Читать книгу "Уцелевшие - Майк Гелприн"

Йиргем опустил голову. Это был упрек. Рельо́ сказал «в отличие от нас», но имел в виду лишь его, Йиргема. Сам Райгр продолжал борьбу, иначе как объяснить то, что ему удалось завладеть информацией, которой он сейчас делится?

– От кого эта информация? – спросил Йиргем после короткой паузы.

– Мне удалось выйти на парижскую группу. Они называют себя Охотниками. Вот я и поохотился на охотника, – Райгр усмехнулся. – Не кори себя, рельо́, – добавил он, – каждый из нас идет своим путем. И ты, и я, и эта йолна, да сопутствует ей удача во всем.

– Знаешь ли ты, кто она? – спросил Йиргем.

– Нет. Это может оказаться одна из сотен йолн, которых мы считали погибшими. И это может быть одна из тех, кого мы не знали.

– Таких не осталось много лет назад, – возразил Йиргем. – Уже в пятнадцатом веке нас стало так мало, что каждый знал каждого.

– Скорее всего ты прав, рельо́. И тем не менее нельзя такую возможность исключать.

– Хорошо, не будем исключать. Какова вероятность того, что она все еще в России?

– Очень большая, рельо́. Я думаю, что она там, и она мстит. В Санкт-Петербурге есть группа людей, называющих себя Знающими. Ее возглавляет некто Муравьев, у него графский титул, и он, судя по всему, не ограничен в средствах. Вероятно, прямой потомок тех самых Муравьевых. Обнаружить его в Санкт-Петербурге не составит труда.

– Как твой русский, Райгр?

– У меня сорок лет не было практики. У тебя, рельо́, еще дольше.

– Да, верно, но я выписывал среди прочих и русские книги. Последних лет издания.

– Скажи, Йиргем, почему ты носишь это тело? Это ведь, помимо неудобств, просто опасно.

– Я расскажу тебе. Но не сейчас. Тому не одна причина, и в двух словах всего не скажешь. Но я ко многому пришел за последние годы и значительно поменял свою жизнь в соответствии со сделанными выводами. Это непросто, рельо́, и рассказ о том, к чему именно я пришел, займет время. А я не хотел бы сейчас его терять. К тому же нам придется менять тела в любом случае, не так ли?

– Да, так. Мы не можем позволить себе ждать российской визы, находясь в телах иностранных граждан. Придется найти русских туристов с подходящими данными. Это, к счастью, несложно – Париж наводнен ими, и нам остается лишь выбрать парочку себе по вкусу.

Глава десятая

Итх, давшая жизнь Гйол, покинула дом последней.

– Не уходи, – просила ее Гйол, – останемся вместе. Смотри – все, кто жил здесь, уходили, едва почувствовав себя больными. Но разве это спасло оставшихся? Они все заболели, так же заболею и я.

Однако Итх лишь покачала головой и сказала скорбно:

– До сих пор болезнь обходила тебя, Гйол. Быть может, у Всемогущей Судьбы свои планы на тебя. А возможно, в тебе есть свойство, помогающее телу отторгать хворь. Хранитель Гойтре говорил, что такое бывало, пускай и нечасто. К тому же, мне будет легче умереть с надеждой, что хоть один йолн из тех, кому я дала жизнь, останется в этом мире. Прощай, тальо́.

Гйол поняла вдруг, что в последний раз в жизни слышит слово «тальо́» – «порожденная мной». Йолны нечасто пользовались им, поровну деля ласку и заботу между детьми в семье. Так же редко произносилось слово «льо́» – «давшая мне жизнь». Но одно дело – редко, другое – никогда.

– Прощай, льо́, – сказала Гйол сквозь слезы.

– Обещай, что постараешься выжить. Обещай мне!

– Обещаю, льо́, – давясь слезами, выговорила Гйол.

– Не провожай меня, – сказала Итх и ушла, как один за другим уходили до нее все живущие в этом доме. Уходили, едва почувствовав жар или обнаружив в паху или под мышкой уродливый, наливающийся ядом болезни бубон. Так ушли все, кроме хранителя Гойтре – тот был первым заразившимся в доме, и тогда йолны еще надеялись, что, собрав воедино все силы тела, можно эту напасть одолеть. С другими хворями это порой удавалось, но с чумой не вышло. После смерти хранителя Гойтре заболевшие попросту уходили, один за другим покидая семью, чтобы не заразить остальных. Гйол знала, что Итх проживет не более четырех дней, если только не случится чуда, если только ей не удастся сегодня или завтра найти новое, здоровое тело. Но люди в обреченном городе были перепуганы и подозрительны, избегая даже прикасаться к чужим, не говоря о том, чтобы провести с ними несколько минут наедине.

