Читать книгу "Веер - Сергей Лукьяненко"

И тут я сделал странную вещь. Ни с того ни с сего поднял руку и залепил себе пощечину. Как впавшей в истерику девице – один раз я такое видел и поразился целительной силе обыкновенной оплеухи.

Никаких половых предпочтений у этого лекарства не нашлось – на меня пощечина подействовала не менее отрезвляюще, чем на ту расстроенную ссорой с парнем девицу. Я глубоко втянул воздух, выругался сквозь зубы и огляделся еще раз.

То, что со мной только что происходило, было неправильно. Ненормально. Да – прекрасный пейзаж. Да – чистое небо. Да – деревья, цветы, трава…

Но это все-таки не повод умиляться каждой букашке!

Эйфория проходила стремительно. Даже не знал, с чем это сравнить. С ощущением пьяного, которого засунули головой под холодную воду? Ну, если бы холодная вода оказывала такой эффект… В фантастических книжках встречалось неоднократно – герой гуляет вовсю, пьет всю ночь, потом глотает таблеточку и прекрасно себя чувствует. Видимо, это мечта всех писателей – пьянство без похмелья. Но я же никаких таблеток не пил…

А зачем мне таблетки? Если на мне мгновенно зарастают раны? Я же функционал с полным набором чудесных способностей. Главное – попасть в ситуацию, где они требуются, – и сразу все заработает!

Похоже, так оно и произошло.

Я посмотрел вокруг уже другими глазами. Идиллический пейзаж перестал радовать. Поздняя весна или раннее лето, обычный яблоневый сад. Только очень запущенный.

Что же со мной было?

Вспомнилась сказка про волшебника Изумрудного города – тот момент, когда девочка Элли со своей разношерстной командой забралась на маковое поле и надышалась испарений, наркоманка малолетняя. Впрочем, у меня были сильные сомнения и насчет воздушного действия маков, а уж невинные яблони в наркотическом действии еще никто не подозревал. Японцы, правда, впадают в восторг от вида цветущей сакуры, но тут причины не фармакологические, а эстетические. А от этого сада даже Мичурин бы в экстаз не пришел – схватил бы садовый нож и принялся окультуривать деревья…

Ладно, яблони оставим в покое. Что остается? Воздух. А вот это уже ближе к делу… Повышенное содержание кислорода может вызывать такой эффект? Кажется, да. Еще есть закись азота, она же «веселящий газ». Впрочем, закись азота естественным путем вряд ли может образовываться. Зато повышенное содержание кислорода в атмосфере – запросто. В мире Кимгима нет нефти – это ведь тоже очень значительное, планетарных масштабов, отличие от Земли.

Я снова пожалел, что со мной нет Коти. Он бы немедленно начал строить гипотезы, проводить эксперименты… пускай бы ничего не узнал, но сам факт кипучей деятельности внушал бы оптимизм. Есть такой тип людей – в сложной ситуации они начинают совершать множество мелких телодвижений. Меряют пульс пострадавшим, пристально вглядываются в надвигающиеся тучи, придирчиво проверяют документы у милиционеров, звонят по каким-то номерам и задают странные вопросы… Как правило, никакой реальной пользы их действия не оказывают. Но зато окружающие как-то успокаиваются, собираются и начинают предпринимать другие действия – не столь многочисленные и эффектные, но куда более полезные.

Впрочем, один эксперимент я могу провести и сам…

Достав из кармана сигареты и зажигалку, я щелкнул кнопкой, предусмотрительно отведя зажигалку на вытянутую руку от себя.

Ну, назвать это снопом огня было бы чересчур. Но все-таки огонек выглядел как-то иначе. Ярче горел, пламя было ровное и чистое.

Все-таки кислород?

Возможно, как один из факторов…

Я вздохнул, спрятал сигареты, так и не закурив. Конечно, можно вернуться сюда с герметичным сосудом, взять пробу воздуха… Потом, в Москве, провести где-нибудь анализ. И мне все разложат по полочкам, нарисуют таблицы, графики, диаграммы…

Оно мне надо?

Все равно итог один. Этот мир пригоден либо для функционалов, либо для граждан, склонных к наркомании. Возможно, сюда будет с удовольствием выбираться рэпер с компанией. Или солидные дяденьки с депутатскими значками на пиджаках. Будут песни петь и голыми при луне танцевать…

У меня крепло ощущение, что я вытянул мир-пустышку, никому толком не нужный. Неприятное ощущение, если честно. За Кимгим и Землю-семнадцать меня так искренне хвалили… И я вдруг понял, что, как только откроется четвертая и последняя дверь, все мое будущее предопределится. Вот у меня уже есть четыре (включая нашу Землю) мира, в каждом из которых мне доступен круг десятикилометрового радиуса. Сколько ж это будет площади? Пи-эр квадрат… Вроде бы так. У меня всегда было сложно с геометрией. Ну, значит, километров триста квадратных я имею в каждом мире. Всего – полторы тысячи квадратных километров.

По сравнению с тюремной камерой – очень много.

По сравнению хотя бы с Москвой – уже соизмеримо. Москва, это я со школы твердо помнил, занимает площадь в тысячу квадратных километров.

Ладно, по крайней мере надо до конца исследовать это яблочное царство…

Минут двадцать я бодрым шагом удалялся от башни – временами оглядываясь назад. Впрочем, потеряться мне вряд ли грозило. Я понял, что башню ощущаю очень четко – как часть собственного тела.

Сад вокруг оставался все таким же запущенным и неухоженным. Но все-таки это походило на сад. Расстояние между деревьями было примерно одинаковое. Четко выделялись яблони разных сортов, у них даже цветы были разные, причем деревья росли не группами, что еще можно объяснить старой формулой «яблочко от яблони недалеко катится». Нет, разные сорта были посажены линиями – очень небрежно, но все-таки… У меня появилась слабая надежда, что в этом мире все-таки живут люди.

И буквально через пару минут я в этом убедился. В воздухе запахло дымком. Я побежал – не тем веселым, беспечным бегом, которым ворвался в этот мир, а чем-то вроде целеустремленного движения Цая. За яблонями мелькнула гладь воды – неширокая спокойная речка. Я выбежал на берег и остановился.

За рекой был поселок.

Хоть ножом режьте – это был наш, земной, российский поселок. В худшем своем варианте, том самом, что заставляет патриотов кричать о вражеских происках, а людей более здравомыслящих строить прожекты вроде поиска русской национальной идеи.

Каркасно-щитовые домики, грязноватые стекла в окнах, покосившиеся серые заборчики – все было той унылой серости, что царит в российских селах по весне. Чахлые огородики – казалось, даже морковка в них должна вырастать бурой или белесой, развешенное на веревках белье – той же пыльной окраски. Между домиками бродят, выискивая что-то в пыли, тощие пестрые куры.

Я-то сам городской житель. Я такие поселки обычно вижу из окна поезда, транспортирующего благополучных москвичей куда-нибудь в Питер или Екатеринбург. И всегда утешаю себя тем, что такие села возможны только вдоль железных дорог, вблизи крупных городов, куда вся молодежь из села уезжает, едва получив паспорт. А где-то, конечно же, есть настоящие, как в учебниках «Родной край». С аккуратными домами, кирпичными или бревенчатыми, чистыми палисадниками, резными наличниками на окнах… Где-нибудь есть. На Кубани. Или в Сибири.