Читать книгу "Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире - Джоан Дежан"

Однако во многих случаях эти весьма модные и состоятельные на вид персоны являлись вовсе не теми, кто безраздельно властвовал в Париже времен Людовика XIV.

Париж XVII века часто изображают как место, где правила аристократия, город со строгими социальными рамками, находившийся под влиянием «старых денег», наследственных состояний богатых дворянских родов. Но хотя старые деньги и играли роль в обретении столицей ее современного лица, новый Париж преимущественно строился на новоприобретенных капиталах людей, являвшихся совершенными чужаками в традиционных кругах власти. Хвастливее всего выставляли напоказ свое невероятное богатство непарижане довольно скромного происхождения. Широкую публичность обретали истории молодых людей из провинции, из бедных семей, которые, прибыв в столицу, зарабатывали состояния. И своим превращением из нищих в богачей они были обязаны только собственному инстинкту и пониманию того, как работает современный мир больших финансов.

Во всех главных городских проектах Парижа XVII века, от площади Руаяль до острова Сен-Луи и Вандомской площади, на самых видных местах в самых модных районах, на каждой только что построенной или расширенной авеню, самые заметные, красивые, новаторские здания были построены на деньги тех, о ком первый министр Людовика XIII, кардинал Ришелье, говорил, что они занимают «особую нишу» во французском обществе. Он имел в виду представителей новой могущественной финансовой элиты, которая на протяжении XVII века обретала все большую силу. Ришелье отводил им особое место в обществе, поскольку, несмотря на аристократический образ жизни и огромную власть, многие из них отнюдь не привыкли к нему с пеленок.

Влияние финансовой элиты на городской пейзаж путеводители рассматривали как достойный внимания элемент современного Парижа. Если особенно примечательная резиденция принадлежала человеку из мира финансов, авторы обязательно на это указывали. И в самом деле, более половины зданий, построенных в Париже в XVII веке и имевших архитектурную ценность (они являются архитектурными памятниками и сейчас), принадлежали тем, кто сделал свое состояние сам, а не унаследовал его от родовитых предков. Эти люди, которых в начале века стали называть «финансистами», в три раза чаще, чем потомки знатных фамилий, возводили особняки и тем самым способствовали созданию современной французской архитектуры. И, как говорилось в некоем труде 1707 года, это понимали все: «Каждому известно, что только из-за финансистов [Париж] обрел тот самый особый блеск, которым он так знаменит в наши дни».

Не только финансистов следовало благодарить за «особый блеск» прекрасных современных зданий. Люди еще одного рода деятельности обрели невероятную важность в развивающемся городе: застройщики. Те, кто вкладывал деньги в недвижимость, как и финансисты, зачастую приезжали в Париж из провинции и происходили из очень скромных семей. И, как и финансистам, им удавалось стряхнуть с себя свое прошлое и с поразительной скоростью заработать сказочные состояния.

Финансисты и застройщики были тем паровозом, который двигал город вперед. Без их солидных финансовых вливаний, определенного вкуса к риску, делового чутья и способности предвидеть будущее никакая традиционная власть, ни городская, ни королевская, не сумела бы настолько изменить Париж к лучшему.

Естественно, что об этих историях феноменального успеха много говорили. Вскоре сформировалась и культовая городская фигура: человек, сделавший себя сам. В заново рождавшемся Париже каждый мог стать кем угодно – во всяком случае, так начинали считать французы. Бедный юноша из маленькой деревеньки на другом конце Франции мог приехать в столицу без гроша в кармане, через несколько лет заняться недвижимостью или финансами и закончить карьеру с одним из самых крупных состояний в Париже.

Однако подобное явление – нищий чужак, в одночасье превратившийся в финансового воротилу, – всегда рассматривалось в негативном ключе. Те самые парижане, которые с таким удовольствием становились частью разнородной толпы на Пон-Нёф или в садах Тюильри, куда более неодобрительно воспринимали эти новые социальные перемены.

Париж XVII века манил большими деньгами; это был город, который, как писали современники, «изобиловал роскошью», «рай для богатых и ад для бедных», потому что всюду, куда только падал взгляд, были «бесконечные магазины, ломящиеся от вещей, которые безумно хотелось купить». В этом городе сила денег зачастую переворачивала установленную веками иерархию – те, кто знал, как быстро заработать, становились хозяевами столицы вселенной, которой провозглашал себя Париж. Как выразился один современник в 1694 году, «в веке, в котором мы живем, золото – это все; его абсолютная власть делает его господином всех людей… Золото дарует титулованное дворянство даже самым низкорожденным».

Многие воспринимали тот факт, что Парижем правит презренный металл, довольно тяжело.

Финансистов поносили и в политических памфлетах, и в мемуарах, и в романах и комедиях, и даже в юридических трактатах. Писатели любого происхождения – и высокого и низкого, и строгие судьи, и анонимные сатирики – отзывались о новых богатых как о «пиявках», высасывающих кровь из страны и превращающих честных граждан в нищих.

Авторы XVII века придумали целый список названий для этих людей, которым современный город был обязан своим становлением. Даже сегодня эти французские слова встречаются в других языках: нувориш (фр. nouveau riche), парвеню (фр. parvenu). Точно так же прижилось в языке и слово «финансист», термин, характеризующий человека, который обычно имеет дело с большими объемами денежных средств. Первое употребление этого слова в английском было отмечено в сочинении Джона Ивлина «Государство Франция» (The State of France) 1652 года; там он объяснял происхождение «доходов королевской казны» и описывал «великих финансистов, которые поистине высасывают кровь из французского народа».

Впервые в европейских языках появились слова для классификации индивидуумов согласно их финансовому статусу и обозначения тех, кто приобрел свое состояние недавно. Такие люди, разумеется, существовали и раньше, но не в количествах, заслуживающих официального лингвистического признания данного феномена. И в то время как раньше, в европейских городах вроде Венеции и Амстердама новые крупные капиталы наживались на торговле, в частности внешней торговле, парвеню, наводнившие Париж XVII века, заработали деньги не на товарах, а исключительно на финансовых операциях.

Финансисты появились примерно в 1600 году, когда французская монархия столкнулась с денежными проблемами, с которыми до сих пор имеют дело современные государства.

До XVII века и в его начале Франция большей частью жила «по средствам»; Генриху IV даже удалось создать небольшое положительное сальдо (по словам Адама Смита, он был одним из последних монархов, кто сумел это сделать). Затем, в первой четверти века, расходы начали превышать доходы. В результате банкиры, особенно итальянцы, традиционно управлявшие финансами всех европейских государств в XVI веке, постепенно перестали играть важную роль во французской экономике. Те, кого в те времена называли банкирами, имели дело с обменом валют и перемещениями капиталов по Европе. Например, когда монарху требовалось заплатить жалованье солдатам, находящимся в другой стране, он обращался к банкиру. Но когда французские короли начали тратить деньги в неслыханных прежде масштабах, возникла необходимость в финансовых агентах нового типа. Лион, бывший финансовый центр Франции, ассоциировавшийся прежде всего с итальянскими банкирами, сдал свои позиции. К 1630-м годам вся финансовая активность государства сосредоточилась в Париже, городе, где жили финансисты, новые денежные воротилы, на которых все больше и больше полагалось правительство.