Читать книгу "Три дня в Сирии - Михель Гавен"

— Благодарю, мой генерал, — Джин скромно кивнула и даже не подняла головы, сосредоточившись на работе. — Еще раз подчеркну, вы не только увидите, но, к сожалению, и почувствуете. Боль будет приглушенной. Полагаю, я правильно рассчитала дозу, но все-таки ее не избежать. Придется терпеть.

— От вас я готов стерпеть многое, — последовал совсем уж неожиданный ответ генерала.

Джин подняла голову. Шаукат смотрел прямо на нее. Ее смутил явно заинтересованный взгляд, но она взяла себя в руки.

— Мой генерал, недопустимо! — в палату стремительно вошел начальник госпиталя. — Что здесь делает эта женщина? У нас есть дипломированные врачи, — он снова начал высказывать аргументы, — я не могу позволить…

— Прекратите! — резко оборвал его Шаукат. — Женщина будет меня оперировать, — сообщил он тоном, не допускающим никаких возражений. — Это мое решение, и извольте его исполнять. Если вы хотите получить его в письменном виде, то мой адъютант составит такой приказ от моего имени и поставит мою печать. Аль-Мас, сделайте для успокоения нервов полковника, — язвительно приказал генерал адъютанту. — Вдруг я умру на операционном столе, — мрачно пошутил он, взглянув на Джин. Та лишь приподняла бровь в знак сомнения. — Я уверен, этого не случится. Прикажите своим людям ассистировать доктору, как положено. Без саботажа, — распорядился он.

— Да, да, ассистировать обязательно, — пораженный начальник госпиталя кивнул, подтверждая слова Шауката.

— Пойдемте со мной. Я приготовлю вам бумагу, — аль-Мас взял его под руку.

Он вывел начальника госпиталя из палаты. В полном замешательстве тот послушно пошел за аль-Масом.

— Я могу разговаривать с вами, Зоя? Или мне положено молчать? — поинтересовался Шаукат.

— Можете разговаривать, если вам интересно, — ответила она и наклонилась, чтобы сделать разрез. — Мне не мешает. Если боль будет сильной, пожалуйста, скажите мне, — попросила она.

— Вы считаете, я не могу терпеть?

— Нет, просто я должна знать, как мне правильно действовать, чтобы не причинять вам лишнего беспокойства, — ответила Джин.

— Вы заботливый доктор, — улыбнулся Шаукат. — Хорошо, я скажу, — задумчиво сказал генерал, откидываясь на подушку.

— Подайте, пожалуйста, пинцет, — попросила Джин ассистента, — и наклоните лампу ниже. Мне надо больше света. Я вижу трещины на печени, — сообщила она, внимательно осматривая рану. — Также задета селезенка. Крови натекло слишком много. Сейчас я остановлю кровотечение. Дайте зажим, и будем делать трансфузию, — потребовала молодая женщина. — Аппарат переливания готов?

— Так точно, госпожа, — ответил сирийский доктор.

— Группу крови и все остальное проверили?

— Так точно, госпожа.

— Хорошо. Приступайте, — разрешила Джин. — Сейчас я закрою поврежденные участки печени прядями сальника, произнесла она, продолжая свою работу. — Пожалуй, лучший вариант в данной ситуации, а вот на селезенке придется сделать иссечение и зашивать. Тонкий кетгут готов? — спросила она ассистента.

— Да, госпожа, — кивнул тот.

— Тогда немедленно сделаем все, как я сказала, и надо срочно обрабатывать рану, чтобы удалить все остатки крови и желчи, — распорядилась молодая женщина. — Надо очень тщательно вымыть. Не должно быть никакой почвы для развития гнойной инфекции. После этого наложим общий шов. Приготовьте антибиотики и препараты для поддержания деятельности сердца. Их надо ввести сразу после операции. Как там давление?

— Давление выравнивается, — доложил ассистент.

— Пожалуйста, следите за ним и дальше. Если начнутся какие-то скачки, немедленно докладывайте, — попросила Джин.

