Читать книгу "Воздушная битва за Севастополь. 1941-1942 - Мирослав Морозов"

Каких бы успехов ни добилась советская авиация, ее уда­ров было недостаточно, чтобы остановить немецкое наступ­ление. Силы же защитников были на исходе. Армейский ре­зерв уже весь находился в бою, а перебросить войска с дру­гих участков фронта генерал Петров не решился — не будучи уверен в надежной работе разведки, он допускал, что против­ник только и ждет этого, чтобы нанести новый сильный удар в другом месте. В очередной раз прочесали тыловые подраз­деления, включая личный состав авиаремонтных мастерских и строительной роты ВВС, что позволило влить в обороняю­щиеся войска к утру 20 декабря пять батальонов и три роты маршевого пополнения. Это позволило продержаться еще день. Тем временем отреагировала Ставка. Своей директи­вой № 005898 она подчинила СОР Закавказскому фронту, сделав, таким образом, его командующего ответственным за оборону города. Ему предписывалось немедленно прислать в Севастополь маршевое пополнение, боеприпасы, а также вы­делить одну стрелковую дивизию. Октябрьскому приказали немедленно вернуться в Севастополь во главе отряда кораб­лей огневой поддержки. Все пункты этой директивы были не­замедлительно выполнены за исключением одного: «Оказать помощь Севастопольскому оборонительному району авиаци­ей Закавказского фронта силами не менее пяти авиаполков». И дело здесь было не в неисполнительности подчиненных, а в том, что аэродром Херсонесский маяк и так был до предела заставлен авиатехникой, а действовать с аэродромов Кавказа могли только дальние бомбардировщики без истребительно­го прикрытия. Одновременно по своей линии нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов дал такие же указания кавказской группе ВВС ЧФ. В ночь на 20-е из Анапы в Севастополь перелетели еще три Пе-2, три Ил-2 и семь Як-1. Последние относились к 3-й эскадрилье свежесформированного 7-го иап. Для того чтобы освободить для них место на аэродроме, на Кавказ отправили все исправные самолеты 11-го шап (шесть И-5, один КОР-1 и один Р-5). Севастопольская авиагруппа решительно приоб­ретала «дневной» характер.

Роль поддерживающей пехоту на поле боя силы все более переходила к авиации СОРа. Весьма характерна телефоно­грамма, посланная генералом Петровым в штаб 40-й кавале­рийской дивизии во второй половине дня 20 декабря: «Сдер­живать, сколько можно. Использовать выгодные рубежи. Ут­ром 21-го ожидайте поддержку. Пока помогу самолетами». И помог! В этот день для ударов по противнику было совер­шено беспрецедентное количество вылетов: 15 Пе-2, 5 ДБ-3, 20 Ил-2 и 45 на сопровождение ударных машин, из которых 18 выполнили И-16, которые также штурмовали войска против­ника пулеметным огнем и «эрэсами». Впервые с начала штур­ма была предпринята попытка задействовать бомбардиров­щики ВВС ЧФ с Кавказа. Первая группа в составе шести ДБ-3, которая должна была атаковать войска в Бельбекской долине, на маршруте попала в густую низкую облачность и была выну­ждена вернуться. В 12.05 другая восьмерка бомбардировщи­ков все-таки смогла пробиться к Севастополю и сбросить с высоты 1200 м 56 ФАБ-100 на немецкие и румынские подраз­деления, изготовившиеся к наступлению в районе Чоргуня. Только штурмовики уничтожили за день танк, две танкетки, 21 автомашину, семь зенитных орудий и вывели из строя до двух пехотных батальонов.

Немецкая авиация действовала менее активно. За день в воздухе над СОРом смогли насчитать только 29 пролетов вра­жеских самолетов, которые атаковали наши войска в районе селения Камышлы и станции Мекензиевы горы. Вечером не­сколько бомбардировщиков попытались бомбить Севасто­поль, но были перехвачены воздушным патрулем. Один Ju-88 сбила пара Алексеев — Бабаев, летавшая на «яках», второй — ст. лейтенант Шилкин, стартовавший на единственном ис­правном «миге».

