Читать книгу "Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг - Алексей Исаев"

Тем временем к погружавшемуся в хаос Минску с северо-запада подходила 3-я танковая группа. К городу плечом к плечу шли сразу три подвижных соединения: 12, 20 и 7-я танковые дивизии. Согласно записям в журнале боевых действий группы Гота, за 25 июня перед ее войсками были поставлены следующие цели:

«Прорыв 3-й ТГр к Минску является важнейшей задачей и имеет решающее значение для операций группы армий «Центр».

LVII АК должен оборонять район высот Раков — Минск, XXXIX АК — высоты между Минском (искл.) и Смолевичи.

Взятие города Минска не является первоочередной задачей, важнее захват местности по обе стороны от города, особенно шоссе и железной дороги на восток.

XXXIX АК должен так распределить свои силы, чтобы позднее иметь возможности выделить передовые соединения для захвата переправ через Двину в Витебске и Полоцке»[160].

Нельзя не отметить фразу: «Взятие Минска не является первоочередной задачей». Немецкое командование явно не горело желанием ввязываться в уличные бои за крупный город силами танковых войск. Печальный опыт Варшавы сентября 1939 г. был в какой-то мере учтен. Один корпус должен был занять оборону фронтом на юг, второй — на юг и юго-запад, охватывая Минск по дуге.

На дальних подступах к столице Белоруссии группу Гота встретила советская авиация. Н.С. Скрипко вспоминал: «Серьезная угроза нависла над Минском. 39-й немецкий моторизованный корпус из Вильно повернул на Минск через Ошмяны, Воложин, Раков. Одновременно моторизованные части противника, двигавшиеся по дороге Ораны — Вильно, повернули строго на восток. С рассвета 25 июня 1941 года наша авиация действовала двумя волнами: первая волна — фронтовые бомбардировщики, вторая — дальние. Наш авиакорпус наносил удары по колоннам фашистских танков, двигавшихся на Ошмяны»[161].

Такие атаки, однако, оборачивались тяжелыми потерями, т. к. немецкий танковый таран плотно прикрывался с воздуха. II группа 27-й истребительной эскадры (II/JG27), обеспечивавшая «зонтик» над группой Гота, отчиталась за 25 июня сразу о 20 сбитых ДБ-3 и 4 СБ-2, III группа 53-й истребительной эскадры(III/JG53) — о 22 ДБ-3 и 1 СБ-2. Также приходится отметить, что в журнале боевых действий 3-й танковой группы об этих самоубийственных атаках написано почти пренебрежительно: «Возобновились слабые бомбовые удары вражеской авиации». Возможно, сказалось плотное и эффективное прикрытие наступающих частей Гота истребителями сразу нескольких групп.

Удары бомбардировщиков, очевидно, не могли остановить колонны немецких танковых дивизий. Угроза прорыва противника к Минску заставила принять срочные меры. Пришел час управления 2-го стрелкового корпуса. В 20.00 25 июня корпусу была подчинена 100-я стрелковая дивизия, в 5.00 26 июня — 161-я стрелковая дивизия. Обе дивизии совершенно не имели артиллерии — она находилась на фронте обороны 41-го стрелкового корпуса. В 23.00 25 июня командир Ермаков устно приказал командиру 100-й дивизии занять оборону к северу от шоссе Минск — Борисов фронтом на север. Поскольку было понятно, что 26 июня вернуть артиллерию не удастся, частям дивизии Руссиянова было приказано заготовить бутылки с бензином для борьбы с танками. Однако в какой-то мере нехватка дивизионной артиллерии была компенсирована усилением соединения 151-м корпусным артполком. Вместе с тем у этого заслона был тот же самый недостаток, что и у обороны 44-го корпуса, — открытый правый фланг. 100-й даже не удалось выйти точно на назначенный рубеж — утром 22 июня маршевые колонны дивизии подверглись ударам с воздуха и заняли оборону, не дойдя 2–3 км до назначенных позиций.

