Читать книгу "Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский"

…Клим вернулся через полтора часа. Князь Холмский подтвердил, что и печать, и почерк Образца подлинные. Более того, он знал, что воевода очень часто дает такие грамоты людям, которых ждет быстро с какими-либо срочными донесениями, чтобы сократить время на всякие проверки. Наконец, он добавил, что Образец недавно вернулся из ставки великого князя в Кременце, так что вполне вероятно, что он хочет обсудить какие-нибудь планы.

Однако ни великий князь Иван Иванович, ни сам князь Холмский пока никаких сообщений от него не получали, да и получать не могли, потому что ему не подчиняются, а подчиняются непосредственно великому князю Ивану Васильевичу. А Иван Васильевич как раз сегодня выехал на день в Москву, чтобы подписать мирное соглашение со своими братьями, Андреем Большим и Борисом Углицким, чьи войска уже на подходе к Угре.

Анница окончательно успокоилась и принялась готовиться в дорогу.

И тут случилась беда.

Пришла взволнованная Надежда и попросила Анницу поговорить с ней наедине.

— Очень боюсь за Настасью Федоровну, — озабоченно сказала она. — Я просидела с ней всю ночь, давала разные зелья, но ей становится все хуже и хуже.

Сначала я думала, она простыла. Но потом поняла, что это другое… — Надежда умолкла.

— Что… "другое"? — спросила Анница. — Говори прямо, Надежда, что с ней?

— Я боюсь, что нам самим не сладить, — шепотом сказала Надежда, — а если она здесь останется — у нее навсегда может помутиться рассудок…

— Господи, да что ты такое говоришь? — поразилась Анница. — С чего вдруг?

— Не вдруг… Ой не вдруг… Она же так много пережила, бедняжка, ты сама знаешь, — и в позапрошлом году, и в прошлом… Сегодня ночью в ней как будто что-то сломалось. Иногда она даже не узнавала меня. Ее бросает то в жар, то в холод, но это не простуда. Это у нее от головы. Ей все время кажется, что она в плену — то у Кожуха, то у татар.

— Что же делать?

— Настеньку надо как можно скорее отсюда увезти. Если она тут останется, бесы страха полностью овладеют ею, и она не выживет. Я знаю человека, который может ей помочь. В Боровском Пафнутьевском монастыре старец Игнатий лечит такие болезни. Он и нечистую силу и бесов изгоняет, спокойствие духи возвращает. Надо везти ее туда.

— А дети?

— Дети с кормилицей пусть у нас останутся — а как иначе?..

Анница подумала.

— Я хочу ее видеть.

Они поднялись наверх, в спальню.

— Не подходите! — закричала Настенька, увидев их. — Не подходите ко мне! Отец, отец, где ты? Ты же обещал, что убьешь меня? Ты ведь не отдашь меня Степану… Сафат, где отец?

— Она не узнает нас, — сказала Надежда.

Анница подошла к Настеньке и обняла ее.

— Не-е-ет, — страшным голосом закричала Настенька. — Пусти меня! Ты хочешь меня задушить? Кто ты? Уйди прочь, я тебя не знаю!

— Пойдем, — отирая с глаз слезы, позвала Анница Надежду.

Они спустились в горницу.

— Собирайся, Надежда, поедешь вместе с ней. Клим, — позвала она Неверова, ожидающего в прихожей, — поедешь с ними тоже. Ивашко, Гаврилко, Кузьма и Юрий — в охране. Здесь старшим останется Гридя.

— А на чем повезем-то, Анна Алексеевна? — виновато спросил Клим. — Ваш возок-то свадебный, подарочный, с той зимы на санях стоит — летом-то все верхом ездили…

— Ах, леший меня раздери… — ударила по столу кулаком Анница. — Ладно! Знаю, что делать! Наталья, быстро одевай Настеньку в дорогу, Клим, вели седлать и готовить коней для нас всех!

Через полчаса Анница уже стояла в своем черном литовском костюме у дверей спальни и смотрела, как Надежда выводит, поддерживая под руки, совсем ослабевшую Настеньку.

— Слава Богу — пришла в себя, — прошептала она Аннице.

— Что это? Куда мы едем? — растерянно спрашивала Настенька.

— Дорогая, ты поедешь сейчас в Боровск в монастырь… Там ты переждешь, пока все это не пройдет, и я за тобой приеду, — зашептала ей на ухо Анница.

— А мои детки… Где мои детки? — беспомощно оглядывалась Настенька.

— Я привезу их тебе позже, ни о чем не тревожься, — шептала ей на ухо Анница, выводя золовку во двор.

— Знаешь, я даже рада, что уеду отсюда, — мне здесь так страшно… Я там поправлюсь… Я скоро поправлюсь и вернусь…

Они обнялись и расцеловались. Во двор вбежал Генрих.

— Анна Алексеевна, повозка воеводы за вами прибыла — стоит у ворот и с ней охрана человек десять…

— Сажай туда Настеньку, — распорядилась Анница и набросила на золовку свою черную шубу с капюшоном. — Сегодня холодно — не замерзни! Генрих, скажи, пусть сразу едут, и сам поезжай с ней — мы нагоним вас верхом!

Генрих вышел из ворот с Настенькой, посадил ее в повозку и хотел сесть сам, но там оказалось так тесно, что одна Настенька едва поместилась.

Генрих заботливо укутал ее шубой и дал сигнал трогать, хотя и без него стоило только Настеньке сесть, повозка рванулась вперед и помчалась в плотном окружении всадников охраны.

— Коня мне дайте, коня, — закричал, вбегая во двор, Генрих, — я должен быть рядом с ней!

— На, возьми, — отдал ему своего Гаврилко. — Мы вас сейчас догоним!

— Ну скоро там лошади будут готовы? — раздраженно спросила Анница у Клима.

— Все, все хозяйка… Еще пару минут…

…Генрих быстро догнал повозку и поехал рядом, изредка заглядывая в окошко, чтобы проверить, как себя чувствует Настенька. Окошко было маленькое и забрано решеткой, так что увидеть ему ничего не удалось, но, прокричав вопрос о том, как она себя чувствует, он услышал в ответ, что хорошо и что чем дальше они отъезжают, все лучше…

Они уже миновали Преображенский монастырь и свернули на дорогу, ведущую на Медынь — Боровск — Москву.

Здесь дорога была пустынной, большинство московских войск сгруппировалось на берегу, а в тылу можно было увидеть лишь раненых или связных.

Впереди показался пустынный перекресток лесных дорог, и Генрих оглянулся, надеясь, что Анница и ее люди уже где-то недалеко, но их еще не было.

Оглянувшись, Генрих не мог видеть, как один из всадников охраны по сигналу командира отстал, поравнялся с Генрихом, неторопливо вынул из ножен саблю и, когда Генрих снова повернулся, со всего размаху нанес удар.

Он наверняка снес бы Генриху голову, но его конь споткнулся, и удар получился скользящий.

Так или иначе, Генрих с окровавленной головой и разрубленным плечом свалился с коня замертво, а всадники с повозкой резко свернули на лесную боковую дорогу, углубились в лес и остановились.

Здесь они, как бы повторяя не раз хорошо отлаженные действия, молча спрыгнули с лошадей, быстро сняли повозку с колес, приделали к ней длинные рукоятки и, перерезав своим лошадям вены, чтобы кони быстро истекли кровью и не достались противнику, подхватили носилки с повозкой и бесшумно понесли их по узкой лесной тропинке, с трудом разворачиваясь на крутых поворотах. В определенном месте в густом кустарнике они остановились, и один подал негромкий знак криком птицы. Через несколько минут из кустов вынырнул десяток пеших, легко одетых татар. Они молча перехватили тяжелую ношу и бесшумно понесли ее дальше. Люди, одетые как московские воины, теперь превратились в арьергард охраны.