Читать книгу "Диверсанты во времени - Василий Головачев"

Новый обмен репликами.

– Синхронизатор сбоит…

– Это мы слышали.

– Надо поймать момент квадратичного совпадения… или как-то так… я не всё понимаю.

– Так пусть ловит момент! – угрожающе сжал кулак Синенко.

– Мы можем помочь? – поинтересовался Морев.

– Не думаю… подождите… нет, он сам.

– Ждать долго?

– Это может произойти в любой… – Марьяна не договорила.

Дебил возбудился, глянув на четыре светящихся стержня по углам панели, которые на миг стали жёлтыми.

– Год-нах!

Удар по кнопке пуска, новое падение в бездну, новое пробуждение ото сна, почти равное по ощущениям рождению на свет…

На сей раз экраны отображали морской пейзаж.

Он тоже был необычным, под стать первому – с рядами пирамид-крестов.

Суша здесь присутствовала в виде узкой извилисто-волнистой полосы, уходящей за синевато-сизый горизонт. Слева и справа по бескрайнему ртутно-синему водному пространству бежали блёстки волн.

На полосе суши высились группы островерхих строений, напоминающих минареты, из тёмно-красного камня. От одной группы «минаретов» к другой тянулась вереница людей или существ, похожих на людей.

Извилистую полосу твёрдой земли – не то камень, не то бетон – пересекала ещё одна полоса – нечто вроде моста из блестящего металла, уходящая к горизонту справа. Она напоминала взлётную полосу, и по ней действительно разгонялся крошечный из-за расстояния самолётик с длинными крыльями. Пока бойцы Морева разглядывали этот сюрреалистический пейзаж, самолётик так и не взлетел, только отдалился к горизонту, превращаясь в точку.

Но главной деталью пейзажа был не он и не мост.

Из-за горизонта поднималось к небу гигантское изваяние женщины, погружённое в море по грудь. Невероятной красоты молодая женщина откинула левую руку в сторону, а правой как бы поправляла прядь волос, взметнувшихся за спиной ввысь невероятной волной до неба, уходящей чуть ли не за границу атмосферы! У неё было изумительной гармонии лицо, выражавшее печаль и радость одновременно, и на него хотелось смотреть, не отрываясь, вечно!

Однако и это было ещё не всё.

За спиной женщины проглядывали неясные туманные громады в форме белёсых парашютов и куполов вовсе уж исполинских размеров. Они медленно, почти незаметно для глаза росли, пропадая в вышине, а их место занимали новые купола.

– Лопни мои глаза! – проговорил кто-то в тишине кабины сдавленным голосом.

Ренат очнулся, хотя ему не хотелось отрывать взгляд от лица скульптуры. Посмотрел на Марьяну.

В глазах девушки читались ужас пополам с восхищением, неверием и восторгом. Она была сражена увиденным.

Впрочем, подобными переживаниями были переполнены и бойцы Морева.

– Что… это… такое?! – спросил капитан шатающимся голосом.

Дебил вдруг съёжился, расширяющимися глазами следя за командиром отряда, сполз с кресла, запричитал… и заплакал!

И снова Ренат преисполнился к нему сочувствия: представитель расы воррихо выражал свои чувства практически как человек.

Марьяна поморщилась.

Ренат поколебался, но всё же взял пленника за руки, холодные как лёд, рывком выдернул из-под пульта, сам едва не перекувырнувшись в воздухе из-за невесомости, и сказал, глядя в его прозрачные, белые, полные муки глаза:

– Успокойтесь! Мы вам ничего не сделаем. Объясните, что происходит.

Голоса перекликавшихся членов отряда стихли, все уставились на Рената, словно видели его впервые.

Он поймал странный – оценивающий, недоумевающий и в то же время сочувствующий взгляд Морева, покраснел, отворачиваясь, неловко кивнул Марьяне, также разглядывающей его с весёлым недоумением.

– Переведи ему.

Девушка помедлила, но перевела слова спутника оператору.

Он перестал причитать, судорожно затеребил застёжки ворота, ослабляя охват шеи, вздохнул. В глазах «псевдочеловека», обращённых к Ренату, засветилась робкая признательность.

– Гляди-ка, – проворчал Дылда, – не все они, оказывается, мерзавцы и сволочи.

Дебил прощебетал ответ. Марьяна перевела:

– Мы по-прежнему в этой самой хронопаузе… скользим в будущее… он не теоретик хроносдвига… просто оператор машины.

– Если такие женщины ждут нас в будущем, – ухмыльнулся Синенко, – то я не против здесь остаться.

– Что нужно сделать, чтобы вернуться в своё время? – спросил Морев.

«Лай» вопросов, «лай» ответов.

– Он попробует сменить программу фазировки… но гарантий нет.

– Пусть меняет, у нас нет другого выхода. Сколько потребуется времени?

Марьяна спросила, оператор ответил.

– Ан ксиаоши… не меньше часа.

– Объявляю часовое увольнение на берег, – объявил капитан, возвращая голосу прежнюю уверенную бархатистость. – Здесь останутся двое, Вольнов и Корж.

– И я, – сказала Марьяна. – Вдруг ему что-то понадобится.

– Вы идёте отдыхать в первую очередь, если понадобитесь – мы вас вызовем.

Марьяна хотела проявить характер, но глянула на исполинское изваяние женщины в экране и передумала.

– Идём, – взяла она Рената под локоть.

Кое-как, барахтаясь, отталкиваясь от стен, они выбрались из кабины, провожаемые взглядами бойцов. Вестибулярный аппарат Рената уже привык к «перманентному падению», но желудок иногда выныривал к горлу, и сдерживать позывы рвоты было нелегко.

Марьяне же далось это состояние проще, она не жаловалась, лишь морщилась иногда, беспомощно вращаясь вокруг оси при неудачном отталкивании или кувыркаясь в воздухе.

Спускаться на уровень ниже не пришлось: каюты для отдыха обслуживающего ретранслятор персонала располагались вокруг кабины управления. Пара открыла дверь ближайшей, закрылась изнутри. Неудачное движение руки прижало Рената к девушке. Она усмехнулась, оглядев его небритое лицо.

– А вы, оказывается, либерал, господин Хуснутдинов, не ожидала.

– Я человек, – пробормотал он, испытывая неловкость и кайф одновременно.

– Не ожидала, – повторила она, не спеша высвобождаться из объятий. – Помоги раздеться.

– Зачем? – не понял он.

Взгляд девушки, упавший на него, красноречиво объяснил ему, что он дурак.

– Сейчас… трудно удержаться… в невесомости я не…

– Не занимался сексом?

– Ага… не было случая.

Марьяна прыснула.

– Учись…

Больше они не разговаривали. Невесомость и в самом деле заставляла их искать иные способы удерживать тела в непосредственной близости, и, пока они научились этому, час, данный капитаном на «увольнение», истёк.