Читать книгу "Звездная река - Гай Гэвриэл Кей"

Можно возненавидеть себя, или людей, которые это сделали и заставили тебя упасть на колени от страха. Или можно примириться с тем, что есть люди, рожденные страдать под небесами, и ты из их числа. По большей части она мирилась, всю жизнь.

Но не в случае с дочерью; она не смирится с судьбой своего ребенка.

«Разбойники лучше чиновников из “Цветов и камней”», – думает Пэн, подходя к Дичжэну в конце дня (так далеко она еще никогда в жизни не ходила). Она не очень много понимает в этом мире, но это она понимает.

Она опасалась, что увидит ту семью, которая разорвала помолвку, но сегодня был базарный день, и здесь все еще полно народу. Пэн идет среди людей на площади перед управой. Здесь были установлены прилавки, теперь их разбирают.

Она еще боялась, что придется заговорить с незнакомым человеком, спросить, где найти мастера обрядов, она беспокоилась об этом всю дорогу. Она кое-что забыла, что когда-то знала о них, и фактически наткнулась на этого человека. Он пил за столом под тутовым деревом на краю площади, в тени.

Они всегда носят красные шляпы, мастера обрядов. Деревенские медиумы носят на голове черные шляпы. Пэн слышала, что священники темного пути очень важные, они проводят обряды и изгоняют духов за огромные деньги в больших городах и при дворе, носят желтые шляпы, но у нее нет способов узнать, правда ли это, и это не имеет значения, не так ли?

Она глубоко вздыхает, все-таки от страха, теперь, когда она уже пришла. Она все еще не может поверить, что сделала это, что делает это. Она сплевывает в пыль, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. Она упорно идет через толпу на закрывающемся базаре – пахнет приготовленной едой, животными, фруктами, пролитым вином – и подходит туда, где сидит мастер обрядов.

Он моложе, чем она ожидала, красивый на вид мужчина. Ей кажется, что он пьян, но в этом, возможно, его сила, его аура, то, что позволяет ему общаться с миром духов. Она ведь невежественная крестьянка, не так ли?

Он беседует с кем-то за столом под деревом, служащим из управы, секретарем, судя по одежде. Он поворачивается к ней, когда она останавливается перед ним. Он зарос щетиной. Но его одежда чистая. Может быть, он помогал кому-то здесь, в Дичжэне, и они постирали его одежду в благодарность?

Или, может быть, он просто заплатил деньги, и ему постирали одежду в их речке! Почему она вообще думает о таких вещах?

Она – испуганная женщина из крохотной деревушки, и она слишком далеко от дома. Ей придется остаться здесь на ночлег, что бы теперь ни случилось. Пэн научила младшую дочь, что сказать мужу, который очень рассердится, когда вернется с поля в пустой дом, не считая одной плачущей дочери, и другой, одержимой демоном, и мальчика, постоянно растерянного и испуганного из-за того, что произошло с его сестрой.

Сыма Пэн сует руку под одежду и достает кувшин оттуда, где он подвешен, спрятан у нее на талии (он всю дорогу колотил ее по бедру). Она опускается на колени в пыль и протягивает его – и все, что лежит в нем – мастеру обрядов. Когда он протягивает руку и берет его, она опускает голову и прижимается лбом к земле у его ног. Потом она протягивает загрубелые руки и сжимает его лодыжки, умоляюще, без слов, не в силах заговорить.

Он – ее последняя надежда, последняя надежда Чжили.

Утром, идя домой с совершенно неожиданным сопровождением, Пэн старается понять, как мир может преподнести бедной женщине такой подарок.

Накануне в Дичжэне двое мужчин догнали ее на дальнем краю рыночной площади, когда солнце уже садилось. Она только что отдала мастеру обрядов все свои деньги в кувшине, а он обещал ей утром прийти в ее деревню. «Мне надо сначала уладить кое-какие дела в Дичжэне, но я приду», – сказал он тихим и добрым голосом.

Пэн, спотыкаясь, пошла прочь, словно в тумане, не в состоянии поверить, что сделала то, зачем пришла сюда, она не знала, что ей делать дальше. По дороге сюда у нее мелькнула мысль, что надо оставить малую толику денег на еду и ночлег где-нибудь, но она решила, что это принесет ей неудачу. Если боги захотят ей помочь, она должна отдать все, что у нее есть, ради Чжили.

Она подумывала попытаться найти конюшню и вымолить позволение переночевать на соломе, когда двое мужчин поравнялись с ней и пошли рядом с обеих сторон.

Она ужасно испугалась, задрожала, не отрывая глаз от земли. Она знала, что так бывает с женщинами в городах, где устраивают базары. Но здесь было людное место, и еще не стемнело, если она закричит, то, может быть…

– Матушка Сыма, вы позволите нам помочь вам?

Голос звучал спокойно, и он знал ее имя. Она осторожно подняла глаза, увидела молодого человека с аккуратной бородкой, его волосы были заколоты под широкополой соломенной шляпой. Одежда его была грубой, как и одежда его старшего спутника, но голос выдавал образованного человека.

Они снова склонила голову.

– По… помочь мне? – переспросила она.

– Как я понимаю, вы только что отдали все свои деньги тому человеку в красной шляпе?

– Да! – быстро ответила Пэн. – У меня совсем нет денег, уважаемые господа. Ничего для вас…

– Я сказал – помочь, а не ограбить, – перебил он. – Мы слышали, как вы с ним разговаривали. – Казалось, его это забавляло.

Пэн совершенно растерялась. Здесь так много народа. В Дичжэне так много людей. Она знала, что есть деревни еще больше и огромные города, но ей было трудно себе их представить.

Второй мужчина, справа от нее, молчал. Он настороженно и внимательно оглядывал площадь.

Молодой мужчина повторил:

– Я предложил помощь. Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.

– Почему? – спросила Пэн. У нее пересохли губы. – Прошу вас, почему?

Она снова неуверенно подняла взгляд. Он смотрел спокойно, выражение его лица можно было назвать осторожным, но не добрым или дружелюбным.

– Мы – люди с болот, – сказал он.

Люди с болот – так называли разбойников, так они обычно сами себя называли. Пэн снова испугалась, руки ее задрожали.

– Мы часто помогаем жителям деревни, – сказал он. – Вы это знаете.

Да, иногда они помогали. Но иногда наоборот.

– Тот… в красной шляпе сказал, что поможет нам.

– Возможно, – сказал более молодой. Старший фыркнул, как будто ему неожиданно стало смешно. Она этого тоже не поняла.

– И мы тоже поможем, – сказал тот, который с ней говорил. – Старейшина вашей деревни иногда нам помогал. Мы не забываем.

Всем деревням, большим и маленьким, нужно было жить в мире с людьми с болот. Правительство еще хуже. Она всегда так думала, еще до смерти брата. Следует ли ей это сказать?

Она промолчала. Она не привыкла говорить, а тот день так сильно отличался от обычного течения ее жизни. Невозможно понять, что делать, как поступить. Ты прядешь шелк, стираешь белье в речке, кормишь мужа и детей, и своего овдовевшего отца (когда есть еда), почитаешь предков. Ты не ведешь беседы с разбойниками вдали от дома.