Читать книгу "Чемодан миссис Синклер - Луиза Уолтерс"

Жаклин

(Это письмо, не обремененное знаками препинания, было найдено внутри книги Джона Грэя «Мужчины с Марса, женщины с Венеры». Экземпляр довольно потрепанный. Его оценили в разумные 80 пенсов и поместили в заднюю комнату, на полку с литературой о самопомощи.)

Поршия совершенно не понимает моего горя по умершему отцу.

Я реву и злюсь.

Она смотрит на меня. «Что за спектакль?» – вопрошает ее холодный, недоумевающий взгляд.

Я не особо люблю кошек. Почему она вообще здесь болтается? Миссия этого существа, помимо порчи моих нервов, – уничтожение птичек, мышек, землероек. Милых, дрожащих от страха созданий, которые этой хищнице не сделали ничего плохого. Завязываю узелок в памяти: позвонить в Синий Крест. Пусть приедут и заберут ее. Мне она здесь больше не нужна.

Я одна в этом мире. Мой отец умер. Моей матери, возможно, тоже нет в живых. Я потеряла даже Чарльза Дирхеда, с которым занималась стерильной любовью. Ловлю себя на том, что скучаю по нему. По-моему, даже стерильная любовь лучше, чем вообще никакой.

Все время забываю о еде. Одежда начинает на мне болтаться, волосы теряют блеск. Не могу заставить себя взять в руки тряпку, не говоря уже о пылесосе. Не мою посуду и не хожу в магазин.

Извожу себя досадой, а в промежутках сплю.

Мне снится, что я совсем маленькая. Отец качает меня на коленях. Я подпрыгиваю и от удовольствия размахиваю руками. Кончается тем, что я поцарапала отцовскую щеку. «Папа, я нечаянно!» – хнычу я. Отцу это не нравится, но он спокойно вытирает кровь с поцарапанной щеки и отвечает, что все нормально. Говорит моей матери, что у малышки Робби (так он меня тогда звал) выросли слишком длинные ноготки и их нужно подрезать. Мама сидит в кресле у камина. Ее волосы сияют, ловя отблески огня. Мама не обращает на нас никакого внимания. Я путаюсь в воспоминаниях, смешивая реальность с выдумкой. Тогда мама еще жила с нами? Может, это было за день до того, как она нас бросила? Она не зашла за мной после школы. Я сидела и ждала в классе мисс Ромни. Учительница позволила мне взять ножницы и резать кусочки бумаги и картона. Мисс Ромни все время меня подбадривала, но я видела, что она тоже волнуется. Кончилось тем, что за мной пришел отец. Он взял меня на руки, и я увидела, что он плачет. Мне это не понравилось. Он кивком поблагодарил мисс Ромни и понес меня домой.

Должно быть, я простыла на кладбище. Наверное, и температура поднялась. Лоб у меня совсем горячий. Ничего. Поваляюсь день в постели, и все пройдет.

День первый: сплю беспробудно. Жутко потею. Логическая часть моего разума, свободная от досады и жалости к себе, сообщает мне, что я подцепила грипп. От этого и мой жар.

День второй: жар не спадает. По-прежнему потею. Поршия без конца мурлыкает. Сверкающие мамины волосы отражают пламя в камине. Ничего не происходит, но мне кажется, что я кормлю Поршию. Ее ведь надо кормить. На могиле моего отца появилось надгробие, но надпись сделана каким-то странным шрифтом, который я никак не могу прочесть. Самый разгар лета. Под окном кухни растет жимолость. В ее цветках жужжат пчелы. Там их целый рой. Они жужжат громко и даже угрожающе. Кажется, звонит телефон и знакомый женский голос говорит, чтобы я взяла мобильник. Мой мобильник лежит на прикроватном столике и заряжается. Он начинает звонить. Мне не шевельнуться. Потом мобильник умолкает. Кажется, я засыпаю.

