Читать книгу "Маленькая Леди в большом городе - Эстер Браун"

Хорошо бы, если бы она оказалась тут, подумала я. Уж Габи-то умеет улаживать публичные скандалы.

– Из-за таких, как вы, истинным любителям собак в парках лучше не показываться! – проорал владелец спаниеля. – Являетесь сюда со своими шавками и этим халатным отношением: «Дрессировка? Какое там! На всякие глупости у меня нет времени!» – Он прекратил трясти руками, изобразил собачницу с Парк-авеню и приблизился еще на шаг. – Может, если б вы поменьше сидели на своей жирной заднице, которая, позвольте заметить, едва вмещается в это платье, – в Британии что, нет тренажерных залов? – может, если бы побольше бегали по парку со своей собакой, а не объедались мороженым…

Меня передернуло. Собаку, конечно, поругать было можно, но…

– Что ты сказал?

Перед моим обидчиком, будто из-под земли, вдруг возник Годрик. Я только теперь заметила, какой он высокий: владелец спаниеля был на голову ниже. Дабы показать, сколь сильно он возмущен, Годрик даже снял очки.

Взбешенный собачник и бровью не повел.

– А ты кто такой?

– Что ты ей сказал? – потребовал Годрик.

– Так это и твой бобик? Ну, тогда все понятно!

Владелец спаниеля усмехнулся.

– Годрик, не надо, – взмолилась я, заметив, что вокруг уже собирается народ. – Давайте все успокоимся и…

– Я спокоен, черт возьми! – провизжал собачник. – А вот у вас явно проблемы!

Тут я, как ни старалась держать себя в руках, не на шутку испугалась. Ненавижу, когда на меня кричат.

– Послушайте… Прошу вас… – заикаясь, проговорила я.

– Не смей разговаривать с ней в таком тоне, – угрожающе произнес Годрик.

– Чего?

– Я сказал: не смей разговаривать с ней в таком тоне. Не понимаешь? Или просто дурно воспитан? И понятия не имеешь, как обращаться с дамой?

– Годрик, пожалуйста, не…

– Ты об этой толстой суке? – выпалил собачник.

Тут Годрик врезал ему кулаком по челюсти, и собачник зашатался.

Толпа ахнула. Услышав щелчки фотокамеры, я рванула к Дуайту сказать, что минута отнюдь не самая подходящая, и увидела, что снимает не только он. Откуда ни возьмись появился второй фотограф. Они с Дуайтом пихали друг друга локтями, борясь за лучшее место, с которого сцепившиеся Годрик и собачник смотрелись особенно эффектно.

О господи! Какой кошмар! У меня в голове промелькнула вереница страшных мыслей: Годри– ку покалечат знаменитое лицо. На Годрика подадут в суд. Пейдж возбудит иск против меня…

Я попыталась вспомнить, как вели себя в подобных случаях знаменитости. На ум пришел лишь скандал Шона Пенна с журналистами – Мадонна надела тогда на голову сумку. Нам этот трюк вряд ли бы помог. Схватив первое, на что упал взгляд, – собачью миску с водой, – я бросила ее в парочку фотографов, чтобы те с испугу прекратили снимать. Потом подскочила к ним, прижала руки к объективам камер и закричала что есть мочи, переключая на себя всеобщее внимание:

– Эй! Смотрите! Собаки сбегают!

Вообще-то так оно и было. Первым метнулся

в сторону спаниель, Храбрец последовал за ним. Собачник не без труда поднялся на ноги и неистово закрутил головой, глядя то на Годрика – хорошо же тот усвоил в школе правила драки, – то на убегающего победителя выставки.

Сжав кулак и ударив им по воздуху, скандалист помчался за собакой.

– Я еще вернусь! – проревел он. – Не надейтесь, что отделались так просто! Знаю я таких! Еще разберемся!

Я помогла Годрику подняться и принялась отряхивать траву с его водолазки. Сердце до сих пор испуганно колотилось, но я радовалась, что в состоянии скрывать страх. Умение владеть собой – корсет для души.

– Ты настоящий рыцарь, Годрик, но в следующий раз, когда надумаешь вступиться за даму, пожалуйста, сначала проверь, не притаились ли где папарацци. Хорошо?

– Мне нет дела, толстая ли у тебя задница, – пробормотал Годрик. – Этот скот не имел права так с тобой разговаривать. Верх нахальства! Терпеть не могу грубиянов! Недоделанный американский придурок!

Я чувствовала, что, несмотря ни на что, Годрик доволен собой. И во мне говорила гордость – особая, с привкусом средневековья. В то же время я негодовала, что он затеял драку.

Впрочем, никто прежде не защищал мою честь. Если, конечно, не считать Нельсона. А уж с помощью кулаков – ровным счетом никто.

– Вот это да! – произнес Дуайт. – Не желаете взглянуть?

Мы повернули головы. Фотограф держал в руке камеру и предлагал нам посмотреть изображения на экранчике. Лицо Годрика крупным планом: удивленное, гневное, искаженное от боли и, наконец, счастливое.

– Блеск! Ведь так? – воскликнул довольный Дуайт. – Нет, конечно, не лучшим образом они нам достались, тем не менее… Все получилось. Пять-шесть снимков будут просто отменные.

Меня же заботили не эти фотографии, а те, что были в другой камере, – ее, я не сомневалась, спешили унести прочь.

Глава 12

Говорят, ничто так не портит аппетит, как осознание своей вины. Согласна. Еще я почти забываю про еду, когда чего-то страстно желаю, хоть при обычном раскладе могла бы потягаться в обжорстве с Августом Глупом. Словом, обещанный Джонатаном романтический ужин, еще не начавшись, не сулил порадовать сполна.

Джонатан, сглаживая впечатление от несостоявшегося совместного ланча, заехал за мной на такси в шесть вечера, по дороге перенес все встречи на другие дни и отказался сообщить, куда мы едем. По-моему, он даже попросил таксиста немного повозить нас по городу, чтобы совсем меня запутать – мог не трудиться, я все равно не имела представления, где мы и в какую направляемся сторону. Наконец машина, повернув на перекрестке, остановилась у шаткой на вид речной пристани.

Местечко было, ей-богу, не во вкусе Джонатана.

– Ужин будет из рыбы? – предположила я, стараясь, чтобы в голосе не звучало разочарования.

– Не совсем так– Джонатан обвел набережную долгим взглядом и, взяв меня за руку, решительно повел к воде. – Пойдем!

Мы остановились у самого края пристани, где на зыбкой поверхности реки, ожидая нас, покачивалось суденышко. То была прогулочная двухпалубная конструкция с перилами на верхней палубе, что отнюдь не внушало доверия. Внизу почти угрожающе плескалась вода.

– Милости прошу!

Джонатан ввел меня по трапу на борт и жестом указал на ступени, приглашая подняться наверх. Мы были единственными пассажирами. Капитан с лихой небрежностью убрал трап и отдал швартовы. Судно, пошатываясь, отчалило от берега.

Взглянув на виды вокруг, я, едва подумав, вмиг забыла о морской болезни. Схватилась за поручень и принялась рассматривать небоскребы и прибрежные административные здания – поблескивавшую мозаику из стекла и стали, кирпича и мрамора. Солнце уже закатилось за крыши, лишь оранжевые пальцы еще пронзали небо, озаряя гладкие поверхности и каменные завитушки, что казались разноцветными драгоценностями и видоизменялись всякий раз, когда нас подбрасывало волной.