Читать книгу "Сломя голову - Дэм Джули"

Я ответила таким же прямым взглядом и всем телом подалась вперед. Любой, наблюдавший за мной в ту минуту, включая Ника, мог быть уверен, что мое внимание приковано к нему. И любой бы ошибся. Пока он запинался и мямлил что-то в нерешительности, я прокручивала в голове всевозможные сценарии — своего рода истории, наподобие тех «выбери-свое-собственное-приключение», которые когда-то рассказывала мне мама перед сном.

1) Не потому ли мы здесь, что он хочет залезть ко мне под юбку? Это было бы страшно предсказуемое мужское поведение. Но давайте предоставим ему право на презумпцию невиновности. Дальше.

2) Привел ли он меня сюда с целью предложить постоянно встречаться? Дальше.

3) Может, он привел меня сюда, чтобы столкнуть? (Что может заставить избавиться от человека, с которым знаком всего сорок восемь часов?) Давайте разберемся с этим поподробнее:

а) было ли это из-за того, что он ненавидит мою работу, мой мир?

б) что, ради всего святого, я сделала не так?

в) что-то не так с моими зубами?

Но все это время я по-прежнему не отрываясь смотрела на него, улыбаясь, кивая, ожидая, что он выдернет меня из моего бреда. Я в совершенстве владела искусством выглядеть заинтересованной и увлеченной, когда на самом деле обдумывала целый ряд других вопросов. Не то чтобы я была изворотливой от природы; этот навык просто выработался со временем благодаря характеру работы. Со включенным диктофоном и головой, натренированной кивать каждые тридцать четыре секунды или что-то близко к этому, я могла бы благополучно составлять мысленно список необходимых покупок, как делала, например, некая модель, соизволившая открыть мне тайну того, о чем на самом деле она думает, расхаживая по подиуму. Но было ли это свойство только приобретенным?

Лифт остановился на самом верху башни, и без лишних «разрешите» и «пардон» волна толпы подхватила нас и вынесла на смотровую платформу. И здесь, глядя на освещенный Париж, лежащий под нами, я перебирала в мыслях лирические строчки из текста песни к фильму «Артур». Сам фильм я никогда не видела, но по какой-то причине песня из него крепко застряла в голове, по-видимому, ожидая подходящего момента. Что случается, когда вы блуждаете между Луной и Нью-Йорком? Ладно, я находилась между Луной и Парижем… и время для бесед прошло. Мерцание в глазах Ника, мерцание огней вокруг нас… Лучшее, что я могла сделать, — это заставить себя идти.

Среди туристов, непрерывно меняющих позиции — у ограды, напротив луны, звезд и мерцающих огней, — Ник и я остановились на середине шага и сделали то же самое, что изображено на черно-белой фотографии Роберта Дуано[60], которая украшала стены четырех из пяти комнат общежития колледжа. К тому времени когда мы выпустили друг друга из объятия-клинча, толпа рассеялась, хихикая над парочкой, которой понадобилась отдельная комната.

— Так что ты хотел сообщить мне? — спросила я, снова опираясь на его руку.

Ник слегка отодвинул меня и положил руку мне на затылок. (Я почувствовала одновременно и любопытство и неловкость, не нашел ли он песчинки на моей голове.) Потом, прижавшись щекой к моему лицу, прошептал на ухо:

— Думаю, я пытался сказать тебе — давай уйдем отсюда.

Нам пришлось около пяти минут ждать следующего лифта вниз — ноги нетерпеливо притопывали, пока мы пребывали в объятиях друг друга, — и практически бросились наперегонки через поле к автомобилю, хихикая. Вероятно, мы захватили Себастьяна врасплох: он стоял, прислонившись к «мерседесу», и курил сигарету, когда мы появились. Он резко оторвался от автомобиля и швырнул сигарету в решетку водостока. Когда водитель открывал мне дверцу, я увидела, как его брови поползли вверх в тот момент, когда он посмотрел на Ника. Я украдкой взглянула на Ника, лицо которого было непроницаемым.

— Куда теперь? — спросила я, как только мы сели в автомобиль.

— Немного прокатимся, — ответил он, обращаясь скорее к Себастьяну, чем ко мне. А потом нажал кнопку, которая подняла затемненное стекло, отделяющее передние сиденья от задних.

— Ты плохой мальчик, ты…

— Я тебе уже говорил, что ты потрясающе выглядишь сегодня? — неожиданно сказал он.

Моя рука непроизвольно начала поправлять волосы.

— О, — пробормотала я, — спасибо. Рука замерла на середине фразы, когда я почувствовала, как несколько песчинок сыплются из моих волос прямо на сиденье автомобиля. «О, это действительно до смерти сексуально», — подумала я.

Ник придвинулся ко мне и положил свою правую руку поверх моей левой.

— Не шарь руками вокруг слишком сильно, — выпалила я.

— Что?

— Гм, профессиональная вредность… песчаная буря на показе у «Диора» сегодня.

Ник засмеялся. Тем низким, сексуальным удовлетворенным смехом, который, казалось, рождается где-то в глубине его тела, вызывая появление ямочек на щеках, что делало его совершенно неотразимым. И что означало, что я просто не могу совладать с собой. Девушка, которая никогда не делала шага первой, — решилась поцеловать сама.

Когда мне удалось восстановить дыхание (а пока я занималась этим, подумала, что должна дать Нику возможность преодолеть шок, вызванный моей внезапной агрессией), я сползла назад на мягкое кожаное сиденье и внимательно посмотрела на моего мужчину. Или все-таки этого мужчину? Конечно, я не хотела преждевременно выступать собственницей. Я почувствовала, как глубокий кроваво-красный поток, зародившийся в глубине моего живота, начал распространяться наружу, заливая всю поверхность кожи…

— Куда мы едем, между прочим? — заставила я себя задать вопрос. Это дало мне возможность отвернуться от Ника и проверить свое отражение в окне. О'кей, губная помада не слишком смазана, на зубах ничего, а цвет лица ближе к персиковому, чем к свекольно-красному. Уф-ф!

— Катаемся кругами, — вполголоса пояснил Ник.

— Что такое? — Я повернулась назад, готовая улыбнуться.

Он сгорбился на сиденье, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. Знал, что я смотрю на него, но не изменил позу, продолжал сидеть так, похожий на вечное изваяние. Наконец подался вперед и постучал по перегородке:

— La maison[61], Себастьян.

Я продолжала безучастно смотреть на него. Ник не повернулся ко мне.

— Нам нужно серьезно поговорить, — произнес он, по-прежнему глядя перед собой. Слова повисли в воздухе, как облачко мускусных духов, интенсивных сначала, а затем медленно удушающих. Уверена: если бы у меня была возможность сделать краткий опрос всех моих подруг в тот момент, они бы единодушно и независимо заявили, что эти четыре коротких слова предвещали очень плохие вещи. Хотя подозреваю, что наиболее циничные добавили бы при этом про себя, что и три коротких слова тоже редко приводят к чему-нибудь хорошему.