Интересная запись о воздушном бое в эти сутки содержа­лась в журнале боевых действий эскадрильи 2/KG 27:

«После многих дней нелетной погоды сегодняшнее прояс­нение позволило нам опять летать. Эскадрилья направила три самолета для атаки батарей и полевых позиций под Сева­стополем. До гор Яйла нас прикрывала облачность, находив­шаяся на высоте 300 м. Вдруг перед самой целью защита об­лаков резко разорвалась. Сверкающей голубизной перед на­ми открылось Черное море. В этом случае нам оставалось одно: набрать высоту! В то время как мы южным курсом шли в сторону Черного моря, над Севастополем начали набирать высоту первые истребители. Но они не пошли за нами в сто­рону моря, а держались над юго-западной частью Крыма. За­тем на 3000 м последовал заградительный зенитный огонь базы, при этом русские истребители, не обращая внимания на облачка разрывов, начали пикировать на наши самолеты. Тем временем мы уже уложили наши бомбы на батареи и обо­ронительные позиции юго-западнее города. При этом одна 250-килограммовка немедленно заставила замолчать тяже­лую зенитную пушку. Другие бомбы легли на фортификацион­ные и полевые позиции поблизости от города.

Теперь мы пикировали под защиту облачности, поскольку нас преследовал рой истребителей. Для этого у нас была достаточно высокая скорость, радист, бортмеханик и стрелок вели огонь по русским бипланам. Несмотря на то что русские устремились за нами, догнать немецкие самолеты они не смогли. Они стреляли по нам с большого удаления. Наконец мы были в облаках. Оставшиеся «с носом» истребители шли за нами. Они были достаточно хитры и караулили нас сверху. Ну ничего, пусть парни поищут нас в облаках!»

Не все вылеты завершались настолько успешно. Пилот Г. Рейф (Н. Reif) из эскадрильи 3/KG 27 докладывал:

«Туманы, сильная облачность и снегопад принесли много­дневный отдых. Только 20 декабря мы пошли на Севастополь, где нам предстояло атаковать артиллерию на огневых пози­циях. До 30 километров на удалении от линии фронта нижняя кромка облачности не поднималась выше 100 м. При этом шел сильный дождь, и мы шли в атаку на бреющем полете. Вдруг сплошная облачность разорвалась, другие облака на­ходились на высоте 4000 м, и открывался дальний, ясный об­зор. Мы летели восточнее Балаклавы в направлении моря, чтобы набрать высоту, потом снова повернули на север к на­шим целям юго-восточнее Севастополя. При этом мы подня­лись на 3000 м. Перед целью по нам снова открыла огонь, хо­роший прицельный, уже знакомая нам зенитная артиллерия всех калибров. К тому же нас атаковали истребители всевоз­можных типов. После бомбометания мы с различными улов­ками благополучно вернулись, но при посадке чуть не вляпа­лись. При заходе на посадку сначала видимость была хоро­шей, но перед самой землей мы внезапно попали в сильный туман, который был усилен вихрями тонкой снежной пыли от садившихся перед нами самолетов. Мы сели слишком рано, снесли заградительное ограждение и налетели на штабель бомб. При этом у нашего бомбардировщика 1G+HL отлетели стойки шасси». К этому следует добавить, что самолет был потерян на 20%, а два авиатора получили ранения.

Очень ответственным был для советской стороны день 21 декабря. Противник явно выбился из графика, не успевая за­кончить свой выход к Северной бухте к установленному сроку. Подчиненные Манштейна яростно атаковали весь день. Наи­более ожесточенные бои развернулись за высоту 192,0 м, ко­торая в течение дня четыре раза переходила из рук в руки, но в конечном итоге осталась за немцами. 388-я дивизия поте­ряла в этих боях до половины личного состава, а 40-я кавале­рийская — своего командира полковника Кудюрова, который был убит снарядом штурмового орудия в тот момент, когда он сам встал к противотанковой пушке. И в этот критический день севастопольская авиация энергично поддерживала сво­их наземных коллег, произведя 16 бомбардировочных и 31 штурмовой вылет. На головы противника обрушилось 132 ФАБ-100, 62 ФАБ-50, около 1900 осколочных бомб и 284 PC. Поскольку все удары наносились на довольно узком участке фронта, протяженностью не более 10 км, плотность воздейст­вия была достаточно большой. Немцы понесли значительные потери, которые точно даже не поддавались учету.