Читать книгу "Такой же предатель, как мы - Джон Ле Карре"

— И больше никаких? Точно?

— Больше никаких. Честное слово.

— Даже если я буду звонить своим пяти тайным любовникам?

— Даже в этом случае. Увы.

— Как насчет текстовых сообщений?

— Ни в коем разе. Пустая трата времени, нам это неинтересно.

— Если наши телефоны зашифрованы, зачем нужны эти нелепые клички?

— Потому что сосед в автобусе может подслушать разговор. Еще вопросы со стороны обвинения? Олли, где чертов виски?

— Здесь, Шкипер. Вообще-то я уже вторую бутылку открываю. — И снова этот невозможный, до жути загадочный акцент.

— Расскажите о своей семье, Люк, — попросила Гейл однажды вечером на кухне, за тарелкой супа и бутылкой красного. Они уже собирались расходиться по домам.

Она сама удивлялась, почему не спрашивала об этом раньше. Возможно — ой, как нехорошо, — просто не хотела, предпочитая держать его на крючке. Люка, видимо, она тоже застигла врасплох: он быстро поднес руку ко лбу и потер маленький белый шрам, который то исчезал, то появлялся, как будто жил собственной жизнью. Коллега-шпион приложил рукояткой пистолета? Или разгневанная супруга — сковородкой?

— У меня только один сын, Гейл, — сказал он, как будто извиняясь за то, что не произвел больше потомства. — Чудесный парнишка. Зовут Бен. Научил меня всему, что я знаю о жизни. А еще, вы не поверите, обставляет меня в шахматы. — У него непроизвольно дернулось веко. — Проблема в том, что нам ни разу не довелось закончить партию. Слишком много вот этого всего…

Вот этого всего? Чего — алкоголя? Шпионажа? Женщин?

Сначала Гейл заподозрила, что у Люка роман с Ивонн, — в основном потому, что шотландка ненавязчиво окружала его материнской заботой. Потом решила, что они просто слаженная разнополая команда; но однажды вечером, заметив взгляд Люка, устремленный то на Ивонн, то на нее, как будто обе были существами высшего порядка, Гейл подумала, что в жизни не видела такого печального лица.

Последний вечер — выпускной. Конец занятиям. Эти две недели никогда не повторятся. На кухне Ивонн и Олли готовят морского окуня. Олли напевает арию из «Травиаты», причем весьма недурно; Люк одобрительно улыбается всем подряд и с преувеличенным умилением качает головой. Гектор принес две больших бутылки мерсо. Но первым делом он хочет поговорить с Перри и Гейл наедине, в помпезной гостиной. Присядем или постоим? Гектор остается стоять, поэтому Перри, неисправимый педант, тоже не садится. Гейл устраивается на стуле, под эстампом Робертса с видом Дамаска.

— Итак, — говорит Гектор.

Итак.

— Момент истины. Без свидетелей. Поручение опасное. Я уже говорил — и повторяю еще раз. Чертовски опасное. У вас еще есть время отказаться и уйти — никто не обидится. Если останетесь, мы будем нянчиться с вами, как только сможем, но учтите, мы работаем практически без страховки. Босиком, на нашем жаргоне. Если раздумали, не нужно прощаться, забудьте про окуня, забирайте свои пальто — и на выход, все это вам приснилось. Последний шанс.

Последний из многих — но откуда ему знать? Перри и Гейл обсуждали все то же самое каждый вечер в течение двух недель, и Перри непременно хотел, чтобы она ответила за обоих, вот она и отвечает:

— Все нормально. Мы решились. Мы справимся. — Она вовсе не рассчитывала, что это прозвучит так напыщенно.

Перри медленно, вдумчиво кивает и добавляет:

— Ага, точно. — Тоже совсем на него не похоже — должно быть, он сам это понимает, поскольку спешно переводит стрелки на Гектора: — А вы сами? Вы когда-нибудь сомневаетесь?

— А мы по-любому в глубокой жопе, — беззаботно отвечает Гектор. — В том-то и дело. Если уж хлебаешь дерьмо, то хотя бы хлебай его ради достойной цели.

Это, разумеется, бальзам на пуританскую душу Перри.

Судя по выражению лица Перри, когда поезд подошел к вокзалу Гар-дю-Нор, бальзам все еще действовал. Ее возлюбленный так и светился сдержанным патриотизмом, чего Гейл никогда не замечала за ним прежде. Гостиницу «Пятнадцать ангелов», сразу видно, выбирал Перри: пять этажей, грязь, теснота, скрипучие полы, крошечный номер, две односпальные кровати шириной с гладильную доску — зато в двух шагах от улицы Бак. И только здесь до них наконец дошло, во что они ввязались. Как будто ознакомительный курс в Блумсбери, в уютной дружеской атмосфере — приятные часы с Олли и Люком, визиты Ивонн, вечерняя порция виски с Гектором, — внушил им чувство защищенности, которое испарилось, стоило им оказаться одним.

Также они обнаружили, что разучились разговаривать по-человечески и теперь обращаются друг к другу как идеальная пара в рекламе.

— Жду не дождусь завтрашнего дня, а ты? — говорит Дулитл Мильтону. — Никогда не видела Федерера вживую. Так интересно!

— Надеюсь, погода не испортится, — отвечает Мильтон, тревожно поглядывая в окно.

— Я тоже надеюсь, — энергично соглашается Дулитл.

— Может, распакуем вещички и пойдем перекусим? — предлагает Мильтон.

— Прекрасная идея.

Но на самом деле они думают о другом: если матч отменят из-за плохой погоды, как же тогда Дима станет выкручиваться?

У Перри звонит телефон. Гектор.

— Привет, Том, — глупым голосом произносит Перри.

— Заселились нормально, Мильтон?

— Прекрасно, просто прекрасно. Отлично добрались, все прошло замечательно, — отчитывается Перри с энтузиазмом, которого хватило бы на двоих.

— Сегодня вечером вы свободны.

— Как скажешь.

— Дулитл довольна?

— В полном восторге.

— Звоните, если что. Сервис круглосуточный.

В крошечном вестибюле отеля, по пути на улицу, Перри делится своими сомнениями по поводу погоды с потрясающей дамой, которую все зовут мадам Мать — как матушку Наполеона. Он знаком с ней со студенческих лет, и мадам Мать, по ее словам, любит Перри как сына. Росту в ней не больше четырех футов, и никто не видел ее иначе как в платке поверх папильоток. Гейл с восторгом слушает, как Перри стрекочет по-французски, хотя это всегда ее смущало — возможно, потому что он не признается, кто его научил.

В кафе на улице Университэ Мильтон и Дулитл едят скверное жаркое и вялый салат, после чего дружно заявляют, что это лучший в мире ужин. Они берут литр домашнего красного, но все не осиливают и забирают остатки с собой в отель.

— Ведите себя как обычно, — наказал Гектор. — Если у вас есть приятели в Париже и вам захочется с ними пообщаться — какого хрена, почему бы и нет?

А такого хрена, Гектор, что не сможем мы вести себя с ними как обычно. Не хотим мы тусоваться в кофейне на Сен-Жермен с нашими парижскими приятелями, пока у нас на голове сидит слон по имени Дима. Не хотим сочинять сказки о том, как нам удалось раздобыть билеты на завтрашний матч.