Читать книгу "Золото скифов - Наталья Солнцева"

Я наслаждался свободой – отключил телефон, перестал ходить на работу в банк. Отец звонил мне, но я не брал трубку. Тогда он решил навестить меня.

– У тебя депрессия, – заявил он с порога. – Это понятно. Развод многие переживают тяжело.

Он заблуждался, но я не стал возражать. Пусть думает что хочет. Ему так удобнее, проще. Зачем ломать себе голову, когда можно воспользоваться готовой схемой: «развод – депрессия»?

– Пьешь?

Я сделал отрицательный жест. Он не поверил и прошелся по комнатам, ища глазами пустые или початые бутылки. Даже в холодильник залез, под предлогом, что хочет бутерброд с сыром. Пока он жевал бутерброд, обдумывая, чем его сын спасается от депрессии, я сидел, равнодушно поглядывая в окно.

– Я считаю, ты взял отпуск, – сказал он. – Отдохни, съезди куда-нибудь. Развейся! Париж… Вена… Амстердам…

– Не хочу.

– У меня есть знакомый доктор…

Он все-таки произнес это! Доктор… Меня принимают за больного.

Отец уселся на диван, заложив ногу на ногу, и уставился на меня. В его глазах сквозило сочувствие. Ей-богу!

Они с матерью пытались помирить меня со Златой. Она рассказала им, что какая-то актрисочка из дешевого кафе-шантана соблазнила меня гладкими ляжками и силиконовой грудью.

– А где эта… твоя новая пассия? – через силу спросил отец. – Приходит на ночь?

– Ага…

– Послушай, Дмитрий… – Когда он терялся, то называл меня полным именем. – Это несерьезно с твоей стороны. Бросить жену из-за… шлюхи! По-моему, Злата не мешала твоим похождениям. Мужчине порой нужно перебеситься. Умные жены умеют терпеть. Я сам когда-то…

Он пустился в воспоминания о бурной молодости. Впрочем, у него и в зрелости случались приключения. Я молча слушал. Выговорившись, он достал из холодильника водку и налил по рюмке – мне и себе. Мы выпили.

– Ты бросил Злату из-за детей? Потому что у вас их нет?

«Опять о детях! И он туда же… – подумал я. – Они с мамой помешаны на внуках. Мой брак не оправдал их надежд. Жаль, что у меня нет брата или сестры, которые могли бы сделать родителей дедушкой и бабушкой. Я, очевидно, не семьянин, чего-то во мне не хватает… Я странник, а дети – продукт оседлой жизни. Хорошо, что Злата так и не стала матерью. Мне было бы невероятно тяжело уйти от нее».

– Я полюбил другую!

– Кто она, в конце концов?

Я очнулся и прикинулся подавленным, страдающим от неразделенной любви.

– Она актриса, папа, и сцена для нее важнее личного счастья…

Он слишком легко мне поверил – был готов к такому развитию событий.

– Вернись к жене. Она простит! Уже простила…

– Не могу.

– Ты стал излишне… щепетильным. У тебя развиваются комплексы.

Отец вообразил, что меня мучают угрызения совести и вины перед Златой. Плохо же он меня знает!

– Актрисы непостоянны, сумасбродны, капризны. У них мозги с вывихом. Рано или поздно ты разочаруешься. Она не станет рожать тебе детей! Дети портят фигуру, отнимают много времени. Какие уж тут выступления, гастроли? Конец карьере. Она не пойдет на это!

Он ни разу ее не видел, но говорил уверенно. Ее нельзя было увидеть. Она существовала только у меня в голове. Я ее выдумал – срисовал с фотокарточек на стене, вызвал из прошлого.

– У нее толпы поклонников…

– То-то и оно! – обрадовался отец. – И ты – один из них. Эпизод в ее богемной жизни. Как ее зовут хотя бы?

– Вера.

Он долго молчал, размышляя, кто из современных звезд мог довести меня до депрессии. Перебирал по пальцам. Вера… Вера… Нет, никто не приходил ему на ум.

– Любовь не вечна… поверь моему опыту, сынок, – пробормотал он и потянулся к бутылке.

Кто из нас комплексует?

Мы выпили еще по рюмке. Отец уговаривал меня совершить турне по Европе. Я отнекивался, не подозревая, что прошлое может дотянуться до меня, дохнуть в лицо горьковато-сладким запахом…

* * *

Дом, в котором агент подыскал мне квартиру, был средним по комфорту и цене за съемное жилье. В нем отсутствовал претенциозный шик, зато ощущались консерватизм и спокойствие. На первом этаже сидел консьерж, мужчина лет сорока, похожий на офицера в отставке. В подъезде и на лестничных площадках было чисто и уютно. Уборщица приходила каждый день, наводила порядок и поливала цветы в горшках. Я здоровался с ней, выходя на утреннюю прогулку. Возвращаясь домой, я перебрасывался с консьержем двумя-тремя словами.

– Вам здесь нравится? – как-то спросил он.

– В общем, да… Не люблю современных высотных зданий. Девять этажей – максимум, который я могу вынести. Я никогда не жил выше третьего, и не собираюсь.

– Я вижу, вы не пользуетесь лифтом.

– Забочусь о своем здоровье.

Мы поболтали о погоде, и я направился к лестнице. Навстречу спускалась женщина, одетая во все черное. Было лето, и ее наряд показался мне странным: легкое платье, туфли, шелковый платок, закрывающий голову и повязанный вокруг шеи, темные очки. Она прошла мимо, обдав меня слабым запахом духов… Я с трудом удержался, чтобы не обернуться.

Поднявшись в квартиру, я занялся обычными делами: приготовил себе завтрак, состоящий из яичницы с ветчиной, сварил кофе, наелся и завалился на диван. До обеда хорошо думалось, мне в голову приходили идеи будущего многотомного романа, который сделает меня знаменитым. Это будет эпическое полотно о нескольких поколениях русских людей, о становлении их характеров, закаленных революциями и войнами, советскими пятилетками, лагерями, освоениями целины, перестройкой, «лихими девяностыми» и…

Мои мысли сами собой потекли в другую сторону, задержались на незнакомке в черном, с которой я столкнулся, потом на Денисе, которому я давно не звонил. Впрочем, как и он мне.

– Болван! – захихикал кто-то мне в ухо. – Ты же отключил телефоны!

Я сообразил, что задремал, встрепенулся и заставил себя вернуться к обдумыванию сюжета саги о каких-нибудь Раевских или Нарышкиных…

– Почему, к примеру, не о Ляпкиных или Тяпкиных? – отозвался мой ехидный оппонент. – Фамилией не вышли? Все-то ты к украшательству стремишься, к сомнительной дворянской романтике… А писатель должен отражать окружающую его жизнь – во всей ее полноте. Возьми и опиши консьержа, как он наблюдает за жильцами, говорит по телефону или заваривает чай. Как, засыпая на неудобном диване в своей отгороженной от стойки комнатушке, думает о жене и детях. Ему не до высоких материй – нужно семью кормить, лечить старых родителей, делать ремонт в тесной, видавшей виды квартирке, словом, держаться на плаву, выживать в мегаполисе. Тот еще героизм! Что, не интересен тебе консьерж? А ведь это тоже русский человек!

Я вдруг вспомнил, что стольник Василий Тяпкин в бытность у власти царевны Софьи[22]ездил к крымскому хану Мурад-Гирею и участвовал в заключении с ним Бахчисарайского мира. Готовясь к написанию романа-эпопеи, я зачитывался историческими хрониками, а моя память услужливо выдала подходящий материал.