Читать книгу "Десятый праведник - Любомир Николов"

Бержерон яростно сунул пальцы в свои длинные волосы.

— Это не более чем безумная гипотеза, отче, я уже говорил. Я не могу ее опровергнуть, а ты не можешь защитить. Давай доказательства, все остальное — пустой звук!

— Не дам! — отрезал Донован неожиданно гневно. — Далее будь они у меня, все равно бы не дал, потому что ты все равно не поверишь или назовешь их непонятными физическими явлениями, как парадокс симультанности. Для меня это чудо. Для тебя — загадочный процесс. Только вера может спасти нас, а с доказательствами это уже не вера.

— Попросту говоря, ты не можешь предложить ничего в поддержку твоих утверждений.

Священник прикрыл глаза. Его голос зазвучал глухо и задумчиво:

— Хорошо… Попробую рассказать тебе одну историю, хотя знаю, что и это тебя не убедит. Слушай, Жак. Я уже говорил, что в прошлом служил в секретной военной части, называемой ЭКЮ. Я был там не единственным священником, кроме меня было еще несколько, каждого, прежде чем принять, как говорится, под микроскопом рассматривали. Но был среди нас один… совершенный, трудно найти подходящее слово. Его звали Майкл, и вырос он в бедных кварталах Детройта. Не стану его описывать, да и трудно было бы это сделать. Повторяю, мы все были как на подбор, но он выделялся какой-то потрясающей душевной силой. В нем более ярко горела божья искра, или добро, или как угодно это назови. Говорят, что добро недостаточно сильно. Ложь! Майкл был необычайно сильный — и физически, и духовно. И именно я оказался рядом с этим человеком, когда нас подняли по тревоге в день Коллапса. В сущности, вначале нас отправилась целая группа в защитных костюмах и прочее. Но когда до критического срока оставалось всего четыре часа, начали поступать сведения о сверхсекретных военных базах, где еще ничего не было сделано. Мы были в числе добровольцев, которые вызвались отправиться туда.

— С голыми руками, — уточнил Николай.

Отец Донован кивнул.

— Да, с голыми руками. Но это нас не пугало, ведь нас для таких случаев и готовили. Нам с Майклом достался совсем маленький секретный склад, где было всего четыре бомбы. Персонала там не было — полная автоматика. Это было в каком-то захолустном уголке штата Невада. Нас доставили туда самолетом, мы прыгнули с парашютами, а самолет полетел дальше с другими добровольцами. Но мне не повезло… а может, наоборот, не знаю. Нам забыли сказать, что база охраняется стрелковым роботом — кровожадной такой машинкой на колесиках, единственной задачей которой было уничтожать все живое в радиусе мили. Первой же автоматной очередью он ранил меня в ноги. Мы залегли, Майкл меня перевязал, но дальше оставаться со мной не мог. В конце концов, мы оба шли на верную смерть.

Священник вздохнул и покачал головой. Его невидящий взгляд блуждал где-то далеко за пределами комнаты.

— Майкл справился с роботом. Потом вошел на территорию базы — хорошо еще, что коды входа нам сообщили. А я остался лежать среди камней и сухих кустов. До конца оставалось три часа. Нас снабдили маленькими сверхмощными радиостанциями, и даже из-под земли Майкл периодически выходил со мной на связь. Он обнаружил склад инструментов и начал разбирать бомбы.

Николай невольно вздрогнул, представляя себе, как молодой священник лежит в пустыне с окровавленной ногой и потрескавшимися губами, а часы в это время отсчитывают минуты до конца света.