С тех пор, как разразилась чума, лишь одному йолну в доме удалось найти себе новое тело взамен зараженного. Тейре, о́лни Итх, сумел улучить момент и захватить тело одного из четверых могильщиков, которых позвали, чтобы отнести хранителя Гойтре на кладбище. Могильщики в эти дни были единственными, кто прикасался к умершим от чумы. Денег за свою храбрость они брали немало: каждый потребовал для себя целый флорин. Впрочем, за здоровое тело для умирающего йолны заплатили бы все, что у них есть. Гйол помнила, как поначалу радовалась Итх и как горевала потом, когда уже на третий день и новое тело ее о́лни оказалось пораженным болезнью. Судьба словно поманила надеждой и жестоко обманула. Чуда не случилось.

Семья йолнов была во Флоренции единственной, а сама Гйол – единственной йольо́, еще не менявшей тела. Итх рассказывала младшим, что раньше их раса была совсем иной. Вечерами маленькая йолна, затаив дыхание, слушала истории о больших, в пятнадцать-двадцать сородичей, семьях, где по дому носились пять-шесть йольо́. О том, как в каждом достаточно крупном человеческом городе жили несколько семей йолнов, нередко навещавших друг друга. О советах старших, о спокойной, размеренной жизни без потерь.

Раньше людей, сумевших проникнуть в тайну йолнов, почти не было. Кроме того, по словам Итх, человеческие существа когда-то были гораздо терпимее. Сейчас же любой, кто хоть немного отличался от прочих, сразу вызывал множество косых взглядов, и хорошо, если дело ограничивалось лишь взглядами. Йолнам приходилось наравне с людьми ходить в церкви, изучать религию и соблюдать сотни нелепых обычаев, чтобы не вызвать подозрений невесть в чем. Немало йолнов погибло, угодив в лапы инквизиторов по доносу соседей. Но хуже всего было то, что все больше становилось тех, кто знал о существовании йолнов и ненавидел их. Такие люди нередко присоединялись к инквизиции, надеясь разыскать йолнов и отомстить им. Какая нелепость! Итх невесело усмехалась: «Скоро куры возьмутся мстить за то, что их жарят на ужин».

Угодив в застенки по подозрению в ереси, йолн, конечно, мог притвориться раскаявшимся и согласиться на любое из назначенных ему покаяний: ведь в этом случае можно было просто сменить после наказания тело. Однако если в арестованном опознавали не еретика, но «пожирающего души», начиналась настоящая охота на его сородичей, в которой, бывало, гибли целые семьи.

Когда чума только пришла в Европу, йолны не придали этому особого значения. Что за нужда заботиться о болезни тела, которое всегда можно сменить! Но шло время, а напасть не исчезала. Она поражала и людей, и животных, и еда стала такой дорогой, что на нее уходил весь небольшой доход флорентийской семьи. Тейре играл роль купца среднего достатка, а прочие – его родственников и живущей в доме прислуги. За прошедшие годы Тейре сумел поддержать торговые связи прежнего владельца его тела и наладить немало новых. Однако теперь ни о какой торговле не было и речи: лавки и мастерские закрывались, некому и некуда было везти товары на продажу, не имели больше значения ни богатство, ни знатность, ни статус мастера гильдии. По совету хранителя Гойтре, понимающего в медицине куда больше человеческих врачей, столь же невежественных, сколь самоуверенных, все йолны ежедневно обтирались водой, смешанной с вином или уксусом. Воду, предназначенную для питья, непременно кипятили. Мыть же все тело с мылом было в обычае йолнов уже два тысячелетия, хотя в последние пару сотен лет это приходилось делать тайно: европейцы, убежденные во вредоносности принятия ванны, считали чистоплотность едва ли не грехом. Увы, все эти предосторожности помогли ненадолго. Первые больные люди появились во Флоренции в марте, в мае смерть уже выкосила полгорода, а к июню пришла и в дом йолнов.