Читать книгу "Апельсиновый сок - Мария Воронова"

– Ты отстала от жизни! – смеялась Саня. – Я дам такой наркоз, который не повредит ни моему ребенку, ни тебе.

Она оставила ей таблетки и объяснила, как их принимать. В восемь утра Вероника должна была приехать в больницу, где для нее приготовили отдельную палату.

Следуя своим принципам, Смысловская не хотела использовать служебное положение и пыталась требовать, чтобы ее, как обычную больную, поместили в общую палату хирургического отделения. Но Колдунов жестко пресек эти порывы.

– Что за легкомыслие? – возмутился он. – Тебе предстоит серьезная операция, и послеоперационный период будет тяжелым. Считай, что отдельная палата необходима тебе по медицинским показаниям.

«Он не хочет, чтобы я умирала на глазах у других пациентов, – догадалась Вероника. – И он, конечно же, прав».

…А пока она не могла надышаться неожиданно свалившимся на нее счастьем и смаковала каждую его секунду.

* * *

Марьяша, объявив, что ей надо отдохнуть перед завтрашней операцией, вместе с мужем удалилась к себе в комнату, захватив горку оладий с яблоками, приготовленных Натальей Соломоновной. Сама Наталья Соломоновна уехала домой, в сотый раз напомнив Веронике, где лежат вещи, которые завтра надо взять в больницу.

Вероника с Громовым сидели на кухне, курили и беззаботно болтали о разной ерунде.

Внезапно раздался звонок в дверь.

– Кто бы это мог быть? – спросил Громов.

– Думаю, это моя сестрица, – предположила Вероника и не ошиблась.

В последнее время Надя перестала мучить Веронику своими визитами, довольствуясь разговорами по телефону. После того как стали известны результаты компьютерной томографии и выяснилось, что время для операции упущено, она продолжала настаивать на химиотерапии. Разговоры неизменно заканчивались вопросом, встала ли Вероника на учет у районного онколога, и Вероника каждый раз обещала сделать это при первой же возможности. О предстоящей операции она не сообщила Наде из суеверия. Кроме того, она сама считала операцию авантюрой и знала, что Надя, конечно же, не может ее одобрить.

«А если я умру, никто не помешает ей написать на Колдунова жалобу! – вдруг сообразила Вероника. – И еще неизвестно, чем это для него закончится. Нет, пожалуй, мне умирать нельзя».

В прихожей Надя разделась и пошла на кухню, где мирно дымил в форточку Громов.

– Будем знакомы. Меня зовут Лука Ильич, – вежливо представился он. – Вы будете пить чай?

– Вероника, объясни мне, что здесь происходит! – В голосе сестры моментально зазвенел металл. – Почему на кухне посторонний мужчина? Ты что, вместо того чтобы лечиться, ударилась в разврат?

– Это моя кухня, Надя, а это мой муж. И я не должна ничего тебе объяснять.

– Что значит – муж? По-моему, совсем недавно ты собиралась замуж за другого!

– Собиралась за другого, а вышла за этого! – Вероника опасливо покосилась на Громова, но, кажется, упоминание «другого» не произвело на него никакого впечатления.

– Но как ты не понимаешь, в твоем положении нельзя выходить замуж! Тебе надо лечиться! Я надеюсь, что ты одумаешься…

– Поздно, – улыбнулась Вероника и наступила под столом на громовскую ногу.

Надя внезапно побелела как полотно.

– Что значит – поздно? Может, ты скажешь, что вы официально расписались?

– Да, именно это я и скажу. – На всякий случай она еще и ущипнула бедного Громова, чтоб он не вздумал опровергать ее слова.

– Это правда? – строго спросила у него Надя и получила подтверждение, что да, правда. – Ты с ума сошла! – заорала она на Веронику. – Ты хоть понимаешь, что натворила? Ты ему-то сказала, что у тебя рак яичников в последней стадии?

– А вот это уже криминал, дорогая. Разглашение врачебной тайны. Но мой муж все знает.

– Еще бы! Поэтому он на тебе и женился. Неужели ты не видишь, что это проходимец, охотник за приданым! Что ты наделала!

– Надя, остановись. По-моему, это ты сошла с ума. Ничего плохого я не сделала.

– Не сделала? Конечно, ты всегда думала только о себе! Паразитка, ты готова на все, лишь бы удовлетворить свои желания. А ты подумала, что теперь этот мужик будет претендовать на квартиру и на все? Да какого черта! Нет уж, ничего у вас не выйдет! – Надя повернулась к Громову, и Веронике показалось, что она готова вцепиться ему в волосы. – Хозяином этой квартиры вы не будете. Я обращусь в суд, ваш брак признают недействительным…

– Вы как-то упускаете тот момент, что Вероника жива, – сказал Громов. – И я надеюсь, проживет еще много лет. Мы с вами несколько преждевременно вступаем в борьбу за ее имущество.

– Вот именно, не надо со мной бороться! Вам ничего не достанется!

– Слушайте, перестаньте наконец кричать. – Громов все еще сохранял завидное спокойствие.

Зато Вероника уже начала выходить из себя.

«Нет, ни в коем случае не нервничать, а то таблетки не подействуют и наркоз пройдет плохо. В сущности, что нового я сейчас узнала? Что она спит и видит, когда я умру и можно будет прибрать к рукам мое имущество? Мне это давно известно. Она еще не знает о завещании, бедная женщина».

– Как же ты, дрянь, посмела так поступить со мной! – надрывалась Надя. – Но ничего, Бог тебя накажет!

После этой фразы Громов решил, что время светских разговоров прошло. Он аккуратно взял Надю за талию и без видимых усилий вынес на лестничную клетку. Вслед за ней отправились ботинки и пальто.

Некоторое время звонил звонок, потом раздавались удары в дверь… Наконец наступила тишина.

– Что это было? – В прихожую выглянула Марьяша. – Прибежала, разоралась… Слушай, а что же ты мне не сказала, что вы поженились?

– На самом деле мы еще не успели пожениться… – смутилась Вероника и посмотрела на Громова: неизвестно, как он отреагирует на эти слова. Да, он говорил, что они будут вместе, даже привез свою маму. Но ведь он так и не сделал официального предложения.

– Мы поженимся, как только Вероника выпишется из больницы, – пообещал он Марьяше.

– Понятно. А что это за тетка?

– Моя сестра.

– И она, значит, расстроилась, что наследства не получит. Дело, конечно, житейское, но, надеюсь, ей еще долго придется ждать… О, уже десятый час. Давай-ка, Вероника, принимай таблеточки, и спать. Завтра трудный день.

…Проснувшись в палате, Вероника прислушалась к себе. Ее не тошнило, не знобило, голова не болела. При этом она понимала, где находится, и помнила, что с ней произошло.

Рядом с ее кроватью сидел Громов в белом халате.

Она не спешила признаваться, что проснулась. Сквозь ресницы она видела, как он напряженно наблюдает за капельницей, видимо, боясь пропустить момент, когда ее следует перекрыть. Живот почти не болел, а за окном был светлый солнечный день. Окно палаты выходило на ту же сторону, что и окна ее кабинета. По положению солнца Вероника сообразила, что было часов двенадцать, не больше…