Читать книгу "Римская звезда - Александр Зорич"

Не желая вновь ввязываться в рукопашную, помпеянские легионы остановились и принялись обстреливать солдат Цезаря с утроенным рвением. Цельножелезных туземных дротиков, солиферрумов, у них были в запасе десятки возов.

Цезарианцы падают – один за другим.

Падают… Кто-то подымается снова, шипя от боли в пробитой ноге. Воины нехотя швыряют дротики обратно, призывают Марса в помощь, но…

Но главное: они застыли на месте и больше не желают бежать вверх, по скользкому от крови склону.

Цезарь быстро вышагивает вдоль строя. Свита из молодых патрицианских недоучек едва поспевает за ним. Цезарь требует забыть об опасности. Надо идти вперед немедленно, бежать на врага, пока еще не поздно, пока дротики не изранили всех!

Ветераны стоят, как вкопанные. Ветеранам стыдно. Но – боязнь смерти сильнее.

«Клянусь Венерой-прародительницей, если вы не хотите помочь своему императору выиграть эту битву, я выиграю ее сам!»

С этими словами Цезарь отобрал у ближайшего воина щит. Выхватил из рук сигнифера знамя когорты. И, не оглядываясь, быстро пошел вперед и вверх по склону.

Дважды он поскальзывался и падал. Дважды поднимался, опираясь на знамя. Нижний конец древка был заострен и, уходя в землю, прочно застревал в ней. Цезарь рывком выдергивал знамя и делал следующий шаг.

Так он преодолел половину пути. В него летели дротики. Щит сделался неподъемным.

Цезарь был уверен, что солдаты не вынесут вида своего императора, который в одиночку атакует семьдесят тысяч врагов, и пойдут за ним. Но он не услышал у себя за спиной ни тяжелого дыхания легионеров, ни бряцанья оружия.

Диктатор не выдержал – и обернулся.

Ни малейшего воодушевления. Его легионы разбиты параличом. Один остолоп кричит, показывая пальцем: «Это кому там жить надоело?!» А вокруг даже не знают что ему ответить!

Большинство же воинов вообще отказывались замечать своего императора. Многие когорты поклонились врагу, припав на одно колено. Они закрылись щитами наглухо, упрятав лица. Они береглись от обстрела.

Когда Цезарь вновь повернулся к помпеянцам, очередной железный дротик попал ему в голову.

Шлем выдержал удар. Цезарь – нет.

Выпустив знамя, он потерял равновесие. Диктатор упал на спину, а сверху его прихлопнул щит.

Между жизнью и смертью, между Олимпом и бездной есть точка, в которой и оказался Цезарь. В этой точке сходятся все параллельные прямые мира. Людей там уже нет, но боги еще не пришли.

Сквозь смертную пелену цвета осеннего заката божественный Юлий видел, как из помпеянских рядов выступили трое. Лениво помахивая однолезвийными тесаками, они спускались к нему.

На старшем была шерстяная рубаха до колен, расшитая красными треугольниками и желтыми крестами. Рубахи двух его спутников довольствовались синими кругами и зелеными квадратами.

Это были испанцы: вождь и двое его телохранителей, скорее всего – сыновья. Бездушные, но памятливые и оттого непрощающие демоны, дети угрюмых племен, которые давно запутались в своих кровавых зачетах, они с охотою становились под любое римское знамя, чей владелец посулит им не богатство и даже не власть, но геноцид соседнего рода.

Они отрубят ему голову, сорвут доспехи, посвятят трофеи своим кумирам.

Над его телом сыновья Помпея будут говорить о смерти тирана. О народовластии и республике. О том, что в Город пришла свобода.

Но вместо свободы в Город придут красные треугольники и зеленые квадраты испанских наемников.

«Цезарь! Цезарь в опасности!» – закричал вдруг кто-то.

И тогда Цезарь почувствовал, что под ним зашевелилась земля, будто там копошились гады.

У него возникло ощущение, что его душит гигантский змей.

Он услышал голоса.

Как верховному понтифику, Цезарю подобные приметы были знакомы. Все они означали близость сверхъестественного.

Внезапно чьи-то сильные, невероятно сильные руки подхватили его и рывком поставили на ноги.

Стоило легионам вновь увидеть алый султан над шлемом Цезаря, они – будто им глаза подменили – мгновенно признали своего императора.

От их боевого клича полегла трава. Звенящая волна легионеров, обминув императора с обеих сторон, ударилась о вершину холма.

Стена помпеянских щитов затрещала. В спину передним рядам напирали следующие, их поддерживали задние и, таким образом, человеческая волна, вставшая на дыбы, удерживалась даже на самой крутизне, не откатываясь назад.

А потом помпеянцы подались на шаг назад, подались на второй… Строй лопнул и рассыпался.

Испанские наемники побежали сразу и без оглядки.

Затем смешались регулярные легионы.

Идейные республиканцы сопротивлялись дольше всех, пока их раздробленные отряды не истаяли по градом ударов, не были втоптаны в холодную землю.

Цезарь не был бы Цезарем, если бы после сражения не учинил разбирательство. Для начала были разжалованы несколько оробевших центурионов. Затем – награждены лучники, которые на глазах у Цезаря застрелили испанского вождя с двумя телохранителями.

Затем войсковые трибуны по его приказу долго доискивались, чей же крик рассеял морок над Мундийской равниной.

Нашлись несколько ветеранов, которые присягнулись, что видели Гая Октавия, выступившего вперед из рядов пятого легиона. Молодой человек взмахнул рукой и крикнул «Цезарь в опасности!» После чего швырнул далеко вперед, в сторону лежащего диктатора, одно из знамен с элефантом. За этим элефантом все и бросились.

Переспросив ветеранов трижды и трижды получив подтверждение, Цезарь подарил по семь золотых каждому и засел за письмо сенату.

Гая Октавия на Мундийской равнине в тот день быть не могло. Он находился очень далеко, на берегу моря, с флотом. Но ветераны, определенно, видели то, что видели.

8. – Помню, в «Секунде» говорил ты о пустоте. Одною которою и должны быть наполнены поэты.

– Примерно так, божественный Юлий. Но я в этом больше не уверен. И уж подавно не могу такого сказать о себе.

– Это я вижу.

Говоря так, Цезарь кивнул дважды. То есть, по его мнению, он сообщил нечто в высшей степени важное. Мне даже показалось, что этим сообщением тема, по его мнению, закрыта и развития мысли не последует. Но он продолжил:

– С того дня, когда я сражался при Мунде, я полон Римом. Я – это Город. Все его ворота и все его дороги. Все холмы и все рощи… Ты прибыл из Остии, верно?

– Да.

– Ты живешь… На улице Большого Лаврового Леса.

– Да.

– А недавно ты ходил куда-то… к фонтану Персея?

– Ходил…

Порою всю благовоспитанность, почтение к старшим и доводы разума побеждает непреклонная логика момента. Я, не в силах больше удерживать в себе свою главную печаль, выпалил: