Читать книгу "Спектроскоп души - Эдвард Митчелл"

– Часы уже старые и бесполезные. Их нельзя заставить идти.

– Только вспять? – спокойно уточнил профессор, словно не замечая моего смущения. – Что ж, почему бы часам и не идти вспять? Почему само Время не может изменить свое течение на противоположное?

Казалось, он ожидал моего ответа. Но у меня его не было.

– А я думал, что вы уже достаточно прониклись духом Гегеля, – продолжал он, – и способны допустить, что каждое явление включает собственное опровержение. Время – это условие, а не сущность. С точки зрения Абсолюта, последовательность, когда будущее следует за настоящим, а настоящее следует за прошлым, является чистой условностью. Вчера – сегодня – завтра… Природа вещей вполне допускает и обратный порядок: завтра – сегодня – вчера…

Рассуждения профессора прервал оглушительный раскат грома.

– День возникает на нашей планете в результате ее вращения на своей оси с запада на восток. Полагаю, вы способны допустить, что, при некоторых условиях, планета может начать вращаться с востока на запад, как бы разматывая витки уже прошедших лет. Так что совсем не трудно представить, как само Время тоже начинает разматываться. Вместо прилива Времени наступает его отлив. Прошлое открывается, а будущее отступает. Столетия движутся вспять. События движутся к Началу, а не к Концу, как сейчас… Верно?..

– Но, – возразил я, – мы же знаем, что…

– Мы знаем! – с величайшим презрением воскликнул ван Стопп. – Ваш разум лишен крыльев. Похоже, вам куда ближе Конт и его ползающие в грязи последователи. Вы твердо уверены в своем положении во вселенной. Похоже, вы считаете, что Абсолют служит прочной опорой вашей мелкой, ничтожной индивидуальности. Но вот, скажем, сегодня ночью вы ляжете спать, и вам приснятся мужчины, женщины, дети, животные, существующие в прошлом или в будущем. А почему вы уверены, что в этот самый момент вы сами, при всей самодовольной убежденности в истинности ваших знаний девятнадцатого столетия, не являетесь всего лишь существом из будущего, которое снится какому-нибудь философу шестнадцатого века? Почему вы уверены, что не являетесь всего лишь существом из прошлого, которое снится какому-нибудь гегельянцу в двадцать шестом веке? Почему вы уверены, юноша, что не исчезнете в шестнадцатом или двадцать шестом столетии в тот момент, когда спящий проснется?

Ответа на эти сентенции не последовало, так как звучали они слишком уж метафизически. Гарри зевнул. Я встал и подошел к окну. Профессор ван Стопп приблизился к часам.

– Да, мои дорогие, – произнес он, – не существует прогрессирующей последовательности происходящих в жизни человека событий. Прошлое, настоящее и будущее неразрывно переплетены между собой. Кто решится сказать, что эти старинные часы не вправе двигаться вспять?

Удар грома потряс весь дом. Вверху над нашими головами бушевала настоящая буря.

Когда ослепившая нас молния погасла, профессор ван Стопп уже находился на стуле перед высоким корпусом часов. В этот миг он был особенно похож на тетушку Гертруду. Он стоял точно так же, как она в те памятные четверть часа, когда мы увидели, что она заводит часы.

Эта мысль поразила меня и Гарри одновременно.

– Погодите! – крикнули мы в один голос, когда профессор тоже стал заводить часы. – Это может убить вас…

Землистое лицо ван Стоппа светилось тем же странным восторгом, который преобразил внешность тетушки Гертруды.

– Верно, – проговорил он, – это может убить. Но может и разбудить. Прошлое, настоящее, будущее – они сплетены неразрывно! И челнок ходит туда-сюда, вперед-назад…

Он завел часы. Стрелки двинулись по кругу справа налево с невероятной скоростью. Казалось, нас тоже несет куда-то в этом вихре. Вечность словно бы сжималась, превращаясь в мгновение, а человеческие жизни уносились прочь с каждым тиканьем часов. Ван Стопп, широко раскинув руки, шатался и едва удерживался на стуле. Весь дом снова потряс сокрушительный удар грома. В то же мгновение огненный шар, оставляя запах серы, наполнил всю комнату ослепительным светом и, пролетев у нас над головами, поразил часы. Ван Стопп рухнул со стула. Стрелки прекратили вращаться…

IV

Гром гремел почти беспрерывно, как артиллерийская канонада. Сверкание молний слилось в непрерывный отсвет пожара. Закрыв глаза руками, мы с Гарри бросились прочь из комнаты навстречу ночи.

Под багровым небосводом люди спешили к ратуше. Зарево в направлении Римской крепости оповестило нас, что сердце города охвачено пламенем. Лица тех, кого мы видели, были худыми и изнуренными. Со всех сторон до нас доносились разрозненные слова жалоб или отчаяния.

– Конина стоит шесть шиллингов за фунт, а хлеб – целых шестнадцать… – произнес кто-то.

– Еще бы! – откликнулась на это старушка. – Вот уже восемь недель, как я не видела ни крошки хлеба.

– А мой маленький внучек умер вчера ночью. Бедняжка, он еще и ходить-то не умел…

– А про прачку Гекке Бетье слышали? Она умирает от голода. Ее ребенок уже умер, а они с мужем…

Пушечный выстрел заглушил эти разговоры. Мы двинулись к цитадели, минуя изредка встречавшихся солдат и многочисленных бюргеров с угрюмыми лицами под широкополыми фетровыми шляпами.

– Там хватает пороха, да и хлеба полным-полно. Там и полное прощение тоже. Вальдес сегодня утром снова перебросил через стену свой декрет об амнистии.

Того, кто произнес эти слова, тут же обступила взволнованная толпа.

– Но ведь эскадра уже близко! – кричали люди.

– Эскадра прочно села на мель на гринуэйском польдере. Пока Буассо будет смотреть своим единственным глазом в сторону моря в ожидании ветра, его ковчег не приблизится к нам даже на длину якорной цепи, а голод и чума отберут детей у всех ваших матерей. Смерть от моровой язвы, смерть от истощения, смерть от пушек и мушкетов – вот что предлагает нам бургомистр в обмен на славу для себя и королевство для Оранского.

– Он, – возразил говорящему коренастый горожанин, – просит нас потерпеть всего только двадцать четыре часа. И молиться, чтобы ветер задул со стороны океана.

– Ну, да! – с издевательской усмешкой выкрикнул красноречивый оратор. – Молитесь, молитесь! Закрома у Питера-Адриансзона ван дер Верфа ломятся от хлеба. Ручаюсь, только сытый желудок дает ему смелость тягаться с Великим Католическим Королем!

Юная девушка с перевязанными тесьмой желтыми волосами пробилась сквозь толпу и встала перед мятежником.

– Добрые люди! – сказала она. – Не слушайте его. Это предатель с сердцем испанца. Я дочь Питера. У нас нет хлеба. Как и все, мы ели лепешки из рапса и солода, пока эти запасы не кончились. Потом мы крошили и ели зеленые листья ив и лип из нашего сада. Мы ели даже чертополох и водоросли, которые растут меж камней на берегах канала. Этот трус врет!

Однако обвинения возымели свое действие. Сборище людей превратилось в сплоченную толпу, которая покатилась к дому бургомистра. Какой-то забияка поднял было руку, чтобы отшвырнуть девушку с дороги. В мгновение ока наглец был повержен под ноги своих сотоварищей, а Гарри, тяжело дыша и пылая яростью, встал рядом с девушкой, на прекрасном английском выкрикивая проклятия вослед торопливо отхлынувшим горожанам.