Читать книгу "Жених напрокат - Эмили Гиффин"

— Я помню, что мы решили.

Это первое напоминание о запретной теме.

— Я тоже. — Уверена, что настало время для разговора, и мне очень этого хочется. Наш разговор, отложенный на потом. Мы собираемся понять, как нам жить дальше. Нам обоим тяжело огорчать Дарси, но придется это сделать. Я жду, что он начнет говорить. Он должен начать этот разговор первым.

И он говорит:

— Я хочу сказать... не важно, что будет.

Как будто игла царапает пластинку. Меня внезапно охватывает слабость. Вот почему никогда не следует признаваться в своих надеждах. Вот почему ты говоришь, что стакан наполовину пуст. Если проливается полный, чувствуешь себя опустошенной. Мне хочется плакать, но я стараюсь сохранять спокойствие и посылаю самой себе мощные волевые импульсы. Реветь нельзя по нескольким причинам. И не последняя из них та, что если он спросит, я не смогу внятно объяснить, почему плачу.

Борюсь за то, чтобы спасти эту ночь, действую испытанным способом. Твержу себе: он любит меня, любит. Но ничто не помогает. Декс в беспокойстве смотрит на меня:

— В чем дело?

Качаю головой, и он спрашивает снова, на этот раз очень нежно.

— Эй, эй, эй... — Он приподнимает мое лицо за подбородок, смотрит в глаза. — Что случилось?

— Просто мне грустно. — Мой голос отчетливо дрожит. — Это наша последняя ночь.

— Это не последняя ночь.

Глубоко вздыхаю.

— Нет?

— Нет.

Что значит это «нет»? Мы будем продолжать в том же духе еще несколько недель? До праздничного ужина накануне бракосочетания? Или он хочет сказать, что это еще только начало? Почему бы ему не выразиться поточнее? Не могу заставить себя спросить. Боюсь ответа.

— Рейчел, я тебя люблю.

Он замирает, вытянув губы трубочкой, и выжидает, пока я не нагибаюсь к нему и не целую его. Поцелуй — это мой ответ. Не могу произнести ни слова, пока мы не поговорим наконец. Надо остановиться.

Мы целуемся, расстегивая друг на друге пуговицы и молнии и пытаясь избавиться от белья, что в данный момент невозможно. Шуршим разрозненными страницами «Тайме» и сбрасываем их на пол. Наслаждение — панацея от всех бед. Мы занимаемся любовью на кушетке, но мысли мои не здесь. Я думаю, думаю, думаю. У меня в мозгу как будто что-то звенит и крутится, точь-в-точь как шестеренки в швейцарских часах. Что он собирается делать? Что будет дальше?

Наутро я просыпаюсь рядом с Дексом и вспоминаю его слова: «Не важно, что будет». Но во сне я переосмыслила их и пришла к очень логичному объяснению. Декстер всего-навсего имел в виду вот что: не важно, что мы вляпаемся по самые уши, не важно, что скажет или сделает Дарси. И если из-за нее нам придется провести некоторое время порознь, он все равно будет меня любить, и в конце концов все у нас сложится. Вот что, должно быть, он хотел сказать. Но — спокойствие. Я хочу, чтобы он выразился определенно. Конечно, он еще раз заговорит об этом, прежде чем вернется к себе на Уэст-Сайд.

Мы встаем, вместе принимаем душ и идем в закусочную. Это уже становится распорядком. Время — одиннадцать часов. Скоро приедет Дарси. У нас остались считанные минуты, а мы еще не поговорили и ничего не решили. Допиваем кофе и заходим в магазин игрушек. Декс должен купить подарок для младенца кого-то из своих сотрудников. Всего лишь маленький сюрприз, говорит он. Никак не могу определить, нравится ли мне это ощущение — что мы ходим вместе за покупками, как настоящая пара, — или мне жаль тратить последние секунды совместной жизни на это глупое занятие. Скорее — жаль. Я хочу побыстрее вернуться домой, чтобы мы еще успели провести немного времени вдвоем. Чтобы он успел изложить свой план, Но Декс медлит, перебирая игрушки и книжки, спрашивает мое мнение и в конце концов машет рукой: не все ли равно, что купить? Останавливается на зеленом тряпичном динозавре с глупой мордой. Не самый подходящий подарок для новорожденного, но мне нравится его уверенность. Надеюсь, что в отношении нас он преисполнен такой же уверенности.

— Классно. Как тебе? — спрашивает он, наклоняя динозавру голову то на один бок, то на другой.

— Просто очаровательно.

Собираясь платить, он замечает лоток, полный игральных костяшек. Выбирает два красных кубика с золотыми точками и взвешивает их на ладони.

— Почем?

— Сорок пять центов за штуку, — говорит продавец.

— Отлично. Я их беру.

Мы выходим из магазина. Люди толпами возвращаются в город, магистрали приобретают свой обычный вид. Мы уже почти дошли до дома. Декс несет в правой руке пакет с динозавром, в левой — игральные кости. И всю дорогу их встряхивает. Интересно, испытывает ли он сейчас такое же тоскливое чувство в животе?

— О чем думаешь? — спрашиваю я. Жду развернутого ответа — жду, что он отчетливо выразит мои же мысли. Пусть разуверит меня, подаст хоть крупицу надежды!

Он пожимает плечами, проводит языком по губам.

— Ни о чем таком.

«Ты женишься на Дарси?» Эти слова сокрушают мой мозг. Но я молчу и думаю, что давить на него — плохая тактика. Как будто то, что я скажу ему (или не скажу) в последние минуты нашей близости, сыграет какую-то роль. А может быть, все это так незначительно — судьбы трех людей, которые висят на волоске. Точь-в-точь как колыбель на елке в детском стишке.

— Хочешь бросить? — спрашивает Декс, разглядывая на ходу костяшки.

— Нет, — говорю я. Просто удивительно! Рейчел не рискует. — А ты?

— Хочу, — говорит он. — Люблю азартные игры. Мое счастливое число — шестерка. Четыре и два. А у тебя есть счастливый номер?

— Нет... Но мне нравится, когда выпадает два по шесть, — отвечаю я, пытаясь скрыть прилив отчаяния. Отчаявшиеся женщины малопривлекательны. Они всегда проигрывают.

— Почему именно два по шесть?

— Не знаю, — отвечаю я. Не хочется объяснять, что это еще из детства, когда мы с отцом играли в нарды. Я прямо-таки молилась, чтобы выпала двойная шестерка, и, когда она выпадала, папа называл меня Паровозик Вилли. До сих пор не знаю, что это такое, но мне очень нравилось, когда он так говорил.

— Хочешь, чтобы я выкинул для тебя два по шесть?

— Да, — говорю я, указывая на грязный тротуар, чтобы подыграть ему. — Давай!

Мы останавливаемся на углу Семидесятой улицы и Третьей авеню. Мимо проплывает автобус, и какая-то женщина чуть не въезжает детской коляской в Декса. Он, кажется, не замечает никого и ничего вокруг и трясет кости в кулаке с выражением предельной сосредоточенности. Если бы я увидела его с такой миной в Атлантик-Сити, то могла бы с уверенностью сказать, что он ставит на кон все, что скопил за целую жизнь.

— На что мы играем? — спрашиваю я.

— На что? Мы в одной команде, детка, — говорит он, как уроженец Куинса, и изо всех сил дует на зажатые в кулаки костяшки. Его гладко выбритые щеки раздуваются, как у ребенка, который гасит свечки на праздничном пироге.