Читать книгу "Спаси меня - Кристофер Харт"

Наконец Майлз опускает бокал и еле слышно говорит:

— Знаешь, мне все чаще кажется — у нее есть кто-то на стороне.

Я молчу.

— И это еще не все: похоже, она сумасшедшая — кроме шуток. Сама путается: где правда, а где ложь. Я даже не могу понять, когда она на земле, а когда витает в своих грезах. Лунатичка.

— Да, она мечтательница, — говорю я и тут же себя одергиваю: осторожно! Бет для тебя чужой человек, не проколись.

Майлз глядит на меня в упор.

— Это еще мягко сказано. То есть я, конечно, понимаю, что значит ее работа, в каком она крутится обществе — мода и кино. Я думал, она тоже отдает себе в этом отчет. Там все на наркотиках замешено. Правда, Бет в последнее время дурит реже, почти завязала. Даже шутит на этот счет: говорит, наркотики требуют регулярности, а у нее с самодисциплиной всегда были проблемы. — Майлз роняет свои большие руки на стол. — Не знаю, что с ней делать, Дэн. Ума не приложу.

Я осторожно кладу в рот соленый орешек.

— А что там за история с любовником?

После мучительной паузы Майлз говорит:

— В прошлую пятницу она где-то задержалась, сказала, заскочила навестить мамочку. Только в тот вечер мать сама позвонила.

— Матери проговорился?

Он качает головой.

— Держал язык за зубами. Сказал, Бет заночевала у подруги, и та обещала перезвонить. В субботу Бет вернулась, и я спросил, как поживает матушка. Она поблагодарила за заботу, сказала, что все прекрасно, и долго, со всеми подробностями рассказывала, как они вместе ходили на сельскую ярмарку. Я поинтересовался, приобрела ли она что-нибудь, а Бет прикусила язычок и отвела взгляд. А потом сказала: «Мама купила меду». — Майлз отпивает апельсинового сока и тяжело сглатывает. — На сладенькое потянуло.

— Поговорил с ней?

— Пока нет, — вздыхает он. — Боюсь, уйдет.

Устало пожимает плечами.

— Не знаю даже, что меня сильнее пугает. Мечется она, никак покоя не найдет — не к добру все это. Угомонилась бы уже. Что ни говори, а малышка не в себе. А ты что скажешь?

— Да все девчонки рано или поздно через такое проходят.

— Я только не могу понять почему? Я что-то не так делаю или что?

— Нет, — твердо говорю я. — Тебе себя винить не в чем. Она ведь молоденькая еще, верно?

— Думаешь, нагуляется — остепенится?

— Вполне возможно. Почему бы и нет?

— Эх, наверное. Так, думаешь, лучше спустить все на тормозах?

После некоторого размышления я соглашаюсь:

— Пожалуй, это самое разумное.

Глава 24

А тем временем мы с Бет продолжаем тайно встречаться, не слишком сближаясь. Близость между нами скорее духовная: у нас нет друг от друга секретов, и мы с легкостью говорим по душам.

Одним погожим деньком я спрашиваю:

— Ну и сколько же у тебя было мужчин? Назови свою счастливую цифру.

Бет смеется, пораженно глядя на меня.

— Ничего себе вопросик! Так и вызывает на откровенность. Слушай, ты же сам прекрасно знаешь, что девчонки умеют считать только до трех.

— Ну уж нет, выкладывай.

Моя умница закрывает глаза, задирает нос, складывает ручки на коленях — вы подумайте, какая паинька и скромница! Явно переигрывает.

— А трех тебе не хватит?

Широко открыв глаза, Бет старается не смотреть на меня и улыбается чему-то своему — неуверенно так.

— Ну, скажи сколько.

Она неуверенно сообщает результаты самых приблизительных подсчетов.

— Почти тридцать человек, — повторяю я. — Неплохо.

— Почти тридцать мужчин, — уточняет Бет.

— В смысле?

— Ты спросил, сколько у меня было мужчин, — с кривой улыбочкой поясняет она. — Речь шла только о мужчинах.

— Испытываешь мое терпение, да? — Бет отрицательно качает головой под моим пристальным взглядом. — Тогда кто, Ливви?

— Может, и она.

— А сколько еще? — с каким-то нарочитым, детским нетерпением спрашиваю я, прекрасно понимая, как глупо все это выглядит со стороны.

— Ну хорошо, если считать и женщин, — говорит она, — то надо бы уточнить — что считать состоявшимся актом?

— Скажем, если бы мне пришлось посчитать, со сколькими парнями переспал я… Чего, разумеется, не было ни разу, — суетливо добавляю я, думая про себя: «Если, конечно, не считать того нелепого происшествия — скорее даже недоразумения — с Байлсом, когда мы ездили на военную подготовку всем классом; и того странного, полного мечтаний, почти романтического лета в шестом классе, когда мы сдружились с Гамильтоном-Дальримплом…» — Так вот тогда я бы считал состоявшимся половым актом проникновение внутрь тела. Его органом или моим.

Бет вскидывает брови, и я тихо уточняю:

— То есть мелкие шалости в душевой или, скажем, в походе не считаются.

— Понятно.

За столиком повисло неловкое молчание (неловкое для меня и уморительно забавное для Бет).

— Итак, — подвожу я итог, — если говорить о женщинах, то для них полноценная интимная близость определяется как… достижение — или, хорошо, приближение к точке оргазма благодаря тому, что кто-то другой манипулирует с твоим телом в постели.

(Господи, никогда не думал, как сложно определить, что же считать полноценной интимной близостью.)

— Или где бы то ни было.

— Или где бы то ни было. Все остальное можно отнести в разряд дружеского тисканья.

— Тогда, — сознается Бет, — я перебрала далеко за тридцать.

Чувствую, как вопреки моему желанию разгораются глаза.

— Впрочем, стоит кое-что уточнить, — продолжает она. — Если определение близости сводится, как ты очаровательно выразился, к достижению точки оргазма, то нужно оговориться — это исключительно мужской подход.

— Извини, ничего не могу с собой поделать — таким уж родился.

— Возьмем хотя бы эту твою «точку». Для парня оргазм, может, и точка, а для девушки… по крайней мере в идеале — если любовник действительно хорош, то это… целая зона. Плато. А когда я слышу «точка», то понимаю «полсекунды». Так на чем я остановилась?

— На девушках, — подсказываю я, с трудом скрывая нетерпение. — Ты и другая девчонка в постели. Вдвоем. Голые.

— И на твоем определении. Да, как я уже упомянула, если оргазм считать обязательным условием близости, тогда затрудняюсь сказать. Не помню. Один-два раза, когда выпила лишнего…

Я начинаю заламывать пальцы.

— Близость — будь то мужчины или женщины — означает проникновение. Это очевидно.