предложил сопровождать вас в Бат, но вы сказали, что не желаете быть в столь компрометирующем обществе, поэтому я решил перемениться и сделаться достойным вашего общества. Но теперь с этим покончено. Я не святой и никогда им не стану, раз вы на каждом шагу насмехаетесь над всеми моими усилиями исправиться. Я не нравился вам в прежнем виде и не нравлюсь в новом. Вам надо только мучить меня. Если вы начинаете флиртовать, то и флиртуйте до конца, а не ведите себя как старая ханжа, как только я реагирую на ваше заигрывание.

— Но я не флиртую!

— Значит, умело играете. Известно, как называют девушек, которые заводят мужчин, а когда дело принимает серьезный оборот, тут же в кусты. Не буду шокировать ваш невинный слух, но вы скоро сами услышите это от какой-нибудь очередной жертвы.

— С какой стати вы говорите это, если я в ваших глазах потеряла всякое представление о приличиях?

— Можете говорить что угодно, мисс Маллоу, но придется вам все выслушать до конца. Вы все время знали, что я собой представляю. Может, я и глупец, но не лицемер.

— Вы им и не были, пока не стали корчить из себя праведника. Подумать только! И вы — вы читаете мне нравоучения!

— Мы поменялись ролями, так, что ли?

— Я никогда не читала вам нравоучений, хотя вы того и заслуживали.

— Да вы только этим и занимались. Вы постоянно тыкали меня носом в мой позор, а сами сидели поджав губы и потешались надо мной. Только всему приходит конец. Больше я не доставлю вам такого удовольствия.

Раздался резкий удар грома, и небо разрезала молния. За этими зловещими знамениями разразился ливень. Прения пришлось прекратить, и они бросились бежать к карете. В присутствии графини и дядюшки Кларенса дальнейшие выяснения отношений были немыслимы. Было решено продолжить сеанс в доме графини, а Пруденс сдавленным голосом попросила отвезти ее в Лаура-Плейс.

Она не сомневалась, что окончательно потеряла Даммлера. Ей припомнились его обвинения, и, хотя они злили ее, она не могла не признать, что в них была доля истины. Приехав в Бат, он действительно вел себя прилично во всех отношениях, а она все время смеялась над ним. И чем положительнее он становился, тем больше она старалась сбить его с толку. А он делал это из любви к ней и сам в этом признался, а она не сумела воспользоваться этим. Разве он не прав, что она флиртовала с ним, хотя куда ей в этом до него? Как она могла вот так стоять и слушать его объяснение в любви и, по существу, прогнать его? Всему приходит конец.

Даммлер вернулся на Пултни-стрит не менее расстроенный. Как всегда, он слишком много говорил, был слишком нетерпелив — словом, опять вел себя глупо. Может, его обвинения и были отчасти справедливы, но разве так можно говорить с рассерженной женщиной? Он взвалил на себя груз не по себе, и умная Пруденс раскусила его и поняла, что все это игра и сплошные претензии, на которые не стоит обращать внимания. Он ей нравился таким, какой он есть, и надо быть самим собой. Не может же он всю жизнь корчить из себя кого-то другого.

Даммлер отправился в город, заказал послать шесть дюжин алых роз на Лаура-Плейс в тот же день и дюжину дюжин на следующий, а сам отправился в аббатство за фамильным обручальным кольцом. Потом вернулся в дом графини, уселся в пурпурном салоне и стал смотреть в окно, за которым лил дождь.

Первые шесть дюжин алых роз были доставлены на Лаура-Плейс и произвели там всеобщее оживление.

— На сей раз он все делает как положено, — прокомментировал Кларенс. — К вечеру он будет здесь, даже если ему придется гнать лошадей всю ночь.

— Он же живет на Пултни-стрит, — напомнила ему Пруденс.

— А, верно. Значит, будет с минуты на минуту. Пруденс смотрела на разбухшую от дождя землю и сомневалась, что Даммлер приедет сегодня. И не ошиблась. Это было для нее маленьким напоминанием. Когда джентльмен начинает засыпать вас цветами и бриллиантами, не жди добра. Она тщательно просмотрела цветы в поисках бриллиантов, но ничего не обнаружила. Он хочет дать ей понять, что за такое легкомысленное поведение единственное, чего она заслуживает, — это быть его любовницей; но не этого Пруденс ожидала. И не в этом было дело. Ее интересовало одно: когда он явится собственной персоной. А когда на следующее утро принесли дюжину дюжин алых роз, миссис Маллоу не на шутку встревожилась.

— Что он хочет этим сказать? — обратилась она с вопросом к дочери. — Все это так странно и выглядит как шутка.

— Это и есть шутка, мама, — подтвердила Пруденс.

Миссис Маллоу с удивлением посмотрела на улыбающуюся дочь и, хотя сама не видела во всем этом ничего смешного, кроме неудобств, связанных с тем, что дом завален цветами и их некуда девать, порадовалась.

В три часа вернулся со второго сеанса Кларенс с холстом, записанным на две трети. На нем проступала курносая Мона Лиза с оранжевыми щеками, ярко пылающими на сплошном зеленом фоне. Оставалось сделать герб и пару завершающих штрихов. С ним пришел Даммлер.

Пруденс, стоя за огромным букетом роз, спросила, нравится ли графине портрет.

— Очень нравится, — заверил ее Кларенс. — Видел я этот портрет Ромнея. Жалкая мазня. Она там вылитый попугай. О, да мы тут утопаем в цветах. Вижу, вижу. Что, Мадрид в городе?

— Ты хочешь сказать Севилья? — поправила миссис Маллоу.

— Ну да, этот испанец, который не отстает от Пруденс.

— Нет, дядюшка, эти цветы прислал Даммлер, — пояснила Пруденс. — Такое изобилие — это уже потеря чувства меры, — продолжала она, глядя на маркиза.

Тот старался делать вид, что это его не касается, но в глазах его читался вопрос и беспокойство.