— Вы говорили, будет больно, но вы все делаете так быстро и легко, что я даже не чувствую дискомфорта, — произнес Шаукат.

«Опыт, большой опыт», — хотела ответить Джин, но сдержалась и вслух сказала: — Вы просто очень терпеливы, мой генерал. Другие на вашем месте точно бы боялись. От страха даже легкие неприятные ощущения могут казаться ужасными.

— Неужели со всеми своими достоинствами вы не нашли применения в России? Вы — хороший врач, красивая женщина. Вы еще очень молоды. Русским не нужны такие замечательные специалисты? — спросил Шаукат.

— В советское время, возможно, во мне и была потребность, — серьезно ответила Джин. — После того как союзные республики отделились, мы с мужем остались в Молдавии, — она лишь пересказывала свою легенду. — Там стали плохо относиться к русским, называли нас оккупантами. Когда вернулась в Москву, тоже никому не понадобилась. Для хорошей клиники я многого не умела и только теперь научилась этому в Израиле. На зарплату в обычной поликлинике просто невозможно было прожить, не говоря уже о съеме квартиры. Муж умер, сын тоже, и я осталась одна. Кетгут, пожалуйста, — попросила она ассистента, — поверните лампу еще раз. Мне надо больше света на эту часть. Вернулась в Молдавию. На стройке встретила сирийского парня с Голан, — продолжала молодая женщина. — Совершенно случайно. Захотелось все бросить и заново начать жизнь, но, оказалось, такая жизнь, как там, как здесь, не по мне, — добавила Джин. В сорок лет уже поздно ломать себя, и со многим в укладе их жизни я так и не смогла смириться. Хотелось работать, я пробовала свои силы в израильской клинике, но свекровь возражала. В отчаянии решилась бежать, а оказалась здесь. Все, готово, — она улыбнулась, вскинув голову. — Какие показания приборов? — спросила Джин у ассистентов.

— Показания в норме, — доложили ей.

— Инъекции готовы?

— Так точно, госпожа.

— Давайте. Будем проводить интенсивную медикаментозную терапию. Нам не нужно бесконечно промывать рану и вымывать весь фибрин, который естественным образом блокирует воспаление, — объяснила Джин генералу. — Русские предъявляют к такому методы претензии, мол, антибиотик убивает иммунитет, а для чего тогда у нас иммуномодуляторы? После терапии мы его восстановим, а вымывание фибрина способно очень эффективно любое местное воспаление брюшной полости превратить в гнойный перитонит со смертельным исходом. К тому же не надо забывать о традиционном стремлении природы к герметичности. Она не любит никаких дырок и никаких инородных предметов в теле. Резиновые трубки, находящиеся в организме неделю, а то и больше, вызывают естественную реакцию отторжения. Организм тратит силы на борьбу с инфекцией, которую они выделяют, ведь никакую трубку нельзя полностью сделать стерильной. Подобные методы только задерживают процесс заживления и вызывают осложнения.

— Я прошу прощения. Приехала госпожа аль-Асад. Она уже здесь, — заглянул в операционную адъютант аль-Мас.

Джин повернулась. За стеклянной стеной операционной она увидела высокую женщину. Постарше ее, лет, наверное, пятидесяти. Одета она была в строгий черный костюм, поверх которого накинут белый халат. Волосы аккуратно собраны в узел на затылке, и на висках — ранняя седина. Лицо ее, пожалуй, не отличалось особой красотой, но оно обладало какой-то скрытой притягательностью. Что-то завораживало взгляд в этом волевом, почти мужском очертании подбородка, красивом разлете темных бровей и по-арабски высоких, заметных скулах. Особенно выделялись глаза. Большие, темные, похожие на глаза лани. Бушра смотрела то на начальника госпиталя, активно жестикулировавшего перед ней и что-то рьяно объяснявшего, то в операционную. В ее взгляде, коротком, мимолетном, Джин разом прочла и любовь, и обеспокоенность, и желание сделать все возможное, чтобы спасти человека, который был ей так дорог.