Читать книгу "Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира - Билл Брайсон"

Потом жестокая судьба заставила меня работать вечерами на Флит-стрит, и я отучился от этой привычки. Теперь, если по телевизору идет «Коронейшн-стрит», меня и в комнату не допускают, чтобы я не мешал смотреть вопросами:

— А где Эрни Бишоп? А это тогда кто такой? Разве Дейдра не с Рэем Лэнгтоном? И где Лен? Что, Стэн Огден умер?!

Через минуту меня просто выставляют за дверь. Но, как я теперь обнаружил, можно годами не смотреть «Коронейшн-стрит» и все равно с восторгом воспринимать декорации, узнавая в них ту же улицу. Между прочим, декорации реальные — на понедельник они, как правило, закрываются для посетителей и в них снимают новую серию — и выглядят как настоящая улица. Дома солидные, из кирпича, хотя я, как и другие, разочаровался, заглянув в щелочку между занавесками и увидев пустую скорлупу, заплетенную электрическими кабелями и заставленную плотницкими козлами. Немножко смутил меня вид парикмахерского салона и пары современных домов, да и Хижина, к моему отчаянию, была много наряднее и лучше прибрана, чем в былые времена, и все же у меня возникло странное чувство, будто я ступил на родную и священную почву.

Толпы людей, благоговейно притихнув, расхаживали по улице, узнавая входные двери и заглядывая за кружевные занавески. Я прицепился к дружелюбной маленькой леди с подсиненными волосами под прозрачной шляпой от дождя, сооруженной, кажется, из хлебного пакетика, и она не только сообщала мне, кто проживает в каждом доме, но и кто где жил в те времена, когда я следил за событиями. Очень скоро я оказался в окружении целой стайки маленьких леди с голубыми волосами, которые дружно отвечали на мои изумленные вопросы (Дейдра с этим игрушечным мальчиком? Никогда!) и торжественно кивали, заверяя, что так и есть. Неимоверно волнующее ощущение — расхаживать по знаменитой улице; можете хихикать, но сами знаете, вы бы почувствовали то же самое! И просто столбенеешь, когда, свернув за угол, вдруг снова оказываешься в парке аттракционов.

Я собирался просто провести час-другой в парке и думать не думал слушать экскурсию или заходить в сувенирную лавку, и вот, взглянув на часы, оторопел, обнаружив, что уже почти час. В тихой панике я выбрался из парка и поспешил в свой далекий отель в страхе, что с меня сдерут деньги за лишний день или в лучшем случае брюки в гладилке пересохнут.

В результате я с опозданием на три четверти часа оказался па краю Пикадилли-Гарденс с тяжелым рюкзаком и в полном недоумении, что делать дальше. У меня имелось смутное намерение побывать в центральных графствах, поскольку в прежних странствиях я уделял этому благородному и непростому региону лишь беглое внимание, но пока я так стоял, подкатил красный двухэтажный автобус с надписью «Уиган» в окошке для места назначения, и дальше от меня уже ничего не зависело. Так уж вышло, что в это самое время у меня из заднего кармана торчал оруэлловский «Путь к пирсу Уигана», и я немедля — и мудро — принял знак судьбы.

Я купил билет в одну сторону и занял место посередине верхней палубы. Уиган наверняка не дальше 15–16 миль от Манчестера, но добрались мы туда только к вечеру. Мы виляли и крутили по бесконечным улицам с совершенно одинаковым лицом или вовсе без лица. Вдоль каждой выстроились слившиеся в единый ряд домики, и каждый четвертый из них был парикмахерской, и всюду торчали гаражи и кирпичные торговые комплексы с неизменным набором супермаркетов, банков, видеопроката, закусочных и букмекерских контор. Мы проехали Экклз и Врорсли, потом на удивление шикарный район, потом Бутстаун и Тайлдсли, Атертон и Хиндли и тому подобные места, о которых я никогда не слыхал. Автобус то и дело останавливался — кое-где через каждые двадцать шагов, — и почти на каждой остановке многие входили и выходили. Почти все выглядели бедными и потрепанными и на двадцать лет старше своего, как я догадываюсь, настоящего возраста. Если не считать вкраплений стариков в кепках и туго застегнутых на молнию куртках от «Маркс и Спенсер», все это были женщины средних лет с невероятными прическами и вольным хриплым смехом заядлых курильщиц, но все они были неизменно веселы и дружелюбны и казались довольными своим жребием. Все они звали друг друга «милочка» и «дорогуша».

Самое поразительное — или наименее поразительное (как посмотреть) — это насколько чистенькими и ухоженными выглядели те бесконечные, склеенные вместе домики, мимо которых мы проезжали. Все в них говорило о скромности и стесненных обстоятельствах, но каждое крылечко сверкало, каждое окошко блестело, каждый подоконник был покрыт свежей яркой краской. Я достал Оруэлла и на время затерялся в ином мире, расположенном на том же пространстве, что и маленькие поселки за окном автобуса, но не имевшем ничего общего с тем, что я видел, отрывая взгляд от страницы.

Оруэлл — не будем забывать, он был выпускником Итона и принадлежал к привилегированному слою — смотрел на рабочий класс, как мы смотрим на диких островитян. Он видел в них странный, но любопытный этнографический феномен. В «Пути к пирсу Уигана» он описывает минуту паники, пережитую, когда мальчишкой он оказался в компании работяг и решил, что ему предстоит пить прямо из горлышка бутылки, передававшейся по кругу. Честно говоря, с первого раза, как я это прочитал, у меня появились сомнения относительно старины Джорджа. Несомненно, он изображает рабочий класс 1930-х годов отвратительно грязным, на деле же все, что я знаю, доказывает, что эти люди были почти фанатично привержены опрятности. Мой собственный зять вырос в разительно бедной среде и, случалось, рассказывал об устрашающих лишениях — знаете, как бывает: отец погиб в аварии на производстве, тридцать семь братьев и сестер, к чаю нечего погрызть, кроме плесневелого хлеба и кусочка черепицы, разве что по воскресеньям, когда удавалось променять кого-то из ребятишек на пучок гнилого пастернака ценой в пенни, и все такое, — а его зять, йоркширец, рассказывал еще более ужасную историю о том, как приходилось 47 миль до школы прыгать на одной ножке, потому что у него был всего один башмак, и о диете, состоявшей из сухих бобов и козявок.

— Однако, — в один голос добавляли оба, — жили мы всегда чисто, и в доме не было ни пылинки.

И следует добавить, что они, как и их бесчисленные братья, сестры, друзья и родственники, всегда были выскоблены так чисто, как только можно представить.

К тому же не так давно мне довелось встретиться с Уиллисом Холлом, писателем и сценаристом (и вдобавок очень милым человеком), и мы с ним как-то разговорились на эту тему. Холл вырос в бедном районе Лидса и уверенно подтвердил, что, хотя в домах было голо и жилось трудно, о грязи и речи не было.

— Когда моей матери после войны пришлось переехать в другой дом, — поведал он, — она в последний день выскребла наш прежний дом сверху донизу до блеска, хоть и знала, что на следующий день его снесут. Она просто не могла оставить после себя грязь — и, уверяю вас, никто из соседей не видел бы в том ничего особенного.

При всей профессиональной симпатии Оруэлла к массам, читая его, никогда не заподозришь, что те способны на серьезную умственную деятельность, а между тем один только район Лидса дал, кроме Уиллиса Холла, еще Кейта Уотерхауса и Питера О'Тула; столь же нищий район Солтфорда, насколько мне известно, породил продюсера Алистера Кука и художника Гарольда Райли, и я уверен, то же самое повторяется по всей стране.