— Из штаба обещали, что меня подберет вертолет, — продолжал отец Донован. — Я не особенно им поверил, слишком далеко мы были от штаба, да и неразбериха в этот день была невероятная. Я лежал и слушал, как Майкл разговаривает с бомбами. Связь была не слишком качественной, особенно после того, как он управился с первой бомбой. Да и я время от времени терял сознание. Но все же слышал его. Радиостанция трещала ужасно — ионизация, ты ж понимаешь. Иногда я слышал лишь отдельные слова, иногда помехи заглушали все, но общий смысл был мне ясен. Он не просто боролся с бомбами, он пытался победить их, включая свою волю, приказывая им не взрываться, пока он не вынет запал. Приказывал и самому себе — выстоять до конца…

Отец Донован замолчал. В тишину ворвалась растущая тревога тех последних минут перед страшной неизвестностью. Николай вытер мокрые ладони о брюки.

— А дальше? — поторопил священника Бержерон.

— Дальше… Вертолет все-таки прилетел. В последние минуты и с одним пилотом. Пилот был техасцем и страшно ругал «этих трусливых сукиных сынов, которые бросают человека умирать в пустыне». Майкл управился с тремя бомбами, оставалась четвертая. Я попытался уговорить его уйти оттуда. Он долго не понимал, что я от него хочу, но наконец понял и отказался. Так или иначе, через несколько часов ему все равно умирать. Сказал, что ему осталось еще немножко, а нам лучше улететь. Что я делал в эти минуты, вспомнить не могу, буянил, наверное. Так или иначе, очнулся я в вертолете. Радиостанция была со мной, и я слышал, как Майкл продолжает отдавать приказания бомбам, хотя язык его уже почти не слушался. А время вышло. Понимаешь, Жак, предсказанное тобой время вышло, а Майкл продолжал бороться с Коллапсом. Сначала я просто не поверил часам. Но пилот поддерживал связь со штабом и подтвердил, что час Ч прошел. Начали поступать сообщения об отдельных взрывах в России, в Бразилии, у нас в Штатах. Все неуничтоженные заряды взорвались, как по команде, в точно указанное время. Лишь там, в пустыне Невада, человек добился невозможного. С помощью воли и упования на бога — ибо он был истинно верующим христианином из тех, кого я когда-либо встречал. Или назовем это просто верой в добро… — Из груди священника донесся тяжелый вздох, и он оглядел комнату таким взглядом, словно не понимал, как он сюда попал. — Я был тогда похож на сумасшедшего. Смеялся и плакал, ругался, кричал в радиоаппарат, а Майкл меня не слышал и сквозь треск и помехи продолжал бормотать что-то несвязное. Так продолжалось еще минуту или две, потом вдруг странно спокойным голосом он произнес: «Бесполезно… Руки не слушаются… Прости меня, Господи, и прими…» В эфире раздался оглушительный треск, и за горизонтом полыхнула белая, режущая глаза вспышка. Пилот понял, что произошло, и резко пошел на снижение, чтоб нас не накрыло ударной волной…

Отец Донован снова притих. Это молчание было исполнено какого-то особого, торжественно глубокого смысла, и Николаю едва хватило смелости, чтобы его нарушить:

— Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

Священник покачал головой и печально улыбнулся.

— Нет… Все же в ЭКЮ нас подбирали и по уму. Какой смысл было рассказывать? Посчитали бы бредом тяжело раненного человека. Позже, когда я ушел из армии, решил добраться до папы и все ему рассказать. Только мне не повезло… С большим трудом моим хорошим знакомым удалось пробить у него аудиенцию, и я уже был на пути в Европу, когда в Риме произошло покушение с применением ядерного оружия. Потом последовали катастрофа за катастрофой… и я остался здесь…

Тишина. Долгая и полная раздумий. Бержерон закашлялся, пытаясь подобрать слова.

— Отче… мне бы не хотелось тебя обидеть, но… это не может служить доказательством. Еще древние римляне говорили: один свидетель — еще не свидетель. Пойми меня правильно, я не сомневаюсь в твоей искренности, но тогда ты был ранен, наверняка у тебя была высокая температура. Вполне мог ошибиться в минутах, перепутать что-то. Да даже если и не ошибся… А ты знаешь, что еще в конце прошлого века ставились эксперименты по воздействию пси-энергии на ядерные процессы?