Читать книгу "Дело княжны Саломеи - Эля Хакимова"

— Зачем такой печальный? Дай развеселю, расскажу, что было, что будет, чем сердце успокоится!

На точно такое же заманчивое предложение, обращенное еще к кому-то, вдруг ясно и громко раздался ответ:

— Я тебе сама погадаю, милая!

Компаньоны увидели, что одновременно с ними атаке подвергся еще кое-кто, а именно одна интересная дама. Одета она была ярко и красочно. Хотя и необычно для таких северных широт. В одном географическом атласе Грушевский еще в далеком детстве приметил представителей дикого африканского племени. Название он за давностью лет запамятовал, а вот их вид врезался в его память намертво. Живописный тюрбан с хорошую тыкву на голове, кусок цветастой ткани, обернутый вокруг тела и подвязанный исключительной яркости поясом. На ногах по колено и на руках по локоть тяжелые разноцветные браслеты с бубенцами. Довершал образ узкий, бесконечно длинный шарф из зеленых страусовых перьев. В общем, в высшей степени экзотический наряд, и именно в такой была облачена старая-новая знакомая компаньонов. Правда, будучи еще прошлым вечером жгучей брюнеткой, ныне она предстала перед ними рыжеволосой бестией.

— Давай свою руку, — решительно схватила за кисть несчастную цыганку эффектно разодетая Афина Аполлоновна. — Так… бедное дитя, с детства ты скитаешься, чужая среди своих, одинокая маленькая сиротка. Вижу, злой старик с черной бородой сечет тебя плеткой… Ой, смелая какая девчушка, сбежала от него. Вот милый, со жгучими кудрями и черными очами, говорит, что любит, говорит, увезет… Ах, зачем ты ему поверила?! Зачем пошла за ним? Он предал тебя, ушел с другой, не вызволил из околоточной части. Бедная, бедная моя милая ящерка… — Афина прижала к своей впалой груди испуганную цыганку и стала причитать над ней, словно над свежим покойником. Цыганка в ужасе насилу вырвалась из ласковых объятий и мигом исчезла вместе со всеми своими соплеменниками, будто растворилась в теплом свете раскаленных мостовых.

— Эй-эй, а ручку позолотить?! — только и успела крикнуть вслед Афина.

Беззащитные компаньоны оказались перед горящим взором Афины в полном одиночестве.

Глава 26

Она еще издали заприметила своих знакомых, ведьмовской глаз ее вспыхнул так, что едва не ослепил бедного Грушевского. Она вся встрепенулась, распушила перья на своем страусовом боа и на полной крейсерской скорости поплыла прямо к Тюрку. В одно мгновение она вдруг оказалась рядом с ним, и даже не просто рядом, а вокруг него. Она мурлыкала, трепетала своим змеиным языком и ласково щекотала Тюрка за ушком.

— Какая нечаянная радость, — ворковала она. — Вы так внезапно вчера исчезли.

— Срочные дела, — только и сказал скромный Иван Карлович.

— А вы ведь вор! — прошипела Афина Аполлоновна, всплеснув руками, отчего ее огромная сумка на веревочных петельках прыгнула над ее медной головой, как черный воздушный шар. У Грушевского сердце в пятки провалилось, но Тюрк, молодец, ничего, держался. — Украли мое бедное разбитое сердце… одно из девяти.

— Согласно научно достоверным источникам, у Homo Sapiens сердце чаще всего бывает только одно, — резонно заметил Тюрк.

— Ботаник…

— Биолог, вы хотели сказать?

— Милый, ну неужели я не смогла вас заинтересовать? — отказывалась поверить Афина Аполлоновна.

— Вы на меня очень сильно… действуете, — вынужден был честно признаться Тюрк.

— Просите, и вам откроются врата Дамаска… в моей квартире, — жарко пообещала Афина.

— Лучше прямо здесь.

— А вы оригинал!

— Чаще меня называют скучным, — заметил Тюрк. — Итак, если вы согласны, ответьте, пожалуйста…

— Ах… — разочарованно отпрянула Афина Аполлоновна, возмущенно встопорщив зеленые перья. — Значит, просто поболтать? Странно, вы первый, кто не подчинился моим желаниям. Обычно поймать мужчину очень просто. Сначала надо доказать, что у меня красивая Душа, потом, что он Гений, но, кроме меня, этого никто не понимает. А уж остальное делает красивое белье и элегантная обувь.

К концу монолога она развила все свои кольца вокруг Тюрка, и Грушевский смог наконец выдохнуть воздух из груди. Этот абордаж, закончившийся полным афронтом, вконец истрепал нервы плохо спавшего Максима Максимовича. Или это жара так на него действовала? Хотя он заметил, что берилл на длинной цепочке был все так же при Афине, может, все дело в нем? Ведь предупреждала же брошюра о магнетизме насчет амулетов!

— Я иду на вечернее представление в «Цветах зла». Играю маленькую рольку, — заманчиво глянула на Тюрка из-под ресниц Афина. — Хотя так и хочется вас наказать.

Мне так бы хотелось, но я ведь не смею

Вам открыть свое сердце, чтобы вы все прочли.

Я в нем так нежно ваш образ лелею,

А вы даже письма мои все сожгли.

Были художники, которые в своих картинах живописали манерный восемнадцатый век, а эта особа с выбеленным лицом, угольными мушками и жеманной томностью им жила.

— Кстати, в издательстве «Сириус» вышли мои «Амулеты», хотите, я подарю вам экземпляр с автографом?

— Хотим, — загорелся Грушевский.

— Письмо было одно, и я его не сжигал, — наконец отреагировав на стихи, Тюрк вынул из кармана записку, которая очутилась там прошлым вечером, — вот оно.

— Оставьте себе, — позволила госпожа Чеснокова-Белосельская. — Так что за вопросы?

— У кого можно приобрести редкие вещества и препараты?

Афина застыла, затем бросилась осматривать свою сумочку. К вящему удивлению Грушевского, кинжал лежал там, где, как и предполагала хозяйка, он должен был находиться. Вынув его, она ловко взялась за его литую рукоять с таким видом, словно прямо сейчас готова кого-нибудь им пронзить. Каким чудом Тюрку удалось вернуть кинжал в сумочку Афины, Грушевский так и не понял. Видимо, Тюрка, в отличие от Максима Максимовича, ни на секунду не отвлекали смелые маневры роковой красавицы. Что за человек, удивлялся Грушевский, просто невозможная выдержка!

— Не понимаю, о чем вы? — невинно пожала плечиком кокетка. — Мне пора, господа, прощайте.

И она упорхнула в наступающие сумерки, шурша зелеными перьями боа.

— Коля написал, что открываются «Цветы зла» не раньше одиннадцати, но все «не фармацевты» прибывают к двенадцати. — Грушевский взглянул на свои карманные часы. — Поедем к Призорову, успеем поздороваться с Домной Карповной.

В конторе Домна Карповна сидела в зале ожидания для посетителей за деревянным барьером. На коленях она держала корзинку, голова ее была повязана платком, как у простой бабы. Рядом с ней, гордо запрокинув голову, сидела барышня с презрительным выражением на милом юном личике. В ее руках была только коробка конфет, перевязанная широкой алой лентой. Всем своим видом она демонстрировала презрение к месту, в котором находится, и ко всем, кто ее окружал, для купчихи она исключений не делала. Время от времени из кабинета письмоводителей выглядывал Призоров, но, увидев ее, мгновенно прятался обратно, как кукушка в часах. Грушевский кинулся здороваться с купчихой.