Какой по счету день? Третий? Жар, жажда и слабость. Я ненавижу Поршию. У нее ввалились бока. Постепенно до меня доходит: она исхудала, поскольку я не кормлю ее. Вчера в доме закончилась кошачья еда. Или позавчера. Удивительно, что кошка еще торчит возле меня, а не сбежала к соседке. Я уверена: соседка регулярно ее подкармливает, как раньше подкармливала Тару… Сегодня – третий день. А может, шестой или седьмой. Я разучилась считать. Но самое жуткое: мне не от кого ждать помощи. Я одна в этом мире, среди запущенной квартиры и груды пестрых обломков, которые когда-то составляли сильную и прочную конструкцию, называвшуюся моей жизнью. Жизнью, которую я сама себе построила.

День четвертый… или восьмой? Звонят в дверь. Или мне это снится? Не делаю попыток подняться. Снова звонят.

Потом оживает мобильник. Хватаю его, он выскальзывает и падает на пол. Поднимаю и никак не могу прочитать имя на дисплее. Кто звонил? Мой отец? Но явно не моя мать.

– Алло.

Кажется, это мой голос. Или Поршии? Она недавно со мной разговаривала. По крайней мере, она от меня не сбежала. Я не одна. Вид у кошки совсем голодный.

– Роберта? Это Филип. Как ты себя чувствуешь? Я нахожусь возле твоей квартиры. Наверное, ты не дома?

Филип? Он никогда у меня не был.

– Я дома, – ухитряюсь я ответить ему, точнее, пропищать. – Подожди. Сейчас открою.

Пошатываясь, я бреду в коридор. Убеждаюсь, что меня не разыграли. За матовым стеклом входной двери вижу человеческий силуэт. Повозившись с замком, я открываю дверь и выпучиваю глаза на человека, как две капли воды похожего на моего бывшего босса Филипа Олда. Только этот еще симпатичнее. Он тоже смотрит на меня. Первый человек, которого я вижу за эти четыре дня. Или за пять? Может, за восемь? Какой сегодня день? Пятница? Почему-то мне думается, что сегодня суббота. Солнце светит так, как всегда в субботние дни. Оно яркое, но холодное. Осеннее солнце. Разве все еще осень? Совсем недавно я наслаждалась поэзией лета. На могиле отца поставили надгробие с надписью на иностранном языке. Я не поняла ни слова. Жимолость вся в цвету. Пчелы терзают мою голову. Они вползают в уши, а оттуда проникают в мой мозг, окрашивая его в отвратительные цвета гниющих кишок. А мама у меня очень красивая.

– Роберта, ты…

Кажется, он и шагу ступить не успел. Окружающий мир почему-то схлопывается. Мне трудно дышать. Горло сдавлено. Думать и анализировать я не могу. Я лишь знаю, что у меня подгибаются колени, но я не одна. Меня подхватят. Меня куда-то тащат. Я не противлюсь. Это бессознательное состояние. Я знаю: оно меня ждет.

Чувствую руки. Слышу тяжелое дыхание.

– Что за чертовщина? – произносит кто-то.

Кто? Филип, Поршия или я? Не знаю.

Я проваливаюсь. Ухожу в темноту. Испытываю блаженство.

Я просыпаюсь в кровати. Со времени моего обморока прошло, я так думаю, несколько часов. На мне – чистая пижама. Вокруг темно. Пахнет кофе, кошачьей едой и поджаренным хлебом. Я не одна. Осторожно сажусь на кровати, стараясь двигаться медленно. Жуткая слабость.

– Эй, кто здесь? – кричу я.

Из кухни доносится бормотание приемника. Это «Радио-4».

В дверях спальни возникает Филип.

– С пробуждением. – Он улыбается, наклонив голову.

Жует тост.

– Что, вообще, происходит? – спрашиваю я.

– Ты болеешь. Подозреваю, что уже несколько дней. Софи звонила тебе на оба телефона. Ты не ответила. Тогда она забеспокоилась. Сегодня утром позвонила мне домой. Я зашел тебя проведать и узнать, не надо ли чем помочь. Ты едва успела открыть мне дверь и сразу упала в обморок. Жуть.