Читать книгу "Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс"

Узнав об этом, Роберт Гейтс и Кондолиза Райе бросились в кабинет Скоукрофта, предлагая выступить от имени Белого дома с жестким заявлением. Скоукрофт заколебался. Подобно президенту, он знал, что сейчас больше, чем когда-либо, США нужна поддержка Советов в ООН для создания коалиции в Персидском заливе, что подкрепило бы достоверность заявления США, грозивших применить против Саддама Хусейна силу.

В Овальном кабинете Скоукрофт признался Бушу и Бейкеру, что очень четко представляет себе, как кризис в Прибалтике может «вырвать Советы из коалиции». А президент опасался, что молчание Америки по поводу новых шагов кремлевских военных в отношении Прибалтики может быть рассмотрено там как согласие с такой политикой. Скоукрофт сказал, что даст указание своим помощникам подготовить публичное заявление с выражением «озабоченности».

Буш попросил Бейкера принять меры к тому, чтобы отложить его встречу с Горбачевым в Москве, намеченную на февраль. Однако, сказал Буш, он не хочет, чтобы это выглядело как «акт, вызванный раздражением», или будто американцы хотят «нанести удар по Горбачеву», — Бейкер должен найти способ представить миру отсрочку встречи как «совместное решение» Вашингтона и Москвы.

Публично же не было сделано и намека на эти планы: Фицуотер сказал прессе, что администрация «по-прежнему планирует» проводить февральскую встречу в верхах. Но он добавил, что ввод советских военных частей в Прибалтику является актом «провокационным и непродуктивным», и предложил советскому правительству «прекратить попытки запугивания» и вернуться к «переговорам, которые велись бы без давления и применения силы».

Хотя президент надеялся, что это заявление не покажется слишком пожароопасным, средства массовой информации восприняли его как жесткое предупреждение Кремлю. Увидев в своем кабинете репортаж об этом в «Вечерних новостях Эй-би-си», Скоукрофт сказал: «Именно этого я и опасался. Теперь мы ввязались в настоящую схватку с Москвой — как раз тогда, когда нам это не нужно!»

После встречи с Бушем Бейкер велел послать телеграмму в Москву и Ленинград с указаниями американским дипломатам «начать задавать вопросы» советским официальным лицам о значении приказа послать войска для облавы на уклоняющихся от призыва и дезертиров.

В течение нескольких дней Скоукрофт и Буш ожидали реакции Советов на заявление Фицуотера — какого-то шага с их стороны, который подорвал бы позицию США в ООН в связи с кризисом в Персидском заливе. Но ничего не последовало, хотя ТАСС и заклеймил американское заявление, назвав его «нескрываемой попыткой вмешательства во внутренние дела Советского Союза». Это была фраза из прошлого периода «холодной войны». Официальные деятели в Белом доме и в Госдепартаменте были поражены: как быстро старая советская машина пропаганды закрутилась в обратном направлении, но они утешали себя тем, что советская политика в Персидском заливе, по крайней мере, остается неизменной.

Когда советские десантники высадились в Литве, Мэтлок встретился с Георгием Шахназаровым, одним из немногих сторонников «нового мышления», которые все еще входили в ближайшее окружение Горбачева. Шахназаров сделал не слишком ловкую попытку встать на защиту мер, принятых против прибалтов. Утверждая, что экономические реформы Горбачева по-прежнему осуществляются, он взвалил всю вину за создание кризиса на прибалтов.

Вернувшись в посольство, Мэтлок сказал своим помощникам, что, как ему показалось, Шахназаров «отступил назад, занял чрезвычайно оборонительные позиции и не желает говорить откровенно о том, что на самом деле здесь происходит. Он лоялен к своему шефу, но явно встревожен».

На той же неделе в Москве новый советский министр внутренних дел Борис Пуго принял Эдгара Бронфмана, председателя правления компании «Джозеф И. Сигрэм и сыновья», производящей вина, ликеры и прочие напитки. Будучи президентом Всемирного еврейского конгресса, Бронфман превозносил Советы за резкое увеличение разрешений на выезд советским евреям и призывал США приостановить действие поправки Джэксона — Вэника. В результате его чрезвычайно радушно принимали в Москве.

Пуго сказал Бронфману, что прибалтийские националисты угрожают «подорвать права национальных меньшинств». Подобно своим коллегам, сторонникам жесткой линии, министр внутренних дел выступал защитником интересов русских в Прибалтике.

В начале января Бейкер полетел на Ближний Восток и в Европу в последнем усилии предотвратить войну против Ирака. Лоуренс Иглбергер, исполнявший обязанности госсекретаря в отсутствие Бейкера, сказал Скоукрофту, что пора приглашать Бессмертных в Госдепартамент и делать новое предупреждение по поводу Прибалтики. Скоукрофт согласился, но посоветовал «действовать осторожно, чтобы Советы не отказались от своей позиции» по Персидскому заливу: «Не накаляйте атмосферу. Не делайте из этого большого публичного шоу».

Когда Бессмертных прибыл в кабинет Иглбергера, тот сообщил, что в связи с отправкой советских десантников в Прибалтику ему звонили уже десятки людей с Капитолийского холма, требуя, чтобы США приняли ответные меры против Москвы. «Послушайте, Саша, — сказал он, — вы прекрасно знаете, насколько серьезно стоит эта проблема в Соединенных Штатах. Вы знаете, что дальнейший прогресс в наших отношениях будет зависеть от того, как будет развиваться эта ситуация. Я настоятельно призываю вас сказать Москве, чтобы она изменила свой подход».

Бессмертных ответил: «Ларри, должен вам сказать — ситуация почти вышла из-под контроля». И добавил, что благодарен администрации Буша за то, что она все еще работает над планом проведения в будущем месяце встречи с Горбачевым. Горбачев уже уступил давлению со стороны советских консерваторов во внутренней политике; теперь он пытается избежать такого же возврата к прошлому в советско-американских отношениях. Если Вашингтон свяжет Прибалтику со встречей в верхах, Горбачеву будет еще труднее отделить внешнюю политику от той каши, которая царит во внутренних делах Советского Союза.

Иглбергер телеграммой сообщил об этой беседе госсекретарю, находившемуся в поездке. Зная, что помощники Бейкера увидят телеграмму, он исключил какие-либо ссылки на замечание Бессмертных о том, что Горбачев теряет контроль над ситуацией. Если замечание такого рода просочится, это не только поставит в сложное положение Иглбергера, но и может повредить шансам Бессмертных унаследовать пост Шеварднадзе и стать министром иностранных дел.

Бессмертных шел первым номером в составленном американцами списке советских коллег, с которыми им придется иметь дело в будущем, хотя никто не ожидал, что он станет вторым Шеварднадзе. Будучи профессиональным дипломатом, поднявшимся по службе при Громыко, Бессмертных вполне мог адаптироваться к жесткой линии, если произойдет возврат к прошлому. Он не обладал независимым политическим положением и не был в близких личных отношениях с Горбачевым, что делало Шеварднадзе не просто винтиком советского аппарата, тем не менее Бессмертных, казалось, был сделан из того же теста, что и Шеварднадзе. Он вроде бы принадлежал к новому мышлению и за годы работы в Вашингтоне сумел установить дружественные отношения с ключевыми фигурами исполнительной власти и конгресса. Бейкеру было приятно вспоминать, как после встречи с Шеварднадзе в Вайоминге в 1989 году Бессмертных попросил его надписать снимок двух делегаций, сделанный у озера Джэксон.