Читать книгу "Тайна наложницы - Шахразада"

Визирь шел через залитую безжалостным солнцем дворцовую площадь. Однако не чувствовал смертоносного зноя, как не видел и ослепительного сияния. Абу-Аллам был погружен в размышления. Приказание халифа звучало совершенно недвусмысленно, и в тот миг, когда визирь услышал его, он, казалось, уже знал, о ком ведет речь Гарун-аль-Рашид. Но миг прошел, и ясность куда-то пропала.

Абу-Аллам лишь помнил, что свет разгадки забрезжил в тот же миг, когда халиф заговорил. Пренеприятнейшее ощущение, что разгадка совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, вконец измучило разум визиря.

– О Аллах! Значит, следует перестать об этом думать совсем! И начать размышлять… Ну, хоть о свежем улове, который рыбаки, должно быть, уже успели распродать…

Договорить Абу-Аллам не успел: воспоминание, яркое и почти оглушающее, заставило его замолчать.

Вот точно так же, как сейчас, шел он по улицам, граничащим с портом, точно так же не обращая ни малейшего внимания на зной. И лишь приветственные крики отвлекли его от важных размышлений. Мимо пробежал мальчишка, что-то оглушительно вопя.

– Что случилось, о юнейший? – Визирь ухитрился поймать мальчишку за пояс. – Почему ты так кричишь?

– Ох, вареный ты кушак! Неужто не знаешь? Сам Фарух, великий воин, возвращается в город. И вместе с ним должен ступить на родной берег Синдбад по прозвищу Мореход, который пропал в штормах Полуденного океана почти пять лет назад…

– Фарух, юноша? Синдбад?

– Дядя, да ты, похоже, лазутчик… Или глупец, только сегодня вошедший в наш великий город. Ну кто же в Багдаде, храни Аллах великий и милосердный его белые стены и мудрых правителей, не знает о Фарухе? Это же он вернул войску халифа Мухаммада славу непобедимого! А Синдбад – его друг и сосед, он был самым удачливым торговцем отсюда и аж до Кордовы на закатном берегу мира.

– Забавно… Ну что ж, беги!

Визирь отпустил засаленный кушак, и мальчишка побежал, вновь оглашая округу громким криком. Визирь же, влекомый этим криком, вышел на пристань, к которой уже пришвартовался быстроходный дхау. Абу-Аллам еще успел удивиться тому, что великий воин и удачливый купец путешествуют не на шебеке. Однако когда рекомые прославленные герои ступили на берег, все вопросы вылетели у Абу-Аллама из головы.

Вернее, на них сразу же были получены ответы, ибо и Синдбад, и Фарух выглядели странниками, которым все равно, на чем путешествовать. Что-то в выражении их лиц – быть может, уверенность или спокойствие человека, что держит свою судьбу в собственных руках, – яснее ясного утверждало славу, что неслась впереди них.

– Да, теперь понятно, почему так кричал мальчишка. Не каждый день видишь перед собой живого героя и воплощение собственных смелых фантазий…

– Аллах всесильный и всевидящий! Вот о ком я тогда подумал! Фарух-воин… и его приятель Синдбад по прозвищу Мореход! Они! Именно их я должен найти, дабы они исполнили поручение Гарун-аль-Рашида, как подобает посланнику властелина! Быть может, купец Синдбад и не согласится отправиться на поиски, но Фарух-то точно не откажет халифу. Да и отчего ему отказываться? Слава Аллаху всесильному, войн мы не ведем, страна благоденствует. Что ж еще остается делать знаменитому воину, подлинному солдату удачи?

Прогулка по жаре оказалась полезной, и визирь поспешил осуществить пришедшее в голову решение. Однако он не отправился сам в гости к Фаруху-воину, ибо сие все же было бы подлинным падением для столь важного лица, как он, визирь. Абу-Аллам велел пешему отряду мамлюков найти обитель этого прославленного жителя Багдада, да хранит его Аллах всесильный во всякий день и всякую ночь, и пасть перед героем ниц, дабы согласился он побеседовать с визирем, правой рукой халифа, достойным Абу-Алламом Монте-Исумой.

Увы, отряд вернулся ни с чем: жилище великого воина было найдено, причем без малейшего труда, старшина отряда пал ниц перед хозяином дома, отцом странника Фаруха, но самого великого воина уже не было в Багдаде. Ибо, едва ступив на берег, он тут же поспешил в горы – там объявились разбойники, а Фарух и дня не мог провести без хорошей драки.

– Ну что ж, – визирь пожал плечами. – Значит, придется просить милости у купца Синдбада по прозвищу Мореход. Если, конечно, он не отправился вслед за своим отчаянным приятелем.

Теперь, однако, визирь не стал отправлять и отряд мамлюков. Он мудро решил, что если, конечно, достойный купец не покинул великий Багдад, то достанет и одного скорохода, которому нужно будет лишь со всей почтительностью пригласить именитого купца во дворец, дабы смог он предстать перед самим халифом Гарун-аль-Рашидом.

И вот, сопровождаемый скороходом, Синдбад ступил в прохладные парадные покои. Абу-Аллам хотел сначала сам побеседовать со знаменитым купцом – он преотлично знал, чего не потерпит халиф, а что придется ему по душе.

Купец Синдбад, последний отпрыск некогда именитого рода, с того дня, когда видел его визирь, конечно, изменился мало. Да и отчего было ему изменяться? Быть может, глаза перестали быть ледяными и настороженными, а обрели спокойное выражение, куда более подходящее лику торговца, хотя настороженность иногда и проглядывала в них. Да походка, не утратив своей легкости и силы, перестала походить на крадущийся шаг охотящегося зверя.

– Приветствую тебя, о славный купец Синдбад по прозвищу Мореход!

Синдбад поклонился. Мудрый визирь сразу отметил, что поклон этот был учтив в меру – ровно настолько, насколько сие хотелось выразить прославленному купцу.

– Да воссияет над тобой солнце благодати, о великий визирь, свет и мудрость нашей страны! – Сколь бы ни были сладки речи купца, однако кривоватая улыбка низводила все велеречие слов. – Не думал я, что моя слава столь опережает меня.

– Увы, Синдбад-Мореход, то, что мы знаем о мире, и сам сей мир иногда столь различны… Остается только удивляться, что вообще в силах что-либо понимать.

Синдбад молчал. И визирю стало ясно, что с этим человеком следует беседовать в открытую, ибо в противном случае существует риск погрязнуть в речах навсегда.

– Почтеннейший, я вижу, что мне следует говорить без обиняков. Должно быть, тебе известно, что халиф наш, да продлятся без счета его дни, мучим любопытством, сравнимым лишь с жаждой путника в пустыне.

Синдбад молча поклонился, давая понять, что ему сие преотлично известно.

– Более того, полагаю, ты знаешь, что он стал пленником собственных покоев, решив, что лишь за дворцовыми стенами может исчезнуть его боль.

Синдбад вновь склонил голову в знак согласия.

– Однако человеческое любопытство оказалось сильнее, и потому Гарун-аль-Рашид ищет того, кто сможет исполнить его волю, явив усердие, достойное поручения великого халифа. Полагаю, он захочет выразить свою волю самолично.

– О визирь, – проговорил Синдбад. – Я готов предстать перед халифом. Я готов выслушать его волю. Я не буду плясать от радости, если поручение нашего повелителя погонит меня на самый край света. Однако я отправлюсь туда и выполню сие поручение, ибо честь быть посланником великого Гарун-аль-Рашида выше всяческих низменных соображений уюта и спокойствия.