Читать книгу "Замуж за "аристократа" - Маша Царева"

– Меня – Катей, – улыбнулась я.

Ира уверенно шла по коридорам «Мосфильма», я едва за ней поспевала.

– Мордашкин о тебе говорил. Ты что, правда физик?

– Учусь только, – смутилась я, – на втором курсе.

«Мордашкин обо мне говорил. Интересно, это хороший знак? Может быть, он просто посмеяться хотел?»

– А я не поступила, – вздохнула Ира. – Хотела на актерский, да разве туда попадешь? Связей у меня нет. Никаких.

– Ты же здесь работаешь, – удивилась я. – Значит, какие-то связи должны все же быть.

– Много ты понимаешь! – фыркнула Ира. – Я здесь недавно. Если расскажу, кто меня сюда устроил, не поверишь.

– Кто?

– Не знаю, стоит ли тебе и говорить, – она с сомнением на меня посмотрела, – начнешь еще болтать. Здесь знаешь как сплетничают? Мало не покажется. – Ира кокетливо замялась, но я видела, что ей и самой не терпится рассказать.

– Да никому я не скажу, – подбодрила я ее.

– Ну ладно. – Она остановилась и, понизив голос, сказала: – Александр Дашкевич.

Я замерла. Наверное, в тот момент у меня был такой глупый и растерянный вид! Но Ира ничуть не удивилась, наоборот, она, кажется, была довольна произведенным эффектом. Она же не знала, что я тоже знакома с Сашей.

– Да ну? – Я наконец нашла в себе силы раскрыть рот.

– Вот тебе и ну. – Администраторша даже разрумянилась от удовольствия. – У меня роман с ним был, понятно?

– Что?!

Я уставилась на нее во все глаза. У нее?! Роман?! С Сашей?! У нее, у такой обычной, если не сказать невзрачной?

– Что слышала, – довольно ухмыльнулась Ира. – Да я и сама долго поверить не могла, когда он начал за мною ухаживать.

– Он за тобой ухаживал?

– Еще бы! – Она мечтательно вздохнула и сняла очки. Без очков ее лицо смотрелось куда милее. – Я с его киногруппой в Ялту ездила на неделю.

– На целую неделю? – ревниво выдохнула я.

– Ну да. Знаешь, какие букеты он мне дарил? Я еще все спектакли его пересмотрела. В самом первом ряду.

Мне стало душно, а на спине под платьем выступила испарина. «Если испачкаю потом платье, Людка меня убьет», – безразлично подумала я. Вот как. Значит, ее, невзрачную эту Иру, он водил в театр и дарил ей цветы. Даже к морю свозил, как в романтическом фильме. А для меня пожалел одного-единственного телефонного звонка. Что же в ней такое особенное? Что?

– А потом? – почти шепотом спросила я.

– Что потом?

– Ну вы с ним… с Александром… И сейчас встречаетесь, да?

– Если бы, – хохотнула она, – потом он исчез.

– Куда?

– А куда исчезают мужики? – Ира вздохнула. – Бабу другую нашел, куда же еще. Да я с самого начала знала, что он бабник. С ним пол-«Мосфильма»… сама понимаешь. Говорят, ему это нужно как воздух. Ни к одной бабе дважды не возвращается.

«А вот это ерунда, – подумала я. – Для меня ему придется сделать исключение. Будут у меня и цветы, и театры, и моря. Надо только набраться терпения». Это было странным, но рассказ невзрачной Иры меня только приободрил.

Более того – в ту самую минуту, молча шагая вслед за нею по мосфильмовским коридорам, я приняла твердое решение – во что бы то ни стало заполучить Дашкевича обратно. Где бы он ни был, я его найду. Из-под земли достану. Что бы мне ни пришлось ради этого сделать.

…Кинорежиссер Федор Мордашкин смотрел на меня с насмешливым любопытством. В тот день на нем были умопомрачительные штаны – красные бархатные; со спины он сильно смахивал на мультипликационного поросенка.

– Значит, это вы… Любительница физики, Самойлова и Александра Дашкевича. Неплохо, неплохо…

Я стояла в середине комнаты, а он ходил вокруг меня, словно я была произведением искусства, а он – строгим экспертом, пытающимся определить мою подлинность.

Наконец он вынес вердикт:

– Что ж, вполне, вполне… Странно только, что я не заметил вас на том приеме в Доме кино. – Он подумал, а затем добавил: – С другой стороны, не так уж это и странно. Я выпил полтора литра водки. Знаешь ли ты, что такое полтора литра водки, дитя мое?

– Догадываюсь, – промямлила я.

– Дай бог, чтобы ты не узнала наверняка, – он усмехнулся и потрепал меня по щеке. Я инстинктивно отпрянула, почему-то это его развеселило. – Не волнуйся, я не собираюсь насиловать тебя на полу своего кабинета. Сама понимаешь, я был бы не прочь. Но боюсь, это нанесет тебе неизлечимую душевную травму.

Честно говоря, я уже успела пожалеть о том, что пришла к нему. Тогда я еще не знала, что Федор Мордашкин постоянно ставит окружающих в неловкое положение – это для него что-то вроде хобби. Вообще его поведение и манеры резко контрастировали с его внешним обликом. Выглядел он этаким толстячком-добрячком. Немного нелепый, с высоким голосом и растерянными голубыми глазами за стеклами очков. Да и фамилия его какая-то несерьезная, словно плюшевая… Однако кинорежиссер Федор Иванович Мордашкин был тот еще стервец.

– А насчет алкоголя я заметил не зря.

Он подошел ко мне так близко, что я почувствовала запах его дыхания, запах кофе и дешевых сигарет. Я испуганно смотрела на него сверху вниз, поскольку была выше его чуть ли не на целую голову.

– Не зря, не зря, – покачал головой Федор. – Знаешь ли ты, что многие актрисульки к старости спиваются?

– Только не я.

– Почему ты так решила? – прищурился он. – Постой, не отвечай, я угадаю. Ты, как и любое небесное создание, считаешь себя намного лучше других. Красивее и одареннее. Я прав?

– Вовсе нет. Они спиваются, если у них нет ролей. Они чувствуют собственную невостребованность. А у меня есть профессия. Если что, я могу работать по специальности. Физикой заниматься.

– Ну да, ну да…

Его глазки смеялись. А вот мне было не до смеха. Я все оглядывалась на дверь. И придумывала предлог, чтобы уйти: все равно мне уже стало ясно, что ничего из этой затеи не получится. В лучшем случае он предложит мне стать украшением его постели.

– Знаешь, мой дорогой физик, а ты хороша собой…

«Ну вот, начинается!» – обреченно подумала я.

– Спа…

– Но накрашена, как цирковая лошадь, – хохотнул он, – ни таланта, ни вкуса. И косметика дрянная.

Я почувствовала, как кровь хлынула к щекам. Я вообще быстро краснею. А здесь… Что он себе позволяет?! Да я полтора часа провела перед зеркалом, да я четыре раза перекрашивала глаза! И опять взяла у сестры итальянскую помаду – фиолетовую, с золотистым блеском.

– Ты что, так и будешь передо мной стоять как телеграфный столб? – дружелюбно спросил он. – А ну марш умываться!

– Что?