Читать книгу "Пусть смерть меня полюбит - Рут Ренделл"

Этот ответ свидетельствовал, что мать Найджела была не совсем честна, когда рассказывала подругам о делах своего сына.

Несколько часов спустя после того, как миссис Болтон сообщила эту важную часть информации полиции, с ними наконец связался Джон Перфорд. Его задержал не страх и не нежелание говорить – он просто вообще не знал, что чилдонское отделение банка ограблено. Его мать практически забыла об этом событии. В конце концов, все произошло более трех недель назад, менеджер и кассирша наверняка уже мертвы, и это, несомненно, трагедия, Бог свидетель, но жизнь ведь продолжается. Именно так она оправдывалась, когда Джон увидел в газете крошечную заметку об обнаружении машины. Он рассказал обо всем своему деловому партнеру, в том числе и о шашнях на заднем сиденье машины с Джиллиан Грумбридж.

– Я не знаю, как мне быть, – говорил он. – Может, я зря их подозреваю? Ведь Марти Фостер был моим одноклассником.

– Это не аргумент, – возразил партнер. – Были люди, которые учились в одном классе с Гитлером, если уж на то пошло.

– Ты считаешь, я должен позвонить в полицию?

– Конечно, должен. Что тебе терять? Если хочешь, я пойду с тобой. Они тебя не съедят. Наоборот, примут, как родного.

На самом деле в полиции к Джону Перфорду отнеслись не особо благосклонно. Они поблагодарили его за то, что он пришел к ним, они весьма оценили то, что он сумел точно указать на карте кафе, где встретился с Марти Фостером и Найджелом Как-Его-Там, однако долго ругали за то, что он выложил посторонним людям такую информацию, и, к вящему ужасу Джона, спросили, знает ли он, сколько лет Джиллиан Грумбридж?

Полиция ухватилась за достаточно редкое имя – Найджел. У четы Таксби из списка доктора Болтона был сын по имени Найджел. Полиция выехала в Элстри. Доктор и миссис Таксби сообщили, что их сын уехал в Ньюкасл, и дали адрес Кенсингтонской коммуны. Там детективы допросили мать Саманты. Та тоже заявила, что Найджел в Ньюкасле. Отец Марти Фостера не знал, где его сын, в глаза его не видел уже два года и видеть не желал. Полиция разыскала миссис Фостер, которая жила со своим любовником и его тремя детьми в общинном доме в Хемел-Хемпстед. Она не видела Марти несколько месяцев, но когда в последний раз разговаривала с ним, он сидел на пособии по безработице. Сыщики немедленно принялись разыскивать адрес Марти Фостера в картотеке Министерства социального обеспечения.

Найджел достал из рюкзака свой загранпаспорт и стал его читать. «Мистер Н.Л. Таксби; дата рождения: 15.1.58; род занятий: студент; рост: шесть футов; цвет глаз: синие». Паспорт использовался только дважды – Найджел не принадлежал к тем юным любителям развлечений и приключений, которые путешествуют автостопом по Европе или гоняют фуры в Индию. Он думал о том, что может улететь в Боливию, или Парагвай, или еще куда-нибудь, где не действует экстрадиция. У него останется тысячи полторы фунтов, а когда он будет там, то свяжется с какой-нибудь газетой, «Ньюс оф зе уорлд» или «Санди пипл», и сможет продать им свою историю – за сколько? Пять штук? Десять?

Еще дважды он просил Джойс взять две тысячи в уплату за молчание, и еще дважды она отказывалась. На этот раз он приблизился, наставив на нее пистолет, и смотрел, как она вздрогнула и медленно начала поднимать руки к лицу. Найджел рассеянно подумал: возможно, от долгого голодания она чувствует себя так же, как он, – словно под воздействием одного из тех веществ, которые не отупляют, а делают голову пустой и легкой, изменяют сознание и искажают зрение. Как бы то ни было, она смотрела на него, словно на призрак или на чудовище. Найджел подумал, не пристрелить ли ее сейчас, чтобы оставить все деньги себе. Но был разгар дня, и за стеной были слышны шаги Брайди, а из-за другой стены, из комнаты старого Грина, доносился свист чайника.

– Зачем же ты тогда об этом говорила, если не собиралась этого делать? Зачем ты говорила, что будешь молчать? – Найджел сунул пачку денег Джойс в лицо и провел банкнотами по ее щекам, размазывая слезы. – Здесь больше, чем ты можешь заработать за год. Или ты предпочтешь лежать, истекая кровью до смерти, чем получить две тысячи? Так что?

Девушка оттолкнула деньги и спрятала лицо в ладонях, но ничего не сказала. Найджел сел. Стоять прямо было трудно – его шатало. Он четко осознавал, что делает все неправильно. Ему не нужно было молить об услуге, надо было заставить ее силой, однако он продолжил упрашивать:

– Послушай, не нужно даже двух недель, дай мне просто достаточно времени, чтобы убраться из страны. Ты можешь пожить в большом отеле в Вест-Энде. И никто никогда не узнает, что у тебя есть эти деньги, – ты ведь можешь их потратить. Ты понимаешь, что можешь пойти к ювелиру и купить дорогие часы или кольцо?

Джойс встала и направилась к двери, где и замерла, безмолвно ожидая. Найджел подошел, прислушался и отпер замок. Девушка прошла в туалет. За дверью Брайди играл транзисторный приемник. Найджел напряженно ждал, гадая, какой смысл глухому старику ставить на плиту чайник со свистком. Вот опять он свистит… Найджел слышал, как свист прекратился, и думал о мистере Грине, пока в голове не сложился четкий план. Он даже изумился, почему раньше не догадался рассматривать мистера Грина в таком аспекте. Никто никогда не говорил со стариком, потому что он никого не понимал, как бы громко они ни кричали; и сам Грин никогда ни с кем не заговаривал, потому что их ответы были для него бессмыслицей, он сам это знал. Конечно, этот план был только временной мерой и мог не сработать в любом случае. Но это было единственное, что Найджелу удалось придумать, и если ничего не получится, то хуже все равно не будет.

Мысль о том, чтобы наконец получить хоть какую-то еду, заставила его вновь ощутить голод. Рот наполнился слюной, теплой и слегка солоноватой. При помощи еды он сможет заставить Джойс прийти в себя, а возможно, сумеет и подкупить ее. Она вышла из туалета, и Найджел поспешно втолкнул ее в комнату. Затем стал разыскивать по всему жилищу лист бумаги или конверт, но преуспел в этом не больше, чем Джойс, когда ей требовалось написать записку. И если ей пришлось воспользоваться клочком бумажного пакета, то Найджел оторвал кусок упаковки от пачки сигарет, так и не выкуренных Марти. На этом куске тонкого картона он вывел: «Лежу с гриппом. Вы не купите мне большой батон белого хлеба?» Из всех съестных припасов он, не думая, выбрал именно хлеб, вполне в мужском стиле. В эту записку Найджел завернул фунтовую купюру. Джойс лежала на диване лицом вниз, но он подумал, что если исчезнет из ее поля зрения дольше, чем на пару минут, или спустится хотя бы на три ступени вниз по лестнице, то девушка выскочит за дверь, вопя во всю глотку. И откуда только силы возьмутся, как будто она минуту назад съела полную тарелку отбивных! При мысли о еде рот Найджела снова затопил прилив слюны, омывая все полости и едва не вытекая из уголка губ. Он вышел на площадку и подсунул записку под дверь мистера Грина, не забыв подписаться: «М. Фостер».

Мистер Грин выходил из дома почти каждый день. Он прожил много лет в одной и той же комнате, поэтому предпринимал прогулки, даже если ему нечего было покупать. Не останавливало его и то, что путь обратно на третий этаж каждый раз давался ему мучительно. Записка, появившаяся у него под дверью, когда он наливал себе пятнадцатую чашку чая за день, сильно его встревожила. Не то чтобы мистеру Грину хотя бы в голову пришло не выполнить изложенную в ней просьбу. Он боялся молодежи, особенно молодых мужчин, и готов был не только специально сходить за хлебом, но и сделать куда больше, лишь бы не разозлить высокого блондина или низенького брюнета, кто бы из них ни был Фостером. Старика тревожило, что он не знает, имел ли в виду его сосед цельный батон или нарезку, а еще тот факт, что ему доверили фунтовую банкноту: мистеру Грину эта сумма все еще казалась огромной. Но, допив свой чай, он взял авоську, надел пальто и вышел.