Читать книгу "Шкуро. Под знаком волка - Владимир Рынкевич"

Темнеет дорога приморского сада

Еще далеко до зари-и

Я очень спокоен, но только не на-адо

При мне о любви-и говорить…

— Под такую песню хоронить, — сказал Шкуро. — Не то что у нас. Верно говорю, Коля?

— Конечно, Андрей Григорьич. Лучше кубанских нет.

— Есть и грустные, но то ж песни. А это разве споешь с казаками? Исполнение имело успех, и капитан запел следующий романс, однако из главного вагона вошел офицер, что-то шепнул капитану, и пение прекратилось. Капитан шепотом передал новость другим соседям. выглянул из соседнего отсека незнакомый подполковник, сказал вполголоса:

— Господин полковник, секретное сообщение. Приказано его довести до офицеров, но официально не объявлять до торжеств по поводу взятия Екатеринодара. Государь император и его семья расстреляны большевиками в Екатеринбурге.

Слева впереди по ходу поезда послышались отдаленные артиллерийские выстрелы — на левом берегу Кубани шел бой. Следом вновь зазвучала гитара, и капитан Чухлов запел, уже не подражая кому-то, а выражая то, что чувствовал сам и его спутники:

Я не знаю, кому и зачем это нужно,

Кто отдал тот приказ недрожавшей рукой,

Чтобы так беспощадно, так зло и не нужно

Их отправили в вечный покой…

III

После праздничных торжеств с речами о заслугах Добрармии и с молебном на соборной площади, после панихиды по убиенному императору Деникин назначил совещание высших чинов и членов Кубанской Рады. Шкуро был приглашен. До назначенного времени оставалось еще часа полтора, и он решил навестить старую знакомую. Сказал адъютанту Кузьменко:

— Пойдем, Коля, до Кати. Небось ждет, если не бежала. Там и твоя рядом.

— Уехала моя в Новороссийск. Я узнавал.

— Так меня проводишь.

В городе на улицах почти одни офицеры. Если встречаются женщины, то с офицерами. Под командой унтеров какие-то оборванные мужики, наверное, пленные, убирают улицы заваленные ящиками, мешками, поломанной мебелью, брошенными повозками. Катя Буракова жила в переулке возле набережной. Ее квартира на первом этаже встретила разбитым вдребезги окном. Дверь была открыта, в комнатах — развал и следы грабежа: открыты шкафы, комод, сундуки, по полу разбросаны тряпки и всякая мелочь. Постучали к соседу. Открыл небритый, испуганный, в седых лохмах.

— Господа офицеры, я ничего не знаю. Болеем со старухой. И на улицу не выходим.

— Ты скажи, где соседка? Кто погром здесь учинил?

— Ничего не слышал, ничего не видел. Господом Богом клянусь…

— Погоди клясться? Скажи, где Катя Буракова? Катерина Егоровна.

— Не знаю, господа офицеры. Видать, бежала. А може убили ее… По лестнице спускался хорошо одетый старик в очках.

— Не убили, а жаль, — сказал он, и его злое лицо исказило брезгливое выражение. Продалась комиссарам. В Чека служила. Сама арестовывала. Меня грозилась расстрелять. Еле ноги унесла со своими большевичками. Над телом нашего героя-мученика генерала Корнилова, царство ему небесное, измывалась вместе с городской чернью. Таких, как эта Катька, завтра на площади вешать будут. Желаю вам полной и окончательной победы, господа офицеры.

Поблагодарив верного истинной России старика, Шкуро со спутником пошли к себе.

— А домой в Пашковскую когда поедете? — спросил Кузьменко. — Рядом же.

— Моих там еще нет. И не время мне туда ехать. Генералом приеду.

Посмотрел на часы, заторопился на совещание.

Собирались во дворце. В ожидании прохаживались по залу, обсуждали успехи союзников во Франции: 8 августа — черный день германской армии, Шкуро с многими уже был знаком. Самоуверенный Дроздовский[36]вышагивал от стены до стены и обратно» ни с кем не общаясь, — считал себя единственным настоящим русским патриотом, вождем и героем невиданного похода боевиков офицеров с Румынского фронта на Дон. В пенсне c крупными стеклами он был похож на злобного экзаменатора, Иван Павлович Романовский каждому улыбался, говоря что-нибудь приятное, но его артистические приемы в деникинском штабе всем уже хорошо были известны. К Шкуро подошел генерал Покровский — тоже командир кубанцев — вел с полковником сложную игру в дружбу между своими, посмеивался над самостийниками и намекал, что Кубанью должны править такие, как он и Шкуро. Себя, конечно, видел главным. Покровительственно сочувствовал:

— Я был искренне рад служить вместе с вами. Меня удивляет, что вас сняли с дивизии. Это ошибка Антона Ивановича. Я ему так и сказал. Убедил его, что вам необходимо дать возможность продолжать борьбу против большевиков в составе нашей армии. Только мы с вами пользуемся авторитетом среди кубанского казачества. А операцию по взятию Ставрополя вы провели блестяще.

Сказал и хитро подмигнул.

Почему-то близко сошлись с Кутеповым. Может быть, потому что оба маленького роста. Или почувствовали друг в друге нечто простое, солдатское, служивое, отличающее их от этих напыщенных генералов-дворян с родовыми имениями, историческими фамилиями, связями с высшими лицами империи. А их роднило и то, что оба оказались в опале: после взятия Екатеринодара Кутепова отстранили от командования бригадой — слишком был предан покойному государю императору.

— Какую должность вам предлагают, Александр Павлович? — спросил Шкуро.

— К сожалению, не боевую. Губернатором в Новороссийске.

— Вас вне армии? Лучшего командира? — искренне удивился полковник. — Я не знаю ни одного офицера-добровольца, который не говорил бы о вас с восхищением. Ожидали, что вы будете командовать армией, когда Антон Иванович займет высший политический пост.

— Антон Иванович думает иначе. А вот и еще один высокий начальник.

Вошел и, в самом деле, человек высокий, генерал, доселе в Добровольческой армии не находившийся, и среди собравшихся на совещание барон Врангель оказался самым заметным — он был на голову выше всех. С бароном Шкуро встречался на фронте: Врангель был командиром Уссурийской дивизии в 17-м корпусе генерала Крымова и мешал есаулу Шкуро развернуть партизанские дела. Тем не менее поздоровались дружески. Высказали казенную радость по поводу встречи и того, что теперь вместе будут сражаться за единую Россию.

— Какую должность занимаете, полковник? — спросил Врангель.

— Был командующим дивизии — сейчас жду нового назначения.

— Командиром дивизии? — высокомерно удивился генерал. — Высокая должность. Поздравляю. А я тоже жду назначения. Антон Иванович обещал решить после совещания.