Открытый северный фланг 44-го корпуса был, конечно же, обойден наступающими немецкими частями. Более того, оказался обойден фланг 100-й стрелковой дивизии. Уже 26 июня одна из боевых групп 7-й танковой дивизии смогла прорваться к шоссе и железной дороге, идущей от Минска на восток. Генерал-майор в отставке Хорст Орлоф, служивший в июне 1941 г. в 7-й танковой дивизии, вспоминал: «III батальон 25-го танкового полка получил приказ возглавить продвижение полка в попытке достичь лесов к востоку от Смолевичей и организовать здесь прикрытие с севера и юга. Батальон достиг шоссе к северу от Слободы около 17.00. Соприкосновения с противником не было, однако последовало несколько атак с воздуха. Следующим шагом батальона стал захват Смолевичей, в 20 км к северо-востоку от Минска, уже в сумерках. Здесь мы тоже встретили слабое сопротивление снайперов. Непосредственно к югу от шоссе я лично остановил стрельбой из пушки товарный поезд из Минска. Четыре танка другой роты батальона вступили в бой с эшелоном с танками, прибывшим с востока и остановившимся в одном километре от маленькой станции Плисса»[162]. Орлоф пишет «соприкосновения с противником не было», т. к. ему повезло прорваться к шоссе восточнее занимаемой дивизией Руссиянова полосы.

Интересно отметить, что командование 3-й танковой группы узнало о прорыве к шоссе не из донесений частей, а от воздушной разведки. В журнале боевых действий 3-й танковой группы имеется следующая запись: «В соответствии с донесением воздушной разведки, XXXIX АК в 18.45 вышел на шоссе Минск — Борисов. Летчики предполагают, что речь идет о частях 20-й тд. Получить подтверждение в этот день уже невозможно»[163]. Несмотря на хваленую радиосвязь и вообще «идеальный порядок» со связью в вермахте (в противовес PKKA 41-го), штаб Гота получает данные о своих частях от воздушной разведки. Ситуация, кстати говоря, достаточно распространенная. Такие же примеры получения информации о действиях передовых частей от летчиков мы находим в истории Дубненских боев, например. Отметим, что в итоге была допущена ошибка — к шоссе прорвалась не 20-я, а 7-я танковая дивизия.

20-й дивизии группы Гота как раз не повезло. Ее передовой отряд на бронетранспортерах и с броневиками, подошедший к линии обороны 64-й стрелковой дивизии, был разгромлен. Как указывалось в журнале боевых действий 44-го корпуса:

«Захвачены документы крупного штаба:

а) приказ о наступлении на СССР 39 мотомех. корпуса;

б) карты;

в) фотографии»[164].

Судя по набору документов и району, где произошел бой (Радашковичи), отряд был из 20-й танковой дивизии XXXIX корпуса. В течение дня на позициях 64-й стрелковой дивизии в УРе гремели бои. На одном из участков к вечеру 26 июня немцами было блокировано 6–8 ДОТов. К исходу дня вся артиллерия 44-го корпуса, за исключением 45-мм противотанковых пушек, стала испытывать недостаток в боеприпасах.

На долю 100-й стрелковой дивизии тоже осталась боевая группа 7-й танковой дивизии. Немецкие танки были пропущены в глубину и остановлены на второй линии обороны бутылками с бензином. Командир дивизии Руссиянов вспоминал: «Артиллерия, артиллерия — вот что сможет нам помочь! И вот, наконец, командование прислало 151-й корпусной артиллерийский полк в составе 20 орудий 152-мм калибра. Я немедленно направил его в расположение 355-го стрелкового полка, где бой был в самом разгаре. Оборудовать огневые позиции не было времени. 151-й артиллерийский полк с ходу вступил в бой. Большинство орудий, развернувшись на позициях полка Шварева, ударили прямой наводкой по танкам и пехоте противника. Отважные артиллеристы сожгли восемь фашистских танков и бронетранспортеров, уничтожили большое количество пехоты»[165]. О результативности боев дивизии Руссиянова говорит тот факт, что по захваченным за день документам были определены противостоящие немецкие части: 25-й танковый полк, 11-й и 82-й пехотные полки. Последние были ошибкой, а 25-й танковый полк действительно входил в состав 7-й танковой